Мы те, которых нет - Максим Шахов

– Привет, Чак. Это Глиц. Помнишь?

– А, бомбер-неудачник.

– Ты чего по телефону?! Чак, ты ваще?!

– Молчу. Бомбер-счастливчик… Ладно, не дуйся. Чего хотел? Или поблагодарить звонишь?

– Встретимся?

– Пива захотелось?

– За пиво заплачу.

– Да ладно. Угощу страдальца за народное счастье.

– В «Кружке».

Мы встретились около пивного бара «Кружка» рядом с метро «Чкаловская». Он стоял немножко сгорбленный, пухленький, настороженно оглядываясь по сторонам. Увидев меня, широко и ехидно улыбнулся.

– Сегодня я плачу, – торжественно объявил он, махнув рукой в сторону гостеприимных дверей бара. С таким пафосом принято дарить заводы, уникальные алмазы или железные дороги.

– Заметано, – кивнул я, кажется, к разочарованию моего визави.

Мы устроились напротив плазменной панели. Время было раннее, народу немного, можно выбрать удобные места.

– Тебе темное или светлое? – спросил Глицерин.

– Мне эль.

– Пол-литра или ноль-три?

– Чего мелочишься. Две по ноль-пять. И свиные ребрышки.

Со вздохом Глицерин сделал заказ.

– Жить хорошо, – сказал я, отведав эля. – Хорошо жить еще лучше.

– Сам придумал?

– Ох, дите. Не знаешь классики советского кинематографа.

– Можно подумать, ты тогда жил.

– Историей интересуюсь. Тебе, как проводнику левых идей, наше имперское прошлое должно быть мило.

– Левые, правые… Дом надо взорвать, а потом решим, что на его месте строить.

– Что-то со взрывами у тебя неважно получается.

– Да ты знаешь… Да я вообще…

Он с сожалением прикусил язык, хотя его подмывало рассказать о своих подвигах.

– Нечего сказать, так и не говори, – изрек я. – Где там ребрышки?

– Готовятся, – буркнул Глицерин недовольно.

Мы поцедили эль, перекинулись несколькими ничего не значащими фразами.

Расправившись с ребрышками, я осведомился:

– Ладно, Глиц, ты чего хотел? Или из чувства благодарности за свое спасение раз в неделю пивом меня поить будешь?

– Большие дела начинаются… Прикинь, Чак. Все идет к охерительному бардаку. Бардачищу! А это наше время. Беспорядок – глина, из которой можно лепить что хочешь.

– Красиво излагаешь.

– Слова – это мусор. Главное – дела. А мы делаем… Видел, спецслужбистов взорвали под Москвой?

– Ну.

– Там Митяй и Рыжий были. Я по телевизору видел – изуродованы огнем страшно, но я их узнал.

– Твои кореша?

– Кореша на нарах. А они – товарищи по борьбе. Нет, я с ними не работал. Они погибли, как дураки. Только дурак подрывается сам вместе с врагом. Умный сторожит врага, чтобы его взорвать.

– Неземная мудрость суждений.

– Слушай, Чак. Ты фигура. О твоих делишках саги слагают.

– Все вранье. На деле ничего не было, Глиц. Я так и сказал следователю ФСБ. И убедил его.

– Ха… Чак, ты нужен нам.

– Кому?

– Революции. Ты готов подключиться к перспективному делу?

– Я готов подключиться к чему угодно. Только вопрос – зачем?

– Борьба за…

– У верблюда два горба, потому что жизнь борьба. Это уже проходили.

– А что тебе нужно?

– Я излечился от юношеских комплексов. Ищу что-то более материальное.

– Деньги будут… Но не в бабле счастье. Скоро все взорвется. Эти ворюги поганые не усидят во власти долго. Когда их сметут, встанет вопрос, кто будет делить пирог в сраной Рашке.

– Чего ты так о моей стране?

– Да потому что здесь жопа! Этой страны нам мало. Нам нужен мир.

– Галактика. Вселенная.

– Зря лыбишься. Троцкий недаром пел о мировой революции. Просто тогда было рано. Сейчас самое время. Мы всем сдавим горло. Мы – сила. И это вопрос месяцев.

– Месяцев?

– Если не недель. Прикинь, даже если нас арестуют. Но расстрелять не успеют.

– Смертная казнь отменена.

– Еще лучше. Мы в любом случае будем героями. А герои получают все.

– Определенный резон в твоих словах есть. И что дальше? Идем взрывать Дом Советов?

– Дальше? Если согласен, жди. Я на тебя выйду.

– Я готов обсудить. Но кота в мешке не покупаю.

– Тебе все разъяснят. – Глицерин вальяжно махнул рукой: – Официант, счет.

– Пойду, сполосну морду. – Я поднялся со стула.

