Мусульманские паломники - Александр Елисеев

IV

Проснулся я на другой день рано, сонъ какъ-то бѣжалъ отъ меня. когда я открылъ глава и приподнялся, караванъ хаджей уже шевелился, несмотря на то, что всѣ улеглись очень поздно вчера, послѣ сцены заклинанія худхуда. Солнце еще не взошло, но по всему небу уже побѣжали пурпуровыя, багровыя и золотистыя съ краснымъ полосы, которыя, играя по голубому небосклону, то расходясь, то сливаясь, производили игру утренней зари. Чтобы видѣть это прекрасное явленіе природы во всей его красотѣ, надо пойти самому въ пустыню, переспать на ея пескахъ подъ покровомъ безоблачнаго неба и его блестящихъ созвѣздій, и, вперя свой взоръ въ небеса, обрызганныя ихъ серебристымъ мерцаніемъ, дождаться того часа, когда на ясномъ сводѣ померкнутъ свѣтила ночи, и, утопая въ набѣгающемъ откуда-то на небосклонъ бѣловатомъ свѣтѣ, уйдутъ въ безпредѣльную надзвѣздную глубину. Тогда почувствуетъ каждый, кто до сихъ поръ жилъ далеко отъ природы, забившись въ тѣсныя конуры городовъ, все величіе и красоту мірозданія; тогда ему станетъ понятно, почему арабъ — этотъ сынъ пустыни, который ежедневно видитъ и золото, и пурпуръ, и лазурь на востокѣ, обращаетъ туда свое лицо и, повергаясь въ прахъ, полный благоговѣнія произносить свой утренній феджэръ (утренняя молитва)… Я провелъ уже много ночей въ пустынѣ на ея сыпучихъ пескахъ подъ покровомъ одного неба и много разъ любовался чуднымъ восходомъ дневного свѣтила; мнѣ была знакома волшебная картина этого явленія, и, несмотря на то, каждое утро съ одинаково напряженнымъ вниманіемъ я созерцала всѣ фазисы разцвѣта утренней зари — этой прекрасной богини арійскихъ миѳологій.

— Аллахъ-хуакбаръ (Богъ великъ!)! — раздалось, около, меня. Я оглянулся; старый Абдъ-Алла, вышелъ изъ палатки съ глиняной кружкой съ длинною шейкой. Увидѣвъ восходящее свѣтило, онъ набожно развелъ руками и повергся ницъ, погружая, свое лицо въ песокъ, и прочиталъ небольшую фэтха. Затемъ онъ привѣтствовалъ меня словами — саба-хелькеръ, (счастливое утро)! Пожелавъ кромѣ того мира душѣ моей и освѣдомившись о моемъ здоровьѣ, онъ пошелъ къ ручейку, чтобы совершить омовеніе. Уже въ догонку старику я послалъ свое привѣтствіе.

За полчаса до восхода солнца каждый мумменинъ (правовѣрный) долженъ совершить утреннюю молитву — фэджэръ, чтобы ангелъ утра, нисшедшій съ небесъ, занесъ его въ списокъ совершившихъ законъ пророка. Въ городахъ Востока муэзинъ съ высоты минарета въ этотъ часъ дѣлаетъ свой первый призывъ въ молитвѣ, обыкновенно далеко до восхода солнца, когда задребезжатъ первые лучи нарождающагося дня.

Старый Абдъ-Алла въ пустынѣ принялъ на себя обязанность муэзина. Громкимъ, привычнымъ проповѣдывать голосомъ, онъ началъ приглашеніе, войдя въ середину каравана.

Зычный голосъ стараго шейха, то поднимаясь, то опускаясь на цѣлыя октавы, разносился далеко по пустынѣ, которая еще была безмолвна и покоилась сномъ, облитая золотыми лучами восходящаго солнца. Быстро вставали и выходили изъ своихъ палатокъ правовѣрные, произнося хвалу Богу и великому пророку. Всѣ они имѣли въ рукахъ небольшіе кувшины и коврики и отправлялись за Абдъ-Аллою на ручеекъ, чтобы совершить священное омовеніе (ель-удгуу) текучею водою, какъ предписываетъ коранъ. Мои проводники, — очень плохіе мусульмане, сильно. объевропеившіеся, — въ дорогѣ часто не исполняли того, что требуетъ законъ, но теперь, слѣдуя благому примѣру, отправились за хаджами, чтобы не отстать, отъ нихъ…

