Череп на рукаве - Ник Перумов

– Люди потеряли рассудок, – продолжал он, медленно и негромко, раскачиваясь из стороны в сторону, словно в трансе. – Люди потеряли рассудок и орут «свобода, свобода», не понимая, что есть цена, которую нельзя платить даже за свободу. Дарк искренне считает Империю средоточием зла. Я во многом с ней согласен. Но цель таки не оправдывает средства, вернее, оправдывает, когда речь идёт лишь о твоём личном нравственном выборе; когда на карту поставлена жизнь целой планеты... – Он покачал головой, горестно, безнадёжно. Он поднял взгляд, посмотрел мне в лицо. – Ну вот, ты знаешь всё теперь. Кто ты, что ты... почему и как это всё произошло... Ты, наверное, хочешь ещё спрашивать. И не про Империю – про себя. Я прав?

– Конечно... папа, – это слово я выговорил с некоторым усилием. Отец почувствовал и едва заметно нахмурился.

– Ты – человек, – резко и властно проговорила мама. – Человек, просто построенный из чуточку другого материала. Получше, чем мы все, остальные. Помни, в тебе – все наши гены. Ты – не Чужой. Ты – человек. Различие, не порождающее различие, не есть различие, как было сказано.

– Но почему, почему, мама?! – не выдержал я. – Зачем... вы сделали это? Заранее планировали, что придётся противостоять этим самым биоморфам, и решили...

– Можешь смеяться, – отрезала мама, – но я лично это предвидела. Биоморфы – слишком опасная и неслучайная находка, чтобы она не оказалась в плохих руках. Я не верила и не верю в кристально честных хранителей, что умрут под пытками и не проронят ни слова. Я не сомневалась, что биоморфы обязательно попадут или к имперцам, или к тем, кто сражается с ними. Иногда и те и другие мне одинаково отвратительны.

– Как ты можешь так говорить?! – вырвалось у меня. – А те, кто горел в танках на Курской дуге, кто...

– Они – святые, – вновь резко и властно отрезала она. – Недаром на полях сражений был обычай строить храмы в честь Всех Святых, в земле Российской Воссиявших. Всех Святых, понимаешь? Они шли честно, грудь на грудь с врагом. В жизни они были всякими: и грешниками, и праведниками, но смерть приняли великую и светлую. А у нас... Дарк тоже сражается с Империей. Не понимая, что сейчас этого монстра можно завалить, только ударив изнутри. Для чего и нужен был наш план. Могу тебе сказать, ты был не один.

– Не один... не один биоморф?

– Человек с некоторыми качествами биоморфа – один, – вставил отец. – Кроме тебя, с аналогичными целями в имперские ряды вступили и другие. Не на нашей планете, само собой, это вызвало бы подозрения. Даже среди «стержневой нации» есть такие, что не шибко любят имперские порядки.

Я тяжело вздохнул. Мучительно ныла голова, новое чувство – я внезапно подумал, что уже очень, очень давно не болел. И быстро, быстрее других приспособился к имперским порядкам. То, что было в моём теле нечеловеческого, не делало меня непобедимой машиной смерти – к сожалению, конечно же, но кое-что всё-таки делало. Я по-прежнему многое не понимал. Неужели мои родители уже тогда, будучи совсем зелёными юнцами, сумели спланировать и успешно завершить сложнейший биотехнологический эксперимент, который и сейчас, без малого три десятка лет спустя, всем без исключения покажется фантастикой? Как они это сделали?

– Методом проб и ошибок, – мрачно сказала мама. – Впрочем, ничего особо сложного там не оказалось. Подошли все стандартные методики от обычного клонирования и подсадки эмбриона. Гормональные же процедуры для сабститутивной матери отработаны уже давным-давно, как ты обязан знать.

...Словно кто-то другой, гораздо более могущественный, уже спланировал всё это заранее и позаботился о том, чтобы аборигены без труда смогли осуществить всё потребное.

Наступило молчание.

– Ну, выше голову, – мама потрепала меня по волосам. – Выше голову, Рус, с потерей Москвы..

– Знаю, знаю, ещё не потеряна Россия, – пробурчал я.

– Вот именно. Не потеряна. Нам надо перехватить Дарк и уничтожить эту нечисть, которую она выращивала.

– Где?

– Старый форт, – сказал отец. – Шестая бастионная батарея. Они там. Я знаю, Дарк расстреляла одну пустую «матку», но прячет-то гораздо больше. Ей нужны силы для вторжения, если она таки на это решится.

– Решится на что?

– Вторгнуться в области Внутренних Планет, конечно же, – ядовито заметила мама. – Трудно самому сообразить?

– Вполне реальный вариант, кстати, – отец вновь стал раскуривать угасшую трубку. – После того, как она оказалась достаточно умной, чтобы спланировать Тучу...

– То есть это всё-таки её творение? – искренне поразился я.

– До конца не ясно, – призналась мама. – Я – в большей степени, отец – в меньшей, верим, что «матки» и прочая гадость – результат выполнения заложенной кем-то в биоморфы программы.

– Заложенной кем-то... – вздохнул отец. – Ты знаешь, Рус, настоящий исследователь не имеет права довольствоваться таким ответом. Нам надо знать, кем, как и почему была заложена эта программа. Как «матки» оказались способны к межпланетному и межзвёздному путешествию? Это-то уже не укладывается совершенно ни в какие рамки. Описанные тобой их взлёты с планеты – как такое возможно? Катализ, всё прочее – что называется, в пределах правил. А вот межзвёздные их путешествия о-очень даже мне подозрительны.

– Именно, – кивнула мама. – Никакой биологический объект способностью к антигравитации обладать не может. Это факт. Значит...

– Значит, есть артефакт, – в тон ей сказал папа.

– Примерно. Артефакт неземного, нечеловеческого происхождения.

– Ну, хорошо, а они-то откуда взялись? – не отступал отец.

– Ох, Юра, ну сколько же раз мы с тобой об этом спорили...

– Тогда и не будем, – закончил папа. – Пока что надо справиться с Дарк. А это, боюсь, будет потруднее, чем Руслану выбираться с Омеги.

Тем не менее мы стали разрабатывать план.

51

Пока нечего было и думать о том, чтобы тащиться куда-то на Сибирь и искать приснопамятного каптенармуса Михаэля. Отец не хотел терять времени. Пока Империя ещё не послала войска, у Нового Крыма был шанс избежать тотальной термоядерной бомбардировки.

У папы были свои люди. Точнее, это были люди нашей семьи, те, кто работал с нами уже много-много лет. Техники, инженеры, медики и прочее – народ тёртый и не робкого десятка. Иные у отца просто не задерживались.

Разумеется, обо мне отец ничего им не сказал. Просто собрал и произнёс пылкую речь, на которые он, надо отдать ему должное, был большой мастер. Сторонники отца, как и он сам, не отличались большой любовью к бесстрашной госпоже Дариане Дарк, и, когда отец попросил выступить добровольцев, ни один из пришедших не остался в стороне.