Повелитель войны - Иван Петров

Это укрепит в простом народе уверенность, что с ханом ничего не случилось, рассказчики ведь сами болтают всякую чушь, в том числе и о мнимой смерти хана. Мне надо чаще появляться в войсках, в народе, пусть все видят, что хан – вот он, и выглядит именно так. И об этом рассказывают друг другу. Генералу и прочим этот ход преподнесем как введение врагов в заблуждение перед весенней кампанией, на случай, если слухи и лазутчики донесут до врага ненужную информацию обо мне. Самой Бортэ это выгодно, так как даже в не самом удачном для нас варианте – если меня не переизберут, но оставят в живых, большая часть рода останется с нами. Ведь если бывший хан, мужчина в полном расцвете лет и сил, жив-здоров – меньше народа разбежится, крупнее будет род. Вопрос про юрту – даже не рассматриваем. Не со всеми же мой предшественник за руку здоровался, а уж я как раз – постараюсь, по мере освоения языка. Ответственность за создание и несение нового образа в народные массы возлагается на Бортэ. Я на подхвате.

Второе. Кровь из носу, но я должен вместо Генерала возглавить и провести весеннюю операцию. О выгодах моего руководства для меня и Бортэ даже не говорю, возможно, удастся избежать перевыборов. Что получит наше племя и даже, может быть, племя нашего врага? Во-первых, мы, безусловно, победим, если у меня будет время на реализацию задумок и план местности. Мне требуется два месяца.

Постараюсь избежать больших потерь с нашей стороны и максимально снизить потери у побежденных. Попасут немного чужих коз, и все вернется на круги своя. Но лет на пять-десять эту конкретную резню между племенами прекратим. Во-вторых, на базе этой победы попытаюсь провести переговоры с другими врагами племени и как-то снизить накал борьбы. Может, обойдется данью, попробуем их напугать. Без дани наши головорезы все равно попрутся искать приключений на свою задницу. Но об этом подумаем потом. Сейчас – Генерал и остальные.

А Бортэ? Ей я могу пообещать удержать ханство и передать его ее сыну. Мне же не ханство на заштатной планетке нужно, а свобода… Интересно, сколько пастухов хотели бы оказаться на моем месте? Мяса – завались. Юрта – белая, личная охрана. Могу слуг набрать и девок местных. Павлины, говоришь? Хех!

Бортэ поверю на слово. Не потому, что больше некому, только себе… Ей я хочу верить, только подставляться не надо. Кто-то опять стрелял в меня издалека вечером и промахнулся. Ускакал во тьму бурана. Не учел поправку на ветер? Как дети…

А хорош бы я был в этой позе на стреле!

…Светает. Затихли победные вопли наших всадников. Давно затихли панические вопли разбежавшихся противников. Сколько ни всматриваюсь в серую мглу, ничего не вижу. Тихо. А что я могу увидеть? Тихо грабят, несмотря на мой строгий приказ. Час назад как Табаки из «Маугли» сорвался Генерал, как я понимаю, «только посмотреть», и он был последним. Терпел, наверное.

Вот и прошел мой первый отбор верных нам людей. Четыре моих телохранителя: Джелме, Боорчу, Мухали, Сукегай – эти имена я должен запомнить – перебороли основной инстинкт своего племени и остались со мной до утра. А Генерал, мой дядя по отцу Даритай, забыл, что еще ничего не кончено, и всех нас можно убить, и отправился мародерствовать. А надежды подавал.

Не знаю, что повлияло на то, что меня поставили во главе? Радость побед и сладость почти безнаказанного грабежа после использования Даритаем наработок нашего семинара? Со стратегической точки зрения разгром мелких родов, только номинально числящихся во враждебных племенах и промышляющих разбоем всех и вся, ничего не дал. В новостях об этом сообщили бы: стало спокойнее на дорогах. Но здесь нет дорог. И бандитов меньше не стало, здесь все бандиты. Часть из них разогнал Даритай, присвоив себе их имущество.

Может быть, все решил авторитет Бортэ? Или их общая любовь к халяве, желание поиметь что-то, не прилагая усилий, сохранив в чистоте свою незапятнанную репутацию? О карьере дальнейшей пекутся? Боялись собственной неудачи, поражения? Трудно сказать. Я чувствовал их полную уверенность в результате. Давай, побеждай быстрее, обедать пора! Роль военного вождя мне передали незамедлительно. И тут же выпучили глаза – а когда обед?

А обед будет нескоро. Несмотря на два месяца, полученные на подготовку, результаты ее пока сомнительны. Для чистой войны мне нужна дисциплина в войсках, чтобы никто не отвлекался на грабеж, пренебрегая своими обязанностями. Чтобы дальняя разведка не угнала первый же табун, который увидела, и не скрылась с ним вдали. Чтобы войска скрытно подошли к местам назначения, не поднимая шума и не отклоняясь от цели на те же грабежи. Чтобы боевое охранение перенимало всех встречных и поперечных, не убивало их, не грабило, а выполняло свою задачу и переправляло в наш тыл. Резюме: чтобы каждый знал свой маневр и не стремился грабить, пока товарищи воюют.

В общем, я выдал новый закон о разделе добычи. Принцип его таков – вся добыча собирается в одно место: это и пленные, и скот, и прочее имущество. Пересчет, раздел на доли – в соответствии с количеством наших воинов, выступивших в поход. Сначала погашаются все понесенные затраты, затем выделяются доли семьям погибших и раненых. Эти доли утроенные и удвоенные, соответственно. Затем хан, то есть я, делит остатки на число уцелевших участников похода, с учетом их весовых коэффициентов. Пришлось, родственники, аристократы настояли. Союзники, мать их. Два дня коэффициенты утрясали, пузами бодались, кто круче. Я, хоть и хан, за Бортэ спрятался, она объяснялась. Моя доля примерно равна доле тысячника. Но делю, по-честному, я.

С пленными такой расклад. Желающих вступить в наше войско принимаем с семьями и раскидываем по родам. Год плененные пашут бесплатно за еду, сразу по минимуму возвращаем имущество за счет обогатившихся родов, в которые они поступают. Не желающих – в бессрочное услужение к новым хозяевам, преимущественно вдовам. Женщин, кроме красивых девушек, в услужение или во вторые-десятые жены, вместе с детьми. Пока, по опыту, непристроенных не оставалось, никто с голоду не умер. На девушек очередь, простым воинам, даже не женатым, вряд ли что достанется. Ну, ничего, в следующий раз. Не все сразу.

Да, вожди. Мужчинам-ханам секир-башка, с семьями поступаем по общему принципу. Что поделать, обычай. Обещали без зверства, но лучше им было бы умереть на поле боя. Вождизм тоже к чему-то обязывает. А племени без вождя больше не будет, и – конец раздорам. В результате – на большей площади будут пастись те же стада, и пасти их будут те же люди. Хватит драться.

Схема сражения у меня простая, отталкивался от местных привычек. Выезжают в чисто поле, толпа перед толпой, по сигналу кидаются друг на друга и по нескольку часов друг друга прилежно истребляют. Делают это днем, когда подготовятся. Крупных засад не практикуют, стараются показать товар лицом. Нас больше, мы победим, бойтесь. Складки местности не используют, разве случайно. На любую неожиданность реагируют стандартно: спасаются – потом, мол, разберемся. Если не преследовать, возвращаются – у вас там ничего вкусного не осталось? Вроде все. Да, забыл, стойбища остаются неприкрытыми, все ушли на фронт.

Племя состоит из четырех родов, юрты раскиданы между двух рек стойбищами в радиусе пятнадцати километров. Одну дивизию Убилая, я его Майором называл, направил окружить район стойбищ редким оцеплением, пройдя им в тыл по берегам. Естественно, только после ухода местной воинствующей интеллигенции на фронт, до этого велел сидеть в предгорьях, в половине дня пути, и, выдвинув разведчиков, держать ситуацию под наблюдением. Подготовил два резерва по тысяче, на случай попытки прорыва из кольца, и тысячу придержал – на зачистку внутри, чтобы население не переживало и спокойно дожидалось нас, победителей, для описи имущества.

С воинственной частью племени разобрались так. Воинов у врага около тридцати тысяч. Подобрали место неподалеку от стоянок неприятеля, в устье реки, впадающей в озеро. Предгорья, складок местности навалом. Пятьсот всадников из дивизии Алтана, Полковника, кстати, сына какого-то очень знаменитого хана, нагло разбили там лагерь и приступили к выпасу, посылая десятки беспокоить чужие табуны.

К вечеру прибыло еще пятьсот, утром еще, а в результате к середине дня на нужное место приволоклись все тридцать тысяч обеспокоенных вражеских героев: мешать накапливаться нашим войскам, дать им по заду и совершить мощный набег на мою ставку, расположенную в полудне пути. Грозно напирали они толпой на моих ребят, загоняя их в треугольник: река – озеро, мои маневрировали, но не удирали, мол, биться будем. Биться – так биться, но тут ночь подошла, спать пора, кто ночью воюет? Грамотно перекрыли моим войскам пути отхода по берегам и спать приготовились. Утром эти две тысячи сами сдадутся.

Через час с тыла по ним ударила дивизия Капитана, Чжирхо. Нет, сначала минуту их лагерь осыпали стрелами все восемнадцать тысяч, а потом с визгом десять тысяч сабель Чжирхо обрушились на лагерь. Реакция на неожиданность у противника была стандартная – спасаться! И лазейку они нашли. Мои две тысячи встали насмерть на берегу озера, а берег реки оказался открыт – беги в предгорья. И ребята побежали прямо в лапы восьми тысячам Алтана. Обоз бросили. Они же без обоза воевать не ходят, и мы такие же. У меня при обозе три сотни, не дай бог, напорется такой же умный, как я. Все это происходило в темноте. Сейчас рассветет, и посмотрим, чему я их там научил. Надо собрать хотя бы две тысячи наших и организовать преследование. Ведь кто-нибудь, да убежал?