"Фантастика 2023-127" Компиляция. Книги 1-18 (СИ) - Острогин Макс

– Почему-то никто не связывает триумфальный поход в Европу с последующими печальными событиями. Нет, я не про декабристов и не про Крымскую войну, они только внешнее проявление глубинных процессов, происходивших в государстве. Вынеся на себе всю тяжесть борьбы с Наполеоном, Россия надорвалась, распылив свои силы в иностранных походах, оставив за границей огромное количество людских и материальных ресурсов. Именно их потом не хватило для модернизации собственной экономики…

Тайные общества, бунт тысяча восемьсот двадцать пятого года, поражение в Крымской войне – это последствия абсолютно непродуманной, ущербной внешней политики во время войны с Наполеоном. Она потащила за собой целую цепь других ошибок. Самая крупная – торопливая, половинчатая, непродуманная отмена крепостного права. Если помните, этой реформой остались недовольны и крестьяне, и дворяне. И, как ни странно, нынешнее отставание от всех ведущих мировых держав по всем экономическим показателям – результат ошибочных решений почти столетней давности, считавшихся триумфальными на тот момент.

Обойдя вокруг стола, император вернулся к карте и, задумчиво глядя на красные и синие стрелы, продолжил:

– Мы, конечно, можем пренебречь собственным печальным опытом и, очертя голову, броситься на штурм столиц противника. Я даже могу предположить, что военная удача от нас не отвернется. Но что взамен?

Резкий поворот – и стальной взгляд уперся в ошалевшие глаза генералов.

– Взамен мы повесим на себя заботу о населении оккупированных территорий и побежденных стран. Кто-нибудь считал, во сколько это нам обойдется? Только не надо мне говорить про прирастание территориями. Новый двадцатый век диктует нам совершенно другую логику развития: страны будут прирастать не территориями, а промышленностью и наукой, технологиями и производствами, школами и университетами, грамотными образованными подданными. Тот, кто проиграет эту гонку, обречен на поражение. Знаете, как это будет выглядеть?

В зале стало тихо, как ночью на кладбище.

– В Германии по требованию офицера Генерального штаба Шлиффена начинается реконструкция железных дорог, строительство рокад, позволяющих оперативно маневрировать резервами на огромных расстояниях. Это значит, они уже начинают готовиться. А когда будут готовы, последует провокация. Ну, например, внезапная смерть высокопоставленной особы, того же Франца Фердинанда, восстание венгров и аншлюс Австрии с целью спасения австрийцев. Франция, понимая, что она следующая, нападет на Германию. Кайзер контратакует через Бельгию и Нидерланды, обойдет французские укрепления. Блицкриг – Франция капитулирует…

За очень короткое время промышленность всей Европы окажется под протекторатом Германии. А она уже сейчас превосходит нашу по всем показателям: кораблестроительные мощности – в два раза, артиллерийские и снарядные – в пять, химические (по кислотам, пороху и взрывчатке) – более чем в десять раз. И когда в воскресенье 22 июня армия объединенной Европы, имея подавляющее преимущество во всех видах вооружений и в людских силах, перейдет через границу России, чем мы будем останавливать эту лавину саранчи, господа победители? Освежите головы, вспомните объемы производства чугуна и стали, пушек и снарядов, винтовок и патронов, которые можем производить мы и они… Прикиньте мобилизационные потенциалы и скорость оперирования резервами на огромном ТВД от Балтики до Черного моря…

Император устало опустился на стул и уперся взглядом в столешницу.

– Удачно отбившись от врага, следует не хапать все подряд, а заняться собственными делами. Россия – страна на четыре пятых крестьянская, с околонулевой механизацией и химизацией агропромышленного производства, с неграмотным, нищим населением. Нам нужны гигантские вложения: требуется переселить минимум семьдесят миллионов человек в города, превратив крестьян в высокообразованных, квалифицированных работников, построить заводы, школы, больницы. Одного жилья потребуется не менее четырехсот миллионов квадратных метров. И все это вне досягаемости форсированного броска врага на западе и на востоке.