Все всполошилось, пришло въ движеніе. Началась вседневная жизнь. Всполошились даже верблюды въ ожиданіи того, что скоро наступитъ минута, когда опять нагрузятъ несносные вьюки и мѣха съ водою на ихъ мозолистыя, протертыя до крови спины. Они жалобно заревѣли, и тотъ ревъ, похожій на вопль, исторгшійся изъ ихъ многострадальной груди, выражалъ протестъ дальнѣйшему путешествію. Разумѣется, не этотъ протестъ животныхъ, а другія соображенія заставили хаджей остаться на этомъ мѣстѣ цѣлый день и провести еще одну ночь у животворной воды, горнаго ручейка, такъ рѣшилъ Абдъ-Алла, и никто не былъ противъ этого рѣшенія, потому что всякому хотѣлось отдохнуть. Ради хаджей, конечно, остался и я еще на одинъ день. Но не ради отдыха одного остановились хаджи. Какихъ-нибудь десять дней осталось имъ для того, чтобы перейти пустыни Синайскаго полуострова и достигнуть границъ Египта, гдѣ они могутъ отдохнуть вполнѣ послѣ многотруднаго пути и получить въ награду почетное имя — паломниковъ Мекки — блаженныхъ хаджладжъ, и зеленую чалму, какъ лавровый вѣнокъ, увѣнчивающую головы божьихъ подвижниковъ. Пользуясь отдыхомъ и остановкою, хаджи намѣревались похоронить умершаго собрата, потому что мусульмане никогда не оставляютъ своихъ покойниковъ безъ торжественнаго погребенія, даже когда они умерли жертвою эпидеміи. Правовѣрный не боится заразиться; онъ даже прямо одѣваетъ одежду умершаго отъ холеры или чумы, какъ это было и въ настоящемъ случаѣ.

Вмѣстѣ съ правовѣрными пошелъ и я на ручеекъ — эту «благословенную струйку воды, чистую какъ роса», — такъ прозвали его благодарные арабы, знаюшіе цѣну каждой каплѣ воды въ пустынѣ. Тамъ думалъ и я совершить, если не омовеніе, то, по крайней мѣрѣ, умовеніе, имѣющее живящую силу въ пути. Паломники уже начали свой религіозный обрядъ, кажущійся страннымъ и непонятнымъ для европейца, но въ высшей степени гигіеническій и цѣлесообразный на неряшливомъ Востокѣ, гдѣ гнѣздятся всѣ эпидеміи. Коранъ предписываетъ мусульманину не совершать молитвы, пока онъ не совершитъ омовенія всѣхъ нечистотъ своего тѣла и не умоетъ лица. Освятивъ воду призваніемъ имени божія и пророка, каждый правовѣрный зачерпнулъ кружкою воды изъ потока и полилъ сперва правую — чистую руку, потомъ лѣвую — нечистую, по три раза, шепча при этомъ зурэ изъ корана. Затѣмъ, наполнивъ ротъ водою онъ долго полощетъ его; послѣ трехъ прополаскиваній очищаются уста. Въ очищенный ротъ онъ снова вбираетъ воду и умываетъ ею лицо обѣими руками, послѣ чего приступаетъ въ омовенію передней части головы, ушей, а также и затылка, потомъ обмываются трижды руки до локтя. Въ заключеніе обмывается сперва правая, а потомъ лѣвая нога до щиколки; этимъ, и кончается эль-удгуу — омовеніе, за что правовѣрный приноситъ благодареніе Богу словами — эль-хамди-меллахи (слава Богу)!

Въ разныхъ мѣстахъ по протяженію источника творился этотъ копотливый обрядъ. Абдъ-Алла мылся тщательнѣе и долѣе всѣхъ, присоединивъ еще въ омовенію смываніе нечистотъ тѣла, для чего удалился отъ прочихъ. Весь обрядъ продолжался около десяти минутъ, послѣ чего шейхъ провозгласилъ громогласно призваніе въ молитвѣ. Кружки были отставлены въ сторону, развернуты на пескѣ коврики — седжадэхъ, чтобы не прикоснуться въ нечистому мѣсту омытыми колѣнями, и всѣ правовѣрные стали на нихъ, обратившись на югъ въ Каабѣ, какъ приказываетъ XX зурэ, такъ какъ въ той сторонѣ стоитъ древнѣйшій храмъ въ мірѣ, воздвигнутый еще Авраамомъ. Размахнувши руками трижды, всѣ произнесли Аллаху: акбаръ! — и затѣмъ начали молитву. Сперва каждый сдѣлалъ по нѣскольку поклоновъ, прикасаясь слегка руками къ колѣнямъ, и произнесъ — гай-аль-иль-саллахъ, иль-фэтахъ (приступимъ въ священной молитвѣ). — Съ этими словами правовѣрные приложили свои ладони въ груди и начали въ одинъ голосъ читать фэтху. Послѣ небольшого молитвословія они опустились на колѣни, присѣли, а потомъ пали ницъ. Со словами: Аллахъ-хуакбарь (Богъ великъ)! они подымали голову отъ земли. Нѣсколько разъ совершилось такое колѣнопреклоненіе, положенное по уставу, послѣ чего нѣсколько минутъ правовѣрные перебирали четки, шепча молитвы. Въ заключеніе фэтхи, произносилось исповѣданіе вѣры и превознесеніе имени Аллаха. Окончивъ молитву, всѣ хаджи, обращаясь другъ въ другу, произнесли: эль-саламъ-алейкумъ (миръ вамъ)! Абдъ-Алла по окончаніи общей молитвы совершилъ еще нѣсколько колѣнопреклоненій и что-то еще долго бормоталъ про себя, павъ лицомъ на землю. Когда всталъ старикъ и подошелъ къ лагерю, на его длинныхъ рѣсницахъ виднѣлась слеза.