Не одни на всей планете (СИ) - "Андрромаха"

- Ты же не знал….

- Ага! Откуда мне было?.. Я же – трехлетний ребенок! Как мог догадаться, что за выбитую дверь хозяин заплатить потребует!? …Отец и надорвался, небось, потому что в две смены пахал, – Мишка едва не плакал от досады. – У тебя сколько денег осталось? Дадим им тысячи четыре?

- Заедем на вокзал - к банкомату, я сниму со счета, и оставим десятку.

- Это – много?! – несмело возразил Мишка.

- Это – не тебе решать. Понятно? – авторитарно заявил Олег.

Мишка привычно кивнул. Потом добавил:

- Я квартальную получу, и мы на счет тебе доложим, ладно? Мне Андрей Васильич пятнашку обещал выписать.

- Хорошо, доложим, - не стал спорить Олег.

К четырем часам дня выкопали всё. Остался крохотный куток, про который баба Зоя сказала:

- Сама докопаю, себе на еду.

Коляску мотоцикла набили мешками картошки. Родители ушли проситься на попутную телегу. Баба Зоя, увязывая в сумку деревенские гостинцы, вытирала слезы:

- Минь, когда умру, хоронить приезжай, слышишь?!

- Ба, ну тебя! Я на новый год опять приеду! …И я там не пью, не думай! Вон, у Олега спроси.

- Дай Бог, дай Бог, – она целовала и крестила внука много раз подряд. Потом обернулась к гостю: - Ты, Олег, хороший парень. Ты дружи с нашим охламоном-то, ладно? Маленький он. Пропадет без надзора!

Олег улыбнулся:

- Маленький, да. Не пропадет! Там Алинка за ним, знаете, как смотрит? Он при ней так не хорохорится, как здесь!

Мишка с усмешкой отвел глаза.

Чмокнув в последний раз морщинистую бабкину щеку, он сам подозрительно заморгал и пошел, не оглянувшись. Заведя мотоцикл и дождавшись, пока Олег обнимет его сзади, он втопил во всю силу мотора по деревенской улице. Сегодня всё в этом мире было иначе, чем вчера. Не доехав до города, Мишка свернул на проселок, в поля. Дорога нырнула в овраг, выбралась на берег речушки, там Мишка остановился, заглушил мотор.

- Вот. Здесь я рыбачил.

На вытоптанной у воды площадке были прилажены чурбачки для сидения, и смотрело проплешиной в траве старое кострище.

- И – что, большая ловится? – спросил Олег с сомнением.

- Ну, не такая, как вы с Темкой друг другу показывали, - засмеялся Миша. – Так, голавлик граммов на шестьсот. Красноперка. Ершик.

- Это всё – мелкие.

- Ну, здесь тебе не Волга!

Они сидели на чурбачках и смотрели, как темная вода несет осенние листья, с тихим плеском огибает камыши, заворачивается в бурунчики на отмели. Молчали так долго, что трясогузка, вспорхнувшая от треска мотоцикла, вернулась и спрыгивала по веткам, все ниже и ниже, пока не подобралась совсем близко к городским гостям и их железной машине. Мишка жевал травинку.

- А что мы с тобой в Новгороде не рыбачим? – нарушил тишину Олег. – Я – люблю!...

- Не знаю…. Дураки потому что, не додумались! Арни говорит, на Ильмене вот такие клюют, - Мишка широко раскинул руки.

Ветер прошелся шелестящей волной по камышам. Олег поёжился. Мишка посмотрел ему в глаза:

– Замерз? Домой? – а потом добавил задорно: - Или показать тебе, как на мотоцикле трахаться удобно? Знаешь, сколько я девок на нем переимел? Больше, чем на студии! Хотел тебе предложить: «Станешь последней и единственной?»

- Здесь, что ли, в чистом поле? – Олег оглянулся по сторонам.

- Не здесь. Садись! – Мишка снова завел мотоцикл и погнал по берегу, свернул в лесок, сбавив скорость, обернулся: - Голову пригни: кусты!

Пробирались заглохшей дорогой, остановились на поросшей светлым мхом поляне, окруженной молодыми, нечастыми сосенками. В предвечернем осеннем лесу было тихо и пусто. Они сошли с мотоцикла и застыли друг напротив друга. Слишком многое поменялось для них за эти дни, и оба медлили сейчас с первым шагом. Наконец, решился Мишка:

- Ты серьезно говорил?... Про хворостину-то?

Олег мягко усмехнулся:

- Да стоило бы выломать одну, вжарить тебе хорошенько. Для памяти.

- Вжарь! – Мишкины щеки запунцовели, но смотрел он прямо в глаза.

Олег сказал расслабленно, с улыбкой:

- Что – «готов понести заслуженное…»? Ну, заголяйся!

