До рая подать рукой - Дин Кунц

– И ты еще заявляешь, что я потеряла свою жизнерадостность, – вздохнула Дженева.

Микки улыбнулась:

– Знаешь, я совсем не рада, что все так вышло. Но пусть задача передо мной стоит трудная, я давно уже… нет, я никогда не ощущала такого эмоционального подъема.

Тень пробежала по зеленым глазам Дженевы.

– Я боюсь.

– Я тоже. Но я боялась бы еще больше, если бы осталась сидеть сложа руки.

Дженева кивнула.

– Я запаковала маленькую баночку маринованных огурчиков.

– Я люблю маринованные огурчики.

– И маленькую баночку зеленых оливок.

– Ты прелесть.

– У меня не было консервированных перчиков.

– Что ж, поездку придется отменить.

Они обнялись. На какой-то момент Микки показалось, что тетя Джен не хочет ее отпускать, потом сама не могла оторваться от Дженевы.

Слова тети Джен сорвались с ее губ, как молитва:

– Привези ее назад.

– Привезу, – шепотом пообещала Микки, боясь, что, скажи она это слово громче, выглядело бы это так, будто она бахвалится или искушает судьбу.

После того как Микки села за руль и завела двигатель, тетя Джен положила руку на опущенное стекло.

– Я запаковала три пакетика «Эм-и-Эм».

– Вернувшись, сяду на салатную диету.

– И, дорогая моя, особое блюдо в маленькой зеленой баночке. Попробуй его, когда будешь обедать сегодня вечером.

– Я тебя люблю, тетя Джен.

Вытирая глаза бумажной салфеткой, тетя Джен убрала руку, отступила от «Камаро» на шаг.

А когда Микки тронула автомобиль с места, поспешила следом, махая мокрой салфеткой.

Микки нажала на педаль тормоза, и Дженева вновь наклонилась к окошку:

– Маленькая мышка, ты помнишь загадку, которой я ставила тебя в тупик, когда ты была маленькой девочкой?

Микки покачала головой:

– Загадку?

– Что ты найдешь за дверью…

– …которая в шаге от рая, – закончила Микки.

– Значит, помнишь. И ты помнишь, как ты давала мне ответ за ответом, так много ответов и ни одного правильного?

Микки кивнула, боясь говорить.

Зеленые глаза Дженевы вновь потемнели.

– Мне следовало понять по твоим ответам, какая у тебя ужасная жизнь.

Микки нашла в себе силы совладать с дрожью в голосе.

– Я в порядке, тетя Джен. Теперь на меня это не давит.

– Что ты найдешь за дверью, которая в шаге от рая? Ты помнишь правильный ответ?

– Да.

– И ты веришь, что это правда?

– Ты сказала мне правильный ответ, потому что я так и не смогла додуматься до него сама, значит, это правда, тетя Джен. Ты сказала мне правильный ответ… и ты никогда не лжешь.

В послеполуденном солнце тень Дженевы, длинная и узкая, чернела на черном асфальте, а ее золотисто-седые волосы, которые шевелил легкий ветерок, напоминали нимб, словно она стала святой.

– Сладенькая, помни урок этой загадки. Ты делаешь благое дело, возможно, ввязываться в эту историю – безумие, но дело благое, однако, если вдруг ничего у тебя не получится, помни, что всегда есть эта дверь и то, что за ней.

– Все получится, тетя Джен.

– Ты вернешься домой.

– А где еще я найду бесплатное жилье и такую фантастическую готовку?

– Ты вернешься домой, – настаивала Дженева с ноткой отчаяния в голосе.

– Обязательно.

Дженева просияла, залитая солнечным светом, словно стала таким же источником света, что и Солнце. Дженева протянула руку и коснулась щеки Микки. С неохотой убрала руку. Никакие киношные воспоминания не смягчали боли этого момента. Потом Дженева, машущая на прощание рукой, осталась в зеркале заднего обзора. Дженева уменьшалась, сверкая на солнце, машущая, машущая. Поворот, Дженева исчезла. Микки осталась одна, а от Нанз-Лейк ее отделяли тысяча шестьсот миль.

Глава 53

Битком набитая чудо-детьми пчеломатка ехала по Неваде рядом со скорпионом, который обслуживал ее. Их и без того непроницаемые глаза скрылись за темