Танатонавты - Бернар Вербер

Когда Рауль вновь объявился, я хотел сказать ему, что не желаю больше слышать ни о нем самом, ни о его экспериментах, но что-то меня остановило. Может быть, наша старая дружба, а может, слова медсестры, все еще звучавшие в моих ушах.

Рауль пришел ко мне домой. Он выглядел постаревшим, издерганным. Видно было, что он давно не спал. Он прикуривал одну за другой тонкие сигареты с ментолом, делая не больше пары затяжек подряд.

– Мишель, не осуждай меня.

– Я и не осуждаю. Но я пытаюсь тебя понять и не могу.

– Кому важен человек по имени Рауль Разорбак? Важен только проект. Он важнее всего. Это величайшая задача нашего поколения. Все это шокировало тебя, но послушай, всех наших предшественников современники считали чудовищами. Веселый писатель Рабле по ночам ходил на кладбище и выкапывал трупы. Он изучал анатомию ради того, чтобы медицина шла вперед, хотя в те времена такие занятия считались преступлением. Но именно благодаря ему стало ясно, как работает система кровообращения, и теперь мы спасаем жизни переливанием крови. Мишель, если бы ты жил в то время, что бы ты ответил Рабле, если бы он попросил тебя о помощи?

Я задумался.

– Сказал бы «ладно», – ответил я наконец. – Ладно, потому что его пациенты были мертвы. Но твои подопытные кролики, Рауль… Ведь твои танатонавты – самые настоящие кролики!.. Они ведь живые! А ты делаешь все, чтобы умертвить их! Или я ошибаюсь? Да или нет?

В длинных нервных пальцах Рауля щелкала зажигалка, но огонь не появлялся. Или у него слишком дрожали пальцы, или кремень совсем истерся.

– Нет, не ошибаешься, – сказал он наконец. – Из пяти танатонавтов двое уже умерли. По глупости, просто оттого, что я не врач и не знаю, как их реанимировать. Я умею погрузить сурков в анабиоз и потом вернуть к жизни, но, когда дело касается людей, я бессилен. Я понятия не имею, как рассчитать точную дозу анестетика. И я прошу твоей помощи. Мне нужны твои знания и твоя изобретательность.

Я протянул ему спички.

– Да уж, анестезия – это моя специальность. Но вот отправлять людей в кому – это совсем другое дело.

Рауль встал и прошелся по комнате.

– Ну, подумай тогда. Придумай что-нибудь! Ты мне нужен, Мишель. Однажды ты мне сказал, что я всегда могу на тебя рассчитывать. Вот и настал такой день. Ты мне нужен, Мишель, и я прошу тебя о помощи.

Конечно же, я хотел ему помочь. Как в старое доброе время. Вместе против дураков. Но на этот раз никаких дураков не было. Он решил бросить вызов чему-то холодному и неизвестному, что называют смертью. При одном только упоминании о ней люди осеняют себя крестом. А он отправляет ad patres[10] несчастных, которые поверили ему. Делает это из чистого любопытства, потому что ему не дает покоя то, что случилось с его отцом. Или чтобы потешить самолюбие исследователя нового мира. Рауль, мой друг Рауль хладнокровно убивал людей, которые не сделали ему ничего плохого! Убивал во имя науки. Все во мне кричало: «Безумец!»

Он же смотрел на меня ласково, как старший брат.

– Знаешь китайскую пословицу? «Тот, кто задает вопросы, рискует прослыть глупцом на пять минут. Тот, кто не задает вопросов, останется глупцом на всю жизнь».

Я решил сражаться его же оружием.

– Есть еще более известная фраза, иудейская. «Не убий». Это одна из десяти заповедей. Ты найдешь ее в Библии.

Рауль прекратил расхаживать из угла в угол и крепко схватил меня за руки. Его ладони были горячими и влажными. Он впился в меня взглядом:

– Они забыли добавить еще одну: «Не умирай в невежестве». Согласен, возможно, пять, десять, пятьдесят человек умрут. Но ради чего! Если у нас все получится, мы узнаем, что такое смерть и люди перестанут ее бояться. Те парни в спортивных костюмах, которых ты видел в лаборатории, – заключенные. Это тебе известно. Но знаешь ли ты, что они еще и добровольцы? Я их специально отбирал. Всех их объединяет одно: пожизненное заключение, и каждый из них писал президенту прошение о замене этого приговора на смертную казнь. Они предпочли умереть, чем гнить в тюрьме. Я опросил больше пятидесяти таких человек. Оставил только тех, кто, как мне показалось, искренне хотел расстаться с жизнью, которая им уже осточертела. Я рассказал им о проекте «Парадиз», и они тут же загорелись.

– Потому что ты их обманул, – сказал я, пожимая плечами. – Они же не ученые. Они и понятия не имеют, что у них 99,999 % шансов лишиться шкуры в твоих экспериментах. И они все равно боятся смерти, даже если говорят, что нет. Все боятся смерти!

