Мир-Земле (сборник) - Артур Кларк

Тем временем Марк называл все новые цифры. Кот прыгнул ему на колени, навалился на ладони и задремал.

Марк привык к ежегодной процедуре и многие цифры называл машинально. Столько-то на дома престарелых. Столько-то на питание школьников. Столько-то на экологические проекты, на медицинские исследования, на развитие энергетической сети.

Он долго обдумывал только рубрику военных расходов. Оружия хватит не один раз уничтожить планету. Зачем же еще? Марк предпочел перевести деньги ветеранам войн. Он и сам понюхал пороху: хотя вьетнамская война закончилась еще до его рождения, он не избежал нефтяных войн, участвовал и в авантюрах в Латинской Америке. Оба его брата погибли в джунглях, а сам он получил два ранения. Если вложить еще денег в военные расходы, вернет ли это убитых братьев?

Слова на экране вдруг расплылись. Марк вынул ладонь из-под теплого живота мурлыкающего даже в дреме кота и вытер слезы.

КОНЕЦ СПИСКА, МАРК. ОСТАТОК 795 ДОЛЛАРОВ 32 ЦЕНТА. ПОВТОРИТЬ ВОЗМОЖНЫЕ СТАТЬИ РАСХОДОВ?

— Нет, — сказал Марк, заморгав. Буквы снова расплылись.

ВЫ ОБЯЗАНЫ РАСПРЕДЕЛИТЬ ВЕСЬ НАЛОГ ДО ПОСЛЕДНЕГО ЦЕНТА.

…В те солнечные дни детства они проказили втроем. Счастливые дни закончились вместе с гибелью братьев. Да, скорбеть по павшим — святой долг, но был ли смысл в их гибели, был ли смысл?..

ПОВТОРИТЬ ВОЗМОЖНЫЕ СТАТЬИ РАСХОДОВ?

— Нет, — тихо ответил Марк.

ВВЕСТИ ДОПОЛНИТЕЛЬНУЮ СТАТЬЮ? — догадалась машина.

— Да, — сказал старик почти шепотом.

ЖДУ ВВОДА ДОПОЛНИТЕЛЬНОЙ СТАТЬИ.

— Мир, — сказал Марк, и слово зависло в тишине.

БУДЬТЕ ДОБРЫ, ТОЧНЕЕ.

— Я сказал МИР, черт побери! — выкрикнул Марк. — Мир — вечный и нерушимый!

Кот испугался и спрыгнул с колен хозяина. Марк резко встал, опрокидывая стул. Его глаза ничего не видели от слез. "Дурень, ну и дурень!" — тут же устыдился он своей горячности.

В тот же день, пятнадцатого апреля, больше двухсот миллионов налогоплательщиков высказали то же желание.

К рождеству оно осуществилось.

САКЕ КОМАЦУ МИР — ЗЕМЛЕ

Мелькнула человеческая тень. Он машинально спустил предохранитель, прицелился и затаил дыхание. Впереди тихо покачивался колос мисканта. Высокая поПечатается по изд.: Комацу С. Мир-Земле. Пер. сяп.-М.: Мир, 1967 ("Времена Хокусая").-Пер. изд.: Комацу С. Ти нива хэйва-во.-Tokyo: S-F Magazine, 1965. желтелая трава зашуршала, заколыхалась, и оттуда высунулся крестьянин плутоватого вида, с обмотанной грязным полотенцем головой и вязанкой хвороста за плечами.

Тогда он поднялся и шагнул навстречу старику, держа наготове карабин.

Старик в ужасе шарахнулся. Испуганное лицо на миг исказилось злобой, но тут же стало непроницаемым. Тот подошел вплотную к старику.

— Жратва есть? — спросил он. — Я голоден!

Тусклыми, точно высушенная солнцем речная галька, глазами крестьянин смерил его с головы до ног. Под гноящимися веками снова вспыхнул злобный огонь.

Перед крестьянином стоял исхудалый мальчик в рваной, висевшей клочьями одежде. Его шею и тощие, как куриные лапки, руки покрывала чешуйчатая пыль.

— Ты чего карабином тычешь? — сердито пролаял старик. — Не японец я, что ли?

Парнишка опустил карабин, но на предохранитель не поставил.

— Ты где живешь? — спросил мальчик.

— Недалеко… за горкой, — ответил крестьянин.

— Мне жратва нужна! Сейчас поесть и на дорогу.

Крестьянин снова нахмурился. Он злился. Еще бы не злиться! Какой-то мальчишка ему угрожает, карабином в грудь тычет. Еще покрикивает. Героя из себя строит. Добро бы действительно солдат был — не так уж обидно, стерпеть можно, а то сопляк какой-то!..

— Ты что, один или с дружками? — спросил крестьянин.

Мальчик покачал головой. Огляделся по сторонам.

— Один я. Меня в разведку послали. Вернулся. Наших всех перебили. А кто жив остался, видать, в горы подался.

— Всех поймали! — со злорадной усмешкой сказал старик. — Вон по той тропиночке спускались, подняв руки. Их лупили, подгоняли прикладами… даже раненых…

— Не может быть, чтобы всех… Кто-нибудь уцелел.

— И ты зря прячешься… Все одно — рано или поздно схватят.

Щелкнул затвор. Крестьянин прикусил язык. Он взглянул на мальчика затравленными глазами, налитыми кровью, как у быка.

— В Синею проберусь, к нашим, — упрямо проговорил мальчик, поджав губы. — Там еще крепко держатся.

— В Синею? — ехидно переспросил крестьянин. — А знаешь, как туда добираться? Все дороги охраняются.

— Ничего, без дорог, лесами, горами проберусь.

— Все одно сцапают, — тихо пробурчал старик и тут же, спохватившись, искоса взглянул на мальчика, потом добавил осторожно: — Сдавайся в плен… тебе же лучше будет.

Мальчик вскинул карабин.

Ну, вот! Слова им не скажи — сразу на рожон лезут. Бешеные какие-то! Такому ничего не стоит пальнуть. И дают же им оружие в руки!

— Пре-датель! — прошипел парнишка сквозь зубы. — Из-за вас проиграли!

— При чем тут мы? — пробормотал старик и торопливо добавил: — И вы не виноваты… На их стороне сила. У них всего вдоволь. А у нас что? Ни одного самолета, ни одного…

— Это не поражение, — упрямо повторил мальчик. — Умереть в бою, не сдавшись врагу… Наши в Синею будут держаться до конца!

— Тогда всех японцев перебьют.

— А что, по-твоему, лучше холуем быть, лишь бы в живых остаться? — Он говорил таким тоном, точно отчитывал первоклассника. — Даже ребята вроде меня сражаются в смертном бою. Эх, ты!.. А еще взрослый!..

— Старуха у меня парализованная да дочка на шее, — ворчливо ответил крестьянин, — а вы-то что жрать будете, если крестьяне работать перестанут?

Но, увидев, что мальчик снова приходит в ярость, старик повернулся и, сказав: "Пойдем!", зашагал прочь.

Одинокий дом в долине. Тощая, с торчащими ребрами корова щиплет траву, на морде у нее выражение полного безразличия и покорности. Поля вдоль ущелья давно убраны, всюду, как великаны, высятся скирды рисовой соломы.

— А их нет? — подозрительно спросил мальчик.

Старик покачал головой.

— Все до одного ушли… тут неподалеку… в соседней деревне, кажись, остался отряд…

Голос крестьянина заставил мальчика еще больше насторожиться. С этим старым пугалом надо держать ухо востро.

— Мать, это я! — крикнул крестьянин.

Вблизи дом казался большим. По двору бродили куры. Пахло перегноем и свежей соломой.

От одной мысли о яичнице рот переполнился слюной.

В доме кто-то заворочался. Старик вошел и с кем-то заговорил вполголоса. Парнишка разглядел уставившиеся на него выцветшие старческие глаза. Старик успокаивающе говорил: "Ничего, обойдется", а старуха требовала гнать оборвыша в шею.