Дело незалежных дервишей - Хольм ван Зайчик

Баг хмыкнул и вопросительно посмотрел на служителя.

— Это у вас всем постояльцам полагается?

Служитель пожал плечами в недоумении:

— Наверное, позабыл кто-то…

Оставшись один, Баг достал из холодильника бутылочку сока, включил телевизор и, раскрыв «Слово», опустился в кресло напротив.

Но насладиться чтением телевизор ему не дал.

— Мы ведем наш репортаж с Площади Справедливого Вразумления, — заговорщицким тоном сообщил возникший на экране тип с узким лицом, какими-то пустыми, рыбьими глазами и бородавкой над правой бровью. — Сейчас вы станете свидетелями справедливого вразумления малопочтенной подданной Параски Улюлюковой, которая доставлена сюда по подтвержденному свидетелями обвинению в совершении чреслогортанного блуда.

Баг забыл про сок, про князя Игоря и подался вперед.

На просторный цветной экран выехала большая белая задница – по всей вероятности, той самой Параски.

— Оная Улюлюкова неоднократно совершала чреслогортанный блуд, — продолжал комментатор за кадром, — а согласно уложений Великой Ордуси такое противуморальное действие карается десятью малыми прутняками.

На экране появились малые прутняки. В надлежащем месте их уверенно сжимала опытная мускулистая рука.

Камера удалилась от ягодиц блудницы Параски, явив зрителям ее спину и скамью, к каковой была привязана вразумляемая. Малые прутняки начали свое неумолимое движение и стремительно вошли в соприкосновение с задницей. Вразумляемая издала сообразный вопль.

Баг выключил телевизор.

«М-да, — ошеломленно подумал он. — Подумать только: и свидетели были этого… гм… чреслогортанного… Каким же таким образом?»

Правовой беспредел, дополненный чудовищной правовой безграмотностью населения, здесь, видимо, процветал. Конечно, еч Богдан с ходу дал бы куда более подробную, просто-таки исчерпывающую справку на сей предмет, но Баг и без друга, и даже без справочников, мог бы поручиться, что ни в одном из ныне действующих уложений Ордуси не предусматривалось никаких наказаний за совершаемые по обоюдному согласию любовные действия какого угодно свойства. Оные действия – дело настолько частное, что с прутняками к нему перестали подступаться уж лет двести тому назад. Наказанию подлежал лишь блуд, совершаемый либо насильственно, либо за деньги, но ни о насилии, ни о деньгах в зачитанном обвинении не было сказано ни слова.

Да если бы даже и так – показывать такое по телевизору… Ведь телевизор смотрят главным образом подростки! Дети!

«Как же это терпит Возвышенное Управление этического надзора?!» — в первый раз после приезда в Асланiв пришло в голову Багу. Богданова контора, между прочим! Вот Богдана бы сейчас сюда – Баг спросил бы его прямо!

«Какой интересный город…» — покачал головой Баг, приводя себя в чувство глотком ледяного сока, и развернул приобретенную им за двадцать пять чохов на вокзале карту.

Асланiв оказался не таким уж и большим. Исторический центр можно было обойти пешком за какой-нибудь час. Практически в центре располагался Храм Конфуция, там и сям разбросаны были мечети; значительно меньше было пагод, и совсем уж неубедительно выглядели три христианских храма – два православных и один католический, — да одинокая синагога. Зато представляющие историческую ценность древнекопалища, к коим вели постоянные автобусные маршруты, окружили город плотным кольцом. Да и в центре нет-нет да и мелькнет – «исторический раскоп».

«Они еще и весь город перерыли…» — изумился Баг.

Шинок «Кумган» был расположен совсем недалеко от готеля «Старовынне мiсто». Шинок также являлся исторической ценностью, ибо, согласно приведенной на обороте карты легенде, некогда его посещал сам «народный герой Опанас Кумган» и чуть ли не здесь, за ковшом местного крепкого напитка «медовуха» (позднее загадочным образом трансформировавшаяся в горилку) писал письмо своему ученому другу из Европы Копернику.

Баг обратил также внимание на обилие заведений под названием «спортивно-раскопное медресе», расположенных в разных частях города. «Это они правильно, — подумал он, — отдают должное сообразному воспитанию подрастающего поколения! Оно и понятно – уездные власти должны что-то делать, когда стало случаться так много мелких правонарушений. Пусть лучше юношество тратит силы на совершенствование тела и изучение родной истории, чем на бездумное и бездуховное времяпровождение под варварскую музыку. Уж те, кто занимается спортом и древнекопанием, телевизионных вразумлений наверняка не смотрят…»

Тут изыскания Бага были прерваны свистком «Керулена», получившего новую электронную почту.

