Любовь к истории (сетевая версия) ч.10 - Борис Акунин

У других народов стремление к самоорганизации больше, чем у нас, поэтому там это как-то быстрее происходит, мы же пока не спешим с этим, но необходимость в объединениях все больше и больше осознаем. Яркий пример с недавней реформой науки — когда ученых поставили перед фактом преобразований, они задумались — а не стоит ли объединиться в какие-то хорошо функционирующие независимые организации, чтобы отстаивать свои реальные интересы. Я могу ошибаться, но на момент реформы там был определенный бардак с организацией. Так в общем и везде. Чтоб такого не было — надо работать, выбирать реальных представителей, следить за ними, что она делают, менять если надо, а не ругать и ничего не делать.

Только тогда что-то может получиться.

3. Не надо свои успехи переоценивать. Навальный совершает кучу ошибок в своей деятельности, зачастую даже

на улицах слышишь подтверждения своим соображениям. Откуда эта фотография кандидата в мэры? Кто такое мог посоветовать?. Мэр на мой взгляд должен чаще обращаться к избирателям, хотя бы через представителей, чтобы донести до них свои идеи, и узнать о их проблемах, пообещать выполнение того, чего он может сделать. Только при установлении такой связи люди будут готовы не только проголосовать, но и выйти на митинг за человека. Правительство не сильно скрывает тот факт, что Навального используют так же, как Прохорова на президентских выборах — чтобы народ больше верил в реальность выборов. В конечном результате мало кто сомневается — слишком велик авторитет Собянина как мэра, неопытность Навального, наличие кучи средств для фальсификаций на худой конец. Единственный плюс — то, что народ больше интересуется политикой, то что тех, кому все равно, становится меньше, люди начинают лучше понимать, что происходит в стране и как это менять. Хотя я не исключаю факт, что при корректировке своей кампании Навальный действительно может стать реальным кандидатом, способным бороться за пост.

«Секретики» из прошлого

24 июля, 11:51

Я, как все нормальные люди, обожаю клады. Регулярно читаю кладоискательский журнал «Родная старина», где фанаты металлодетектора рассказывают о том, как нашли под слоем дерна старинный амулет или откопали горшок с «чешуйками». Но вообще-то я не такие находки люблю. Меня интригуют настоящие клады — те, которые спрятаны в тайниках. Материальная ценность значения не имеет. Мне интересна не «сумма прописью», а то, что в тайнике законсервировано другое время. Видели, наверное, дурацкий сувенир: консервную банку с надписью «Воздух Парижа» или «Воздух Венеции»? Так вот в тайнике заперт воздух иной эпохи.

Меня не особенно волнуют тайники древние: пирамиды, курганы, сокровища инков или скифов. Потому что это — про людей, жизнь которых слишком уж далеко. Я про нее мало что знаю, я ее не чувствую. А про тех, кто жил двумя, тремя, пятью поколениями раньше, я знаю почти всё. Они для меня как родственники. Я даже определил хронологические рамки своего интереса: меня привлекают эпохи, которые были сфотографированы. Всё, что раньше, какое-то ненастоящее. (Впрочем, про это я здесь уже, кажется, писал).

Вот три клада, от которых у меня замирает сердце.

Про первый, обнаруженный года полтора назад, у нас говорили и писали довольно много.

В Питере затеяли ремонт бывшего особняка Нарышкиных-Трубецких и между перекрытиями вскрыли потайную комнатку площадью 6 квадратных метров. Нашли сорок мешков с фамильным серебром Нарышкиных, несколько тысяч единиц. Каждый предмет обернут в газеты 1917 года.

Кажется, потом за границей кто-то из Нарышкиных предъявил на клад права — толком не помню. Мне, честно говоря, неинтересно, что со всеми этими центнерами серебра стало. Оно, должно быть, стоит много мильонов, но газеты, в которые был завернут драгметалл, волнуют меня не меньше, чем все эти супницы, половники и кольца для салфеток. А больше всего хотелось бы побывать в раскупоренной комнате…

Про второй клад, совершенно незнаменитый (не думаю, что про него вообще узнала пресса), мне рассказал один «чердачник». Есть такая категория кладоискателей, они специализируются по старым домам, предназначенным на слом. Эта находка по ценности не идет ни в какое сравнение с нарышкинским сокровищем, но она взволновала меня еще больше.