Когда вернулся, увидел, что Глицерин со страдальческим видом выкладывает купюры – новенькие, только из пачки. Похоже, их ему выделили на оперативные расходы.

– Ну, пошли, – сказал он, закончив сей тягостный процесс.

– Иди, – я уселся за стол. – А я еще посижу.

– Как скажешь… Жди, я позвоню.

– Жду. Звони.

Он ушел, слегка покачиваясь. А я заказал кофе. Вытащил из барсетки блокнот с ручкой. И набросал худое лицо с глазками бусинками.

Рисовал я хорошо, особенно лица. Вот и сейчас субъект, который недавно сидел через три столика, получился как живой.

Они меня считали за лоха. А я не лох. Чуял я, что сегодня не просто разговор, а смотрины. И словил на себе мимолетный взгляд устроившегося в углу типа с лисьей физиономией и черными волосами с седой полосой.

Теперь я имел изображение еще одного фигуранта. Притом по виду человека куда более серьезного, чем Глицерин.

– Вы что, не можете еще кассира посадить? – кричали в очереди.

– Нет кассиров, – огрызался администратор. – Не идут. Можем вас взять.

– Сам за кассу садись!

– Не обучен.

– А посадить – это мысль.

– Да скоро как при Сталине – всех пересажают…

– А ты при Сталине жил? Языком только молоть горазд!

– А ты, дед, жил? В ГУЛАГе на вышке стоял?

Милая сердцу практически ежедневная перепалка в сетевом супермаркете «Пятерочка» во дворе моего дома. Полпятого – как раз время, когда здесь толкутся пенсионеры, бездельники и гастарбайтеры с ближайшей стройки. Через пару часов двинут едущие с работы изможденные жарой граждане.

В тележку – колбасу «Докторская», яйца, лук, квас, хрен. Так, что еще нужно для окрошки? Сметана…

«Пятерочка» – один из конвейеров по впариванию населению генномодифицированных продуктов. Каждый день миллионы людей, завороженные внешним изобилием, набивают пакеты едой. Это какой-то вечный механизм. Тележка, полки, касса, пакет. И катастрофа случится не когда взорвется очередной фугас, а когда остановится вот этот конвейер, поставляющий продукты потребителям.

– Мужчина, не спите. С вас семьсот двадцать рублей! – оторвала меня от раздумий кассирша.

– Пожалуйста.

– Спят тут, очередь тормозят, – заворчали сзади пожилые тетки.

– Все думают, мыслители. Не думать надо, а платить.

– Извините.

«Не думать, а платить» – мощный слоган задвинула. Прям про меня. Платить по всем счетам. Вечно и без устали.

От магазина до моего дома идти пару сотен метров.

В квартире я загрузил холодильник. Что дальше?

Куратор после информации о встрече приказал никаких мер не предпринимать, только ждать.

Как прикажете. Я сделал окрошку, с удовольствием откушал ее и погрузился в Сеть. Что у нас плохого?

В Правительстве рассматривается вопрос об обеспечении физической охраны федеральным чиновникам. Идея зашла в тупик – тут придется увеличивать штат МВД раза в полтора или оголять улицы.

Взорван автомобиль у омоновского городка. Погибли двое и ранены четверо сотрудников. Ролик с комментариями омоновцев, лица которых скрыты:

– …Тот, кто это сделал, пусть молится своему Богу или Аллаху. Это не останется безнаказанным.

В Екатеринбурге взяли трех восемнадцатилетних пацанов, мастеривших взрывные устройства и подрывающих их где ни попадя. Оставляли визитки «Альянса действия». Выяснилось, что к «Альянсу» они отношения не имели, но готовы погибнуть в борьбе.

Начало происходить то, чего боялись аналитики и на что надеялись авторы этой волны террора – зерна их идей стали прорастать, в стране начиналось стихийное террористическое движение.

Полицейские органы и госбезопасность работали по усиленному варианту. Подметали всякую шушеру, но до вдохновителей и организаторов террора им было как ползком до Пекина. Сказывался развал последних десятилетий, когда полицию из карающего меча превратили в безликий «орган по оказанию услуг населению». Теперь у полицейских главное – понравиться населению. Эта организация разучилась жестко отвечать на угрозы. Законы и правила столько лет писали так, чтобы обезоружить органы охраны правопорядка, вырвать у пса зубы, что теперь, когда настала необходимость в жестком ответе, выяснялось, что кусаться сторожевой пес почти разучился. Тем более каждая полицейская акция сопровождалась вселенским воплем о нарушении прав человека, Госдеп США привычно слал петиции, блогеры безумствовали, Интернет распухал от призывов: «Бей полицаев».

Ближе к вечеру проснулся, наконец, Куратор и назначил встречу.