Боба нет - Мег Розофф

– Отстань, – сказала она. – Сейчас принесу вам сена.

Люси оттолкнула его, животное отступило на несколько шагов, перебирая несообразно тонкими лапами. Она развернулась, чтобы уйти, и капи засеменил за ней, поскуливая и скребя землю, пока Люси переваливала вилами сено в вольер и стряхивала остатки его в общую кучу. Троица недоминантных самцов нежилась, полусонная, в грязевом пруду около их домика, наружу торчали только носы да уши, ну и спины выступали над поверхностью воды, точно волосатые субмарины. Люси они, по-видимому, не заметили, зато заметили еду.

– Нет уж, не надо, – сказала Люси и быстро отступила, когда они выбрались из прудка и галопом понеслись к ней – грязные, самонаводящиеся на еду ракеты. Если разжиться свежим сеном было трудно, смотрители добавляли к их рациону фрукты, овощи и несколько горсток зерна, однако на этой неделе припасов осталось маловато. Впрочем, яблоки и морковь еще имелись. Люси прижала одной ногой дверцу вольера, наклонилась над открытым ларем с яблоками, сгребла с десяток их в ведро. А распрямляясь, отняла от дверцы ногу – всего лишь на время, чтобы взять ведерко в обе руки, – и ахнула, когда мимо нее галопом проскакал всклокоченный юный самец.

– Нет! – крикнула она и захлопнула дверцу. – Стой!

Капи унесся к восточным воротам зоопарка. Люси прижала ладонь ко рту, в смятении поозиралась вокруг. Позволить животному сбежать – тягчайшее из преступлений. Что, если кто-то узнает все до того, как она сможет вернуть капи назад? Если узнает Люк, она лишится работы.

О Боже, Боже, Боже. Не может же она гоняться за ним вдоль всей ограды зоопарка. Кто-нибудь увидит ее, начнет гадать, что случилось. Да ей и не поймать его в одиночку.

Люси глубоко вздохнула. Ладно. Что-нибудь в голову да придет. Может быть, он проголодается и сам вернется. А может быть, его изловит кто-то из посетителей. На нее накатила волна страшного отчаяния. Бедняжка всю жизнь прожил в клетке, он совершенно не умеет добывать пропитание. И что, если его собаки поймают? Конечно, весу в нем как во взрослом мужчине, думала Люси, но все-таки он – грызун. О Господи, думала Люси, помоги мне. Помоги найти его прежде, чем найдет кто-то другой.

Той ночью Люси легла в постель слишком взволнованной и не могла заснуть. Она решила поговорить с Богом – милосердным, всевидящим существом, которое, конечно, не вмешивается в повседневное течение жизни, однако (воображала она) любит, чтобы его держали в курсе, – с этаким вдумчивым профессором философии, коротающим дни в размышлениях о нравственной непростоте добра и зла.

– О Господи, какой трудный мне выпал день, – так начала она излагать свои мысли Богу. – Я познакомилась с мужчиной и, возможно, лишилась работы. На самом деле он скорее мальчик. Мальчик-мужчина. А еще у меня животное удрало. Капибара. И это нехорошо. Но я была бы очень довольна, если б из того знакомства что-нибудь вышло. С мужчиной. – Она помолчала. – Что-нибудь значительное. Это же не просто так, развлечение, если ты понимаешь, о чем я.

Она замолчала снова, ей нужно было найти точные слова.

– Так хорошо – не оставаться все время одной. Мы провели вместе лишь несколько минут, но я что-то почувствовала, какую-то связь. Я не о сексе говорю, тут скорее… бабах! Молния. – Люси снова примолкла. – Не то чтобы мной до сих пор никто не интересовался, я благодарна тебе за то, что хорошо выгляжу и прочее, но иногда я чувствую, что сыта этим по горло, потому что люди всего лишь думают: ух ты, сладкая штучка! – и все.

Возможно, подумала она, в подробности насчет вожделеющих юнцов Его Святейшество лучше не посвящать.

– Надеюсь, ты не возражаешь против моих слов о том, что иногда это сбивает людей с толку. Я ведь не жалуюсь.

Не жалуюсь, нет?

– Все дело в том, что порой они просто не видят меня. То есть меня настоящую.

Несколько минут Люси пролежала в молчании.

– Так все перепуталось в голове. Я не переставая думаю о нем. А вдруг я никогда больше его не увижу? Вдруг никогда не встречу того, кого полюблю? – Люси вздохнула. – Или того, кто полюбит меня? И как мне быть с капибарой? Это такое несчастье.

Люси выдохнула задержавшийся в груди воздух.

– Если я не сумею вернуть его – беда. И сказать тебе не могу, как я была бы благодарна за любую помощь, полученную мной до того, как кто-нибудь заметит его отсутствие. – Она наморщилась, усиленно думая. – Понимаешь, если уж выбирать, капибара в ближайшей перспективе, наверное, важнее всего, но, правда же, я не хочу показаться эгоисткой, а как мне быть с не ближайшей?

Это лицо, эти глаза.

– Аминь, – выпалила она и, смущенная нелепостью своего теологического монолога, с головой укрылась одеялом.

Даже наедине с собой Люси смущалась, вспоминая свои разговоры с Богом. Но необходимо же разговаривать с кем-то – вот так же некоторые люди находят необходимым вести дневник. Она не думала, что Бог прислушивается к ней, к ней одной, не питала эгоистичных иллюзий насчет того, что другие не вправе иметь более серьезные притязания на его время. Но ей было легче от понимания, что там кто-то есть (помимо людей). И не то чтобы эта вера давалась ей легко. Любое верование подразумевает столь много сложностей, абстракций. Так трудно продолжать верить в отсутствие… чего-то помимо самой веры.

Он даже фамилию свою не назвал. Нелепо воображать, что было нечто кроме проскочившей между ними мгновенной искры. Но… похоже, он знает ее и даже имя ее – и что это значит? И почему, закрывая глаза, она всякий раз видит его? Это лицо. Люси ожидала, что видение начнет выцветать в ее мозгу, однако, просыпаясь и засыпая, сознавала – он здесь. Он стал для нее наваждением.

Может быть, это и есть любовь? Она почти слышала, как его голос шепчет ее имя, почти ощущала его ладони на своем лице, протягивала к нему губы. Воображение призывало его ладонь, и та гладила ее по бедру, а после… ой! Какое реальное ощущение!

Если она не заснет, завтрашний день окажется безнадежным. Ее работа требует большого внимания к деталям, ошибок она позволить себе не может. Новых ошибок. Перед глазами Люси поплыл круп сбежавшей капибары. Спи! Люси зажмурилась, попробовала подумать о чем-то приятном, перенесла себя на теплый летний пляж, с чайками, волнами, льющимся с неба солнечным светом. И начала расслаблять мышцу за мышцей – сначала пальцы ног, потом ступни, лодыжки, – тело ее погружалось в мягкость, которую создавало сознание, она почти ощущала щекотание песка между пальцами.