Простукивая стены обреченного особняка, мой «чердачник» понял, что под штукатуркой пустота. Проделал дыру и нашел большую замурованную кладовку, где в Гражданскую войну московская семья среднего достатка спрятала свои пожитки. Никакого злата-серебра. Обычная посуда, граммофон с пластинками, велосипед, швейная машинка, шубы, обувь, одежда, всякий домашний скарб.

Что-то из вещей «чердачник» оставил себе или раздарил, что-то разнес по антикварным магазинам, не шибко при этом обогатившись. Но меня просто трясет от зависти, когда я представляю: вот он светит фонариком в черную дыру, и луч выхватывает из тьмы фрагменты ушедшей жизни. Сбегая из голодной Москвы куда-нибудь на хлебную Украину или в сытную Сибирь, хозяева, конечно же, рассчитывали вскоре вернуться, потому что ну сколько может продержаться эта нелепая советская власть?

Никто не вернулся, всё на свете переменилось и перевернулось вверх тормашками — но только не здесь. Вещи на месте, ждут владельцев.

Про третий тайник, самый чудной из всех, я прочитал в британской газете «Телеграф».

Умерла одна старая-престарая француженка. Разбираясь в ее наследстве, душеприказчики выяснили, что за ней среди прочего имущества числится квартира в девятом округе Парижа, между Оперой и площадью Пигаль. Вскрыли дверь — и ахнули.

Из этой квартиры в июне 1940 года хозяйка бежала от немцев. И больше ни разу не переступила порога. Здесь с тех пор вообще никто не бывал. Плата исправно вносилась, так что претензий ни у кого не возникло. Почему женщина сюда не вернулась — бог весть. Может быть, не хотела ворошить какие-то тяжелые воспоминания.

Прессу больше всего заинтересовала висевшая на стене картина Джованни Болдини, впоследствии проданная на аукционе за два с лишним миллиона евро. А по-моему, эка невидаль — картина.

Вы лучше загляните в эту хронодору — и попадете прямо в тот самый день, когда боши шли на Париж, и времени оставалось очень мало, только прихватить самое необходимое. Мгновение застыло, как муха в янтаре. Лишь слегка припорошилось пылью.

За окнами ходили немецкие облавы, потом немцев гоняли резистанты, потом из транзисторных приемников пела Эдит Пиаф; сменилось десять поколений автомобилей, люди стали летать в космос, рухнул Железный Занавес, произошло сто тысяч самых разных событий. А тут хайлайтом и главным ивентом было, допустим, явление случайно забредшего мышонка. Пробежал по паркету, понял, что подхарчиться нечем — и время опять замерло.

Знаете, я вдруг вспомнил, что тоже оставил потомкам тайник.

Во времена моего раннего детства была такая мода — закапывать «секретики». Мне она ужасно нравилась. Мои друзья уже переросли эту игру, а я всё что-то закапывал, откапывал, перепрятывал. И когда мы переезжали из Оболенского переулка в далекие, как другая галактика, Кузьминки, я почему-то решил оставить на старом месте всем «секретикам» «секретик». В жестяную коробку из-под новогоднего подарка (космическая ракета, улыбающийся месяц, кремлевская башня) я сложил массу ценных вещей. Там был синий стеклянный шарик, сверкающий пятачок 1961 года, оловянный пулеметчик и целая коллекция разноцветного «золотца» — красивой фольги от винных бутылок, которые мне давала дружественная продавщица из соседней рюмочной.

Вот найдут мой «секретик» через пятьсот лет археологи и сломают себе голову, что это за таинственный набор артефактов.

Из комментариев к посту:

justfedja

Прочитал в интервью с одним бывалым "чердачником", что в любом доме массовой застройки есть 1–2 навсегда покинутые квартиры. Куда девались хозяева — неизвестно, почему никто не претендует — тайна. Такие квартиры знают местные участковые через работников ЕИРКЦ (куча неоплаченных счетов), они же первые туда и наведываются, вынося всё мало-мальски ценное, когда дому приходит конец. Редко, когда "чердачники" или наблюдательные/авантюрные соседи обгоняют конкурентов из МВД.

Такие квартиры обычно вскрываются, когда дом, старая постройка или пятиэтажка, идут под снос. Чердачник рассказывал что кажется, будто входишь в мир 60-х или 70-х: обои, мебель, техника. Люди как будто только что вышли.

Да что говорить, у самого в подъезде из 9 квартир 5 — коммунальные. В двух квартирах хозяева комнат пропали 10–15 лет назад, никто не претендует. Одну вскрыли соседи, вычистили всё съестное, чтобы остановить вал тараканов, и снова заперли. Во второй… Во второй всё ещё интереснее.