Рауль еще раз меня встряхнул, на этот раз сильнее. Мне было больно, но он не обращал внимания на мои попытки освободиться.

– Я их не обманывал. Никогда. Они знают о риске. Знают, что многие умрут, прежде чем кому-то из них удастся вернуться из комы. Это будет первопроходец. Он сделает первый шаг в завоевании мира мертвых. Это как лотерея – много неудачников на одного выигравшего.

Рауль сел, схватил бутылку виски и налил полный стакан. Снова закурил.

– Мишель, даже мы с тобой когда-нибудь умрем. И вот перед смертью мы себя спросим, что же мы сделали в жизни. Что-нибудь исключительное, оригинальное! Давай проложим новый путь. Если нам не удастся, другие продолжат. Танатонавтика только зарождается.

Его упрямство привело меня в уныние.

– Ты одержим невозможным, – вздохнул я.

– «Невозможно» – именно это говорили Христофору Колумбу, когда он утверждал, что яйцо может стоять.

Я горько улыбнулся:

– Ну, это просто. Достаточно стукнуть яйцом об стол.

– Да, но он первый это сделал. Я предлагаю тебе задачку. Она тебе покажется такой же невозможной, как и загадка о Колумбовом яйце.

Он вытащил из кармана пиджака записную книжку и карандаш.

– Можешь начертить круг и поставить точку в центре, не отрывая карандаша от бумаги?

Чтобы я лучше понял, Рауль сам нарисовал круг с точкой посередине.

– Вот так, но не отрывая карандаша, – велел он.

– Это невозможно, и ты сам это знаешь!

– Не сложнее, чем поставить яйцо. Или чем завоевать Континент Мертвых.

Разглядывая круг с точкой, я задумчиво спросил:

– Ты правда знаешь решение?

– Да, я тебе сейчас покажу.

Этот самый момент и выбрал мой дорогой братец Конрад, чтобы ввалиться ко мне в квартиру без предупреждения. Дверь была незаперта, а он, понятное дело, не потрудился даже постучать.

– Привет честной компании! – жизнерадостно объявил он.

Я не испытывал ни малейшего желания продолжать разговор в присутствии моего брата-кретина.

– Сожалею, Рауль, но твое предложение меня не интересует. А твою задачку без обмана решить нельзя.

– Маловерный! – воскликнул Рауль.

Бросив визитную карточку на столик, он добавил:

– Если передумаешь, позвони.

С этими словами он удрал, даже не попрощавшись.

– Я, кажется, знаю этого типа, – заметил мой брат.

– Здорово, Конрад, – начал я так, словно был жутко рад его видеть. – Как твои делишки?

Но фонтан моего красноречия тут же иссяк, и я начал отчаянно скучать. Пришлось во всех подробностях вникать в «делишки Конрада». Он занимался импортом и экспортом «всего, что можно запихнуть в контейнер». Разбогател. Женился. Двое детей. Купил отличную корейскую спортивную машину, просто супер. Играл в теннис. Посещал знаменитые салоны, а в любовницах у него была компаньонка по бизнесу.

Конрад с удовольствием разглагольствовал о последних событиях своего счастливого бытия. Он чуть ли не даром приобрел несколько полотен известного художника, купил коттедж на морском побережье в Бретани, и «добро пожаловать, когда мне захочется помочь ему с ремонтом». Его дети отлично учились.

На моем лице застыла улыбка, но еще пара таких замечательных новостей, и я не смогу больше сдерживаться и от души врежу ему кулаком по физиономии. Ничто так не раздражает, как везение других. Особенно на фоне собственных неудач.

Три-четыре раза в неделю мне названивала мать.

– Ну что, Мишель, когда же ты мне наконец скажешь что-нибудь хорошенькое? Пора обзаводиться семьей. Посмотри, как счастлив Конрад!

Но этого ей было мало. Она перешла к активным действиям. Однажды, к моему великому удивлению, она предложила мне дать в газету объявление о знакомстве: «Знаменитый врач, богатый, интеллигентный, элегантный и одухотворенный, ищет женщину с такими же качествами». Ну или что-то в этом роде. Я был вне себя от бешенства!

Я все думал о загадке Рауля, а Конрад продолжал излагать подробности своей счастливой жизни. Он описал каждую комнату своего бретонского поместья и рассказал, как обвел вокруг пальца местных жителей, чтобы заполучить его за четверть цены.

Ох уж эта его снисходительная улыбка! Чем дольше он болтал, тем отчетливее звучало в его голосе снисхождение. «Бедный Мишель, – видимо, думал он. – Столько учиться, чтобы влачить такую одинокую, печальную и жалкую жизнь».

Да, это правда. В ту пору жизнь моя была хуже некуда.