Неверная - Аля Алая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Добровольно она не поедет и это бесит еще сильнее. Бесит Тимофей, который обнимает ее на моих глазах и целует в губы, трахает ее ночами в их постели, проводит с ней столько времени сколько хочет и не прячется. Бесит поведение Сони, которая на моих глазах льнет к нему, целует в ответ, насмехается над моей немой ревностью. И мое молчание бесит больше всего. Пара слов правды, от которой Соне не отвертеться, и они расстанутся.
Сто раз в своей голове проигрывал эту минуту, когда говорю Тимофею, что люблю Соню, и она любит меня, что у нас роман за его спиной. Вижу его глаза полные ненависти, слышу проклятья. И Соню, белую и растерянную. Я же обещал, что не отберу у нее Тимофея и свою семью. Обещал и предал.
Она не простит. Уйдет. Закроется в своей мастерской, как делает всегда, когда злится или печальна. Захлопнется там и не впустит. Я ее потеряю.
Так она может сделать только здесь, но там, куда я ее увезу, не будет места, где можно спрятаться. Да, надавлю. Да, заставлю. Но потом она поймет, увидит, что все было не зря. Все было для нас и простит.
Я сделаю Соню настоящей принцессой, все будут восхищаться ею. Весь мир брошу к ее ногам. Ей не нужно будет работать, у нас родится маленький сын или дочь, все равно. Соня забудет обо всей ерунде, которая держала ее здесь. Я и наши дети станем ее семьей. А отец и мать со временем простят.
Хлопаю дверцей машины и спешу к родительскому дому, сегодня у нас прощальный обед по поводу моего отъезда. Завтра у меня самолет и в обед я должен покинуть эту страну. Один. Но в голове совсем другой план и я все продумал, главное, чтобы все получилось. А сегодня придется потерпеть и в который раз посмотреть на счастливых Соню и Тима. В последний раз.
– Привет, мам, – целую ее в щеку и вручаю букет, – ты сегодня прекрасна.
– Спасибо, сынок, – она силится улыбаться, но глаза все равно грустные. Больно представить, что с ней будет, когда она узнает, что я забрал у них еще и Соню.
– Отец, – пожимаю ему руку и ощущаю ободряющее похлопывание по плечу. Отец бодр и спокоен. Не привык распускать сантименты.
– Проходи, Ренат, все тебя заждались, – он толкает в гостиную, где вся семья в сборе.
Мили с Соней рассматривают какой-то журнал и смеются над фотографиями. Их дружбу я тоже разрушу. И моя принцесса навсегда останется для сестры подругой, которая предала и рассорила двух братьев. Так это будет выглядеть со стороны.
Тимофей развалился на диване и увлеченно наблюдает за девчонками, ловит их улыбки и реплики, что-то спрашивает и шутит. Грёбаная идиллия, которую я ненавижу.
С моим появлением девчонки замолкают, и Мили огорченно вздыхает. Мы не настолько близки, чтобы всерьез переживать мой отъезд, но все же родные, так что легкая грусть присутствует.
– Ренатик, я буду скучать, – сестра дует губки, – и буду ждать твоего следующего приезда, надеюсь, ты выберешься раньше, чем через следующих пять лет. А то я могу и замуж за это время выйти.
– Ты для начала жениха себе нормального найди, – вздыхает отец и присаживается рядом с Тимофеем.
– Я тоже буду скучать, – обвожу всех взглядом и стараюсь не задерживаться на Соне. Но ее эмоции все равно считываю. Легкая грустная улыбка, которая и положена брату будущего мужа, к которому ты равнодушна и испытываешь только родственные чувства.
Соня может быть хорошей актрисой, а может ее чувства такие и есть? Больно.
– Во сколько самолет?
– В два, Тимофей, – отвечаю брату и присаживаюсь рядом с отцом.
– Шли нам открытки, – подает голос Соня, – если получится приехать на свадьбу, мы с Тимофеем будем рады.
Она тепло улыбается и смотрит на брата, а я хочу взорваться и прекратить этот затянувшийся фарс. Не будет никакой свадьбы с Тимофеем. Всего один день и Соня будет моей.
У нее в сумке звонит телефон, и Соня выходит поговорить, обратно возвращается наэлектризованной и взбешённой. Взгляд бессмысленно блуждает по комнате и губы шепчут какие-то ругательства.
– Привезли не те тумбы для выставки, – выдыхает она.
– Соня, спокойнее, – Тимофей поднимается и пересекает комнату, чтобы обнять ее за плечи. Он пытается заглянуть ей в глаза, но они стеклянные и смотрят насквозь.
– Они же не успеют доставить другие никак, – она срывает на крик, – а эти слишком высокие, Тимофей. На целых тридцать сантиметров. Да для чего их вообще такими делали? О Господи.
Соня бьет себя кулачком по лбу и тихонько подвывает, мерит гостиную большими шагами туда-сюда и тонкая шпилька бьет по мозгам. Отец качает головой, мама с волнением прижимает руки к груди. Мили отбросила журнал и застыла как изваяние.
Долбаные тумбы важнее меня. Блядь.
– Я все решу, слышишь, – Тимофей растирает Сонины предплечья, – успеем еще поменять, время есть.
– Мои уехали в Самару, – она падает Тимофею на плечо, и раздаются всхлипывания.
– Отставить драму, – встает отец, – да пусть срежут длину, да и все.
– Они же стеклянные и в сборе, там конструкция сложная. А если побьют?
– Поменьше трагизма, дочка. Я позвоню Глинкову, пусть он займется лично.
– У него заказы на три месяца расписаны.
– Для тебя сделает, я сейчас позвоню.
– Хорошо, – Соня хватает сумочку и не оглядываясь бежит к выходу, – мне нужно все проконтролировать, всем пока.
Хлопает дверью и даже не оглядывается. Тумбы. Полная дурость.
– Тумбы? – я скептически осматриваю родных.
– М-да, – Тимофей хватает телефон, – поеду с Соней. Счастливого, Ренат. Если пробудешь до вечера, еще встретимся.
Дверь хлопает еще раз.
Отец удовлетворенно вешает трубку после разговора и вздыхает:
– Соня такая Соня, там дел на полдня, максимум день. А устроила целую бурю. Пошли обедать.
– Надо поговорить с Тимой, Соня из-за выставки совсем извелась, пусть потом съездят отдохнуть. Помнишь, им в прошлом году в Испании очень понравилось. Соня