Мишка дернул пряжку и без лишних сомнений спустил до щиколоток джинсы и трусы. Олег, не сводя глаз с его лица, шагнул к нему и левой рукой обнял спереди за плечи, а правой – с силой сжал ягодицы. Мишка, не в силах держаться, сделал пару дрочащих движений: от Олега хотелось ВСЕГО, даже розог. Олег замахнулся и ударил ладонью – больше звонко, чем больно. Мишка плотнее прижался к его плечу. Олег выждал полминуты, потом развернул Мишку полностью к себе, обнял его за плечи и снисходительно сказал:

- Лааадно! Ты – маленький, любимый заяц. Маленьких зайцев не бьют, - а потом предостерегающе добавил: - …Но только, если они….

Мишка обвил руками его шею и прошептал:

- «Они» больше не будут!

Они стояли и целовались. Пальцы Олега прокладывали дразнящую дорожку по Мишкиной спине, по пояснице, к копчику и дальше вниз, между ягодицами, подкрадываясь, но так и не касаясь нежной лунки. Мишка завелся и напрягся, как струна, сбиваясь дыханием от поцелуев. Наконец, Олег чуть оттолкнул его и посмотрел в глаза:

- Ну, и как оно – «на мотоцикле»?

Бросил куртку на металлический фартук коляски, подсадил любовника. Было на самом деле удобно: чтобы войти на всю длину с первого же движения, не пришлось ни сгибать колени, ни тянуться вверх.

- Вау! Как под мой рост делано! – Олег развел руками чуть пошире Мишкины ноги, подобрал нужный угол. Смежив от наслаждения ресницы, Мишка вцепился одной рукой в плечо любовника, но когда тот попытался положить ладонь на Мишкин член, загородился:

- Не надо, подожди!

Олег не стал перечить, двигал бедрами, притянул Мишку за шею и скользил легкими поцелуями по его скуле и щеке.

- Минечка мой! – ему понравилось имя, которым называла Мишку баба Зоя. - Сладкий зайчонок! Хороший мой! Мальчишка!

Мишка кусал губы: держался изо всех сил, чтоб не кончить. Хотел «в обратку», сам трахнуть Олега на мотоцикле. Зря, что ли, еще с дома, с Новгорода, об этом мечтал!?

- Лель, кончай первый, а?

Олег уже дышал горячо и часто, после Мишкиных слов перестал сдерживаться и, выдохнув короткий стон, кончил. Последними толчками, уже сгибаясь от оргазма, нечаянно причинил Мишке боль. Тот тихо охнул.

- Больно? Прости! Пожалею! – Олег собирался нагнуться к Мишкиному паху. Но Мишка удержал его за плечи:

- Нет!

- Почему? – Олег удивленно посмотрел на любовника.

Мишка стоял и ждал, пока тот поймет, что сейчас – его очередь садиться…. Но Олег снова просто протянул руку…. И Мишке стало обидно. Он надулся. Да, маленькие зайцы имеют свои права и даже влияние на своих больших и любящих хозяев. Мишка сжал возбужденный член в кулаке и с вызовом выпалил:

- Ты же зарёкся сосать!? И не будешь! И очко подставлять не хотел!? Значит, я сам!

Олег, расслабленный оргазмом, ласково окликнул:

- Эй, что за бунт на корабле?

Но Мишку забрало упрямство. Всколыхнулись все обиды, вся боль, все горькие минуты, которые пришлось пережить за эти дни. Голос его звенел:

- Не хочешь меня? Обойдусь! Ты – актив? Отлично! Но тогда меня - не трогай! Не нужен тебе мой член? Забудь, что он есть! «Девушка» - так «девушка».

- Господи, ну чего ты, заяц? Что не так? – огорченно говорил Олег.

Но Мишка яростно дрочил, и ему сейчас казалось, что он обижен на какие-то конкретные слова любовника, на какие-то невыполненные обещания. Олег потянулся перехватить его руку. Мишка дернулся и сделал два шага назад:

- Не трогай! Не хочу!!!

- Вот прямо – не хочешь? – Олег отозвался с таким огорчением, что Мишке стало легче. Но уступать он не собирался. Он достал из куртки Олега любрикант, щедро выдавил себе на ладонь и снова принялся за мерные движения. …Да нет, конечно, он быстро пожалел об этом своем «бунте». И, если бы Олег еще раз остановил его и коснулся нежной ладонью, Мишка бы сломался, сдался, принял ласку. Но Олег стоял и расстроенно смотрел на друга. Мишка двигал кулаком все чаще. И в груди его разливалось мучительно-сладкое, мазохистское чувство стыда, обиды, жалости к себе. «Он больше не предложил!... Он смеется надо мной теперь! Пусть все будет плохо!» И от этого чувства, и от отчаяния, что всё сам испортил, и от мысли, что - вдруг ЭТО ВСЁ у них сейчас в последний раз? - Мишка кончил потрясающе сильно. Так, что, к смущению своему, застонал, и так, что ему пришлось опереться на седло мотоцикла, потому что дрожали колени…. Он вытирал руку платком и боялся поднять глаза: вдруг у них всё снова плохо? Вдруг Олег сейчас станет смеяться? Или – обидится? Он готовился опять просить прощения за свою придурь. Но Олег неожиданно заговорил очень мягко и виновато: