Хроника рядового разведчика - Евгений Фокин

И теперь близость кухни, вероятно, не одного командира настроила на приятные воспоминания. Наконец, Дышинский приказывает двигаться дальше, и мы, продрогшие, поднимаемся с мокрой травы, напряженно всматриваясь в темноту, стараясь рассмотреть, что там, впереди, и направляемся вверх, в сторону кухни.

Хоть и жутко во вражеском тылу, но чувствуем, что вера в успех не покидает нашего взводного.

Неожиданно выходим на заброшенную проселочную дорогу. Останавливаемся и

прислушиваемся. Вокруг — плотная, пронизанная томительным ожиданием тишина. И вдруг настороженное ухо в этой тягостной тишине улавливает далекий стрекот мотора.

— Мотоцикл, — только и произносит Серов. Звук нарастал, приближался. Что делать?

— Всем вниз! — следует команда.

На ходу у Дышинского начинают вырисовываться первые наброски плана действий. Мы тоже догадываемся, что там, в низине, он решил устроить засаду.

— В балке сыро, грязно, мотоциклист поедет медленно, — рассуждал командир. — Его к тому же не скоро хватятся. Успеем оторваться. Возможно, едет офицер. А если и солдат-тыловик, то и он располагает большей информацией, чем пехотный фельдфебель.

По размякшей дороге быстро и бесшумно скатываемся на дно балки. В самом низу упираемся в маленький, всего в три-четыре метра, мостик. Настил солидный, из целых бревен, но положен наспех — не пришит и шевелится под нашими ногами.

Быстро осматриваем подъезд к мосту и с другой стороны. Здесь дорога подбегает к нему из кустов ивняка, а перепрыгнув через настил моста, снова прячется в них и уже потом, выбравшись из кустов под углом к склону, бежит вверх.

Осторожно раскатываем бревна, мост становится длиннее, а посредине настила одно бревно разворачиваем наискосок.

Двоих, Серова и Сидоркина, Дышинский оставляет на этой стороне моста, а с остальными торопливо возвращается обратно. Сбоку, у дороги, располагаются Канаев с Пратасюком, а сам командир с Бутиным скрываются в кустах по другую сторону. Итак, засада организована. Теперь остается только ждать.

Потянулись минуты нервного напряжения. «Как-то мы сработаем, — думал Дышинский, — все ли предусмотрели? Сколько их на мотоцикле — один, двое, трое? Надо ко всему быть готовыми. Всего нельзя предвидеть, а хотелось бы...»

Тяжелы минуты ожидания встречи с врагом. Мотоцикл, как назло, нам кажется, приближается медленно, заставляя напрягаться каждую нервную клетку. Волнение усиливается, и любое пофыркивание мотоцикла отдается толчками в наших сердцах.

Стоять в засаде страшно неудобно. Стоим согнувшись на обочине, в конце настила, держась за низ кустарника. Шаг дальше — и ноги засасывает набравшая воду луговина.

— Подъезжает к спуску, — размышляет командир, сосредоточенно прислушиваясь и улавливая изменение звука работы мотора. — Начал спускаться... Едет медленно, — мысленно следит за продвижением мотоцикла Дышинский.

Ждет командир, ждем и мы, спружинившись, в напряженной готовности к броску. В засаде стоим недолго, а спины от непривычных, неудобных поз затекли. Переступить с ноги на ногу не решаемся, под ногами противно чавкает луговина. От воды тянет сыростью.

Взводный застыл как изваяние, его внимание обострено, внутри все напряглось, сжалось. Надо терпеливо выждать момент. Лишь бы его не проморгать, чтоб пришелся в самую точку.

А мотоцикл ближе и ближе. Темно, но кое-что даже через кусты все же удается рассмотреть, не меняя своей нелепой позы.

Командир, наконец, видит, как впереди мечется по сторонам, выбирая дорогу, все приближаясь, свет подслеповатых фар.

— А вот и он. Один, в коляске никого, — облегченно вздыхает Дышинский. — Это уже лучше.

Вот мотоцикл подъезжает к мосту, сбавляет скорость и выбирается из колдобины. Заговорил под колесами настил моста. Мотоциклист почти останавливается, вглядывается в настил, отыскивая место, где удобнее преодолеть маленькое препятствие, устроенное нами.

Мы этого момента только и ждали. Команда «Вперед!» оставляет позади все — напряжение и волнение. Разом в броске к мотоциклу метнулись длинные, слабо очерченные тени. Каждый без спешки, но быстро делал свое дело. Острый луч фонарика ударил немцу в глаза. Пратасюк порывистыми четкими движениями вытаскивает ключ зажигания, потом пистолет из кобуры.

Мотоцикл вздрогнул и по инерции скатился вперед, угодив передним колесом в расщелину между бревнами настила, и остановился. Не дав водителю опомниться, его рывком оторвали от руля и заломили руки назад. В следующее мгновение запястья надежно были скреплены прочным канатиком, извлеченным Пратасюком из бездонного кармана.

— Мотоцикл — с дороги! — приказывает Дышинский.

— Mund halten[1]!

Серов выворачивает руль, и мотоцикл, подталкиваемый Бутиным и Катаевым, преодолевает вторую часть настила, а затем, миновав кусты, разворачивается вправо и освобождает дорогу. Дышинский с Пратасюком идут вслед за мотоциклом с пленным, которому взводный быстро задает вопросы. Немец что-то отвечает, но пока никто из нас не понимает их диалога.

Нас, разведчиков, снабжали карманными разговорниками, с помощью которых можно было получить от пленного первичную информацию без квалифицированного переводчика. Большинство из нас содержание разговорника знали наизусть. Хуже обстояло дело с произношением. Но не в этом главное.

Дышинский интересуется паролем, немец утвердительно кивает и называет его.

«А не проскочить ли нам передний край с ветерком, на мотоцикле?» Эта шальная мысль осеняет и обжигает командира. «Никому и в голову не придет, что на мотоцикле едут советские разведчики, да еще с пленным! А что? Мысль! И неплохая! — лихорадочно думает он, прежде чем принять окончательное решение. — И не такое уж это безрассудство. Риск? Да! Риск! Вся наша работа — риск. А выбираться отсюда как-то тоже надо. Мы ж не премудрые пескари, а разведчики! И если будем колебаться и дрожать, то и уважать себя перестанем».

Принятие решения — творческий процесс. Мы всецело верили своему командиру и доверялись ему. Он видел шире и дальше нас. Несмотря на молодость, он успел совершить немало смелых операций. Не все измеряется количеством прожитых лет, а тем, что человеком сделано, продумано, пережито и реализовано. Некоторые ему завидовали, говорили, что ему просто везет. Что ж, удача тоже — награда за смелость. Кто ищет, тот всегда найдет.

Мы были исполнителями его воли, и он верил в нас, и эта взаимная вера цементировала и сплачивала всех в один слаженный организм, имя которому — войсковое товарищество, братство по духу.

Теперь, когда пленный был в наших руках, Дышинский должен доставить его в расположение своих войск любой ценой. Он с сожалением посмотрел на взошедшую, хотя и ущербную, луну. Раздвинув тучи, она с любопытством старалась взглянуть вниз.

«Да и время позднее, — прикидывает взводный, прорабатывая свой вариант дальше. — От полуночи до четырех часов всем спать хочется, в том числе и немцам. На худой конец, мотоцикл может вести и Пратасюк. Но сумеет ли ночью? Да и мотоцикл незнакомой марки».

— Иван, справишься? — строго спросил у Пратасюка комвзвода, показывая на мотоцикл.

— Запросто, товарищ младший лейтенант, вот только посмотрю и...

— Не запросто, а конкретный ответ нужен, — перебил Дышинский. — На всякий случай будь готов к этому.

«Ночь довольно темная. Опять начал накрапывать мелкий дождь. Пленный не проявляет особого беспокойства. Будет, по-видимому, спокоен и по дороге к линии фронта. А может, это уловка врага?» — снова и снова размышлял командир. Да, это было заманчиво и рискованно. Но он все больше и больше утверждался в целесообразности осуществления своего дерзкого плана. Это был неординарный случай, но коль уж судьбе довелось свить этот «калмыцкий узелок», то и разрубить его надо тоже оригинальным способом.

— Что будем делать с мотоциклом? — начал шепотком, перебив весь ход мыслей,

Пратасюк. — Осмотрел. Хорошая машина. Даже у коляски есть ведущие колеса. Бросать жалко.

— А мы и не будем.

— А кто поведет?

— Немец! Пленный!

Вначале этим словам никто не придал особого значения: то ли шутит, то ли всерьез. Бесспорно, способом возвращения были озабочены все.

Дышинский подходит к пленному, снимает с него камуфлированную плащ-палатку и укрывается ею. Насколько позволяла темнота, осмотрел мотоцикл. Немец, наблюдая за его действиями, начал, по-видимому, догадываться о намерениях разведчика.

— Zieht das Motorrad alle sieben[2]?

— Ja, ja[3], — последовал поспешный утвердительный ответ.

— Развяжите ему руки, — попросил командир. — Anlassen[4]! — приказывает он немцу.

Тот направился к мотоциклу, потирая на ходу затекшие от веревки руки, бегло осмотрел его. Постучал по баку, нажал на стартер, и он легко завелся.