Фактически нам надо создать внутри России еще одну страну, совсем непохожую на ту, что вы ежедневно видите из окна дилижанса и поезда, и сделать это за кратчайшее время, иначе нас раздавят. Нет у нас времени и других ресурсов на десанты. Поэтому операцию, разработанную Генеральным штабом и представленную полковником Юденичем, отменяю…

Народ простит что угодно, кроме обманутых ожиданий

Главное политическое управление Российской империи в полном составе собралось впервые с начала боевых действий, и впервые повестка дня не содержала ни одного военного вопроса – верный признак того, что успешная, победоносная война заканчивается, уходит в историю. Но в письме императора, врученном участникам совещания, отсутствовали фанфары и бравурные марши.

«Пусть вас не обманывают и не успокаивают звонкие победы на море и на суше, – читали собравшиеся обращение монарха, – это всего лишь благоприятный фон для проведения глубоких внутренних преобразований. Стоит хоть чуть-чуть с ними опоздать, позволив себе почивать на лаврах, и все результаты последней кампании будут неумолимо обнулены, а победы русского оружия превратятся в великие потрясения для нашего государства…»

Собрание, заряженное тревожным тоном послания, гудело встревоженным ульем, обсуждая предстоящие реформы. Все были в сборе, за исключением императора. Немногословные адъютанты неизменно повторяли интересующимся одну и ту же фразу: «Верховный главнокомандующий приносит свои извинения за опоздание. Еще не закончилось совещание Генерального штаба. Ждите!»

Разбившись на группы доверительного, неформального общения, присутствующие оживленно обменивались мнениями, благо интересных собеседников хватало, а задачи предстояло решать грандиозные.

– Нет, война не закончилась, господа, – задумчиво скручивая в трубочку свой доклад, вполголоса говорил полковник Ипатьев, обращаясь к собеседникам. – Она просто переместилась в учебные аудитории, лаборатории и цеха. Наши преподаватели, профессоры и доценты, сами того не желая, уже вчера оказались на передовой. Поэтому весьма актуальным считаю вопрос, почему западные университеты, например германские, и в мирной жизни являются очагами национального духа, в то время как в воюющей России с кафедр императорских университетов звучат речи о патриотизме как о чем-то недостойном современного «интеллигента», обязанного в равной мере любить все человечество, об армии как тормозе прогресса, ибо война якобы есть остаток варварства, и тому подобное.

– Потому что, дорогой вы наш полковник, – глядя в глаза инженеру-химику, отвечал недавно прибывший с Дальнего Востока барон Врангель, – если роль идеологии в обществе становится чрезмерно высока, то она приобретает собственную волю и уже может диктовать решения, правильные в ее рамках, но очевидно гибельные в реальности. И реальность в таком случае просто приходится игнорировать.

– И какая же идеология главенствует в наших университетах? – удивленно вздернул брови стоящий рядом с Ипатьевым Менделеев.

– Нигилизм, отрицание всего существующего порядка в целом и каждого его элемента в отдельности. Нашим профессорам как бальзам на сердце последняя работа Льва Николаевича о пользе еретиков для развития цивилизации. Они купаются в собственной фронде, вслед за социалистами призывая к разрушению всего окружающего их пространства. Надеются, покрасовавшись на митингах, призвав к необходимости разрушения «всего мира насилия до основания», вернуться в свой уютный мирок, где лакей примет трость и шляпу, а услужливая горничная плеснет горячего чая. А ничего этого уже не будет. Будут руины с отчаявшимися людьми, убивающими друг друга за кусок хлеба.

– Откуда такая фантасмагория? – язвительно задал вопрос лысый очкарик с шикарной архиерейской бородой и неожиданно армейской выправкой.

Остатки волос, небрежно зачесанные назад, свисали гроздьями на воротник черного сюртука, обсыпанного перхотью. Весь вид его был вызывающе неопрятным и отталкивающим, но живые, проницательные, двигающиеся в унисон с мимикой глаза завораживали, притягивали к себе и заставляли абстрагироваться от всего остального. К старику было приковано повышенное внимание, присутствующие то и дело косились на него. То там, то здесь по залу проносились шепотки. «Неужто это тот самый Кропоткин?» – «Да-да, не сомневайтесь, собственной персоной. Прибыл-с под личные гарантии безопасности…»