«Милый Багатур! — писала Стася. — Вот уж целый день прошел с тех пор, как мы так неожиданно расстались во Дворце Баоцзы, и я все время спрашиваю себя: не была ли я все же не в меру легкомысленной? Не заслужила ли твое осуждение? Но вот твое письмо – такое теплое, такое душевное… Теперь я почти перестала волноваться. Теперь я знаю, я не виновата в том, что ты ушел. Просто таков твой долг! И я, конечно, ни в чем тебя не виню: работа для мужчины – что ребенок для женщины…»

Дочитав, Баг достал из-за пазухи пачку «Чжунхуа», вышел на балкон и в волнении закурил. Листья каштана, колыхнувшись от легкого ветерка, невесомо коснулись его щеки.

«Ах, Стася…»

Багу пришлось даже вернуться в комнату и проделать весь свой обычный комплекс тайцзицюань, одновременно освежая в памяти комментарии Чжу Си на пятнадцатую главу «Лунь юя» — только после этого утраченное было душевное равновесие вернулось к нему. И он ответил Стасе коротко: «Драгоценная Стася! Твое поведение не вызывает у меня никакого осуждения – я уже писал об этом, тебе нечего волноваться. И если ты дашь мне свой номер телефона, то я позвоню тебе при первой возможности».

Да, именно так.

При первой же возможности.

Как только Баг вернется в Александрию.

Быть может, прямо из поезда.

Шинок «Кумган»,

8 день восьмого месяца, вторница,

восемь часов вечера и позднее

Баг, и то и дело прикладываясь к видоискателю цифрового фотоаппарата и нажимая на кнопку затвора, неспешно двигался по живописным кривым улочкам Асланiвського центра. Из-за пазухи у него демонстративно торчала слегка измятая карта города. По расчетам Бага до шинка «Кумган» оставалось совсем немного.

Асланiв нравился Багу. Исторический центр города состоял сплошь из двух-трехэтажных уютных даже на вид домиков с непременными садами, отгороженными от проезжей части чугунными, иногда замысловатыми – просто произведения искусства! — решетками. Залитые теплым светом вечернего солнца улочки, ветви деревьев, распростертые над оградами, аромат цветов – милая, почти идиллическая картина.

Если бы не два обстоятельства.

В Асланiве росло слишком много каштанов.

И еще: город буквально весь был перекопан.

Дважды Багу приходилось поворачивать и идти в обход, потому что улица оказывалась перегорожена: брусчатка была снята и аккуратно сложена у стены, а в глубокой яме возились испачканные в земле девочки, трудолюбиво вгрызающиеся лопатами в грунт. Рядом с раскопами, угрюмо и бдительно озираясь, переминались с ноги на ногу группы подростков мужского пола с пластмассовыми карабинами или автоматами, почти не отличимыми от настоящих; один, поглядывая в раскоп, непременно записывал что-то в большом блокноте.

Сквозь ограды многих домов виднелись кучи земли и прочие приметы древнекопательства; на домах висели единообразно выполненные таблички с надписью «Раскоп такой-то». В раскопах сосредоточенно трудились хозяева.

Баг минул три торговых заведения с названием «Раскопный духан». В витринах были выставлены разнообразные приспособления для землекопных работ – Баг и понятия не имел раньше, сколь разнообразны они бывают. Духаны не пустовали – в них толпились посетители всех возрастов и обоего пола: Баг видел, как из одного духана вышел счастливый мальчик лет пяти, волоча за собой металлический совок в половину своего роста. «Все на раскоп! Все на раскоп!» — тонким голоском восторженно выводил ребенок.

В одном месте Баг задержался минут на пять: улицу пересекал строй мальчиков и девочек в единообразных коротких шароварах, белых майках и задорно развевающихся зеленых галстуках. У всех на плечах были сверкающие лопаты. Впереди шел барабанщик, задавая бойкий ритм; рядом с ним – более взрослый юноша с флагом («Все на раскоп номер 324!» — прочитал Баг и сфотографировал юношу и его флаг на всякий случай). Подростки, согласуясь с барабанщиком, равномерно выкрикивали: «Бей барабан, бей, барабан, бей, барабан, бей! Эй, не спи, эй, проснись! Ступай на раскоп скорей!»

У дома, на стене которого крупно было выведено зеленой краской: «Геть многовiкову татарську неволю!» Баг остановился. Рабочий в измазанном халате, покачивая головой – то ли с осуждением, то ли с каким иным чувством – как раз мешал большой кистью в ведре с краской, собираясь, очевидно, замазать смелый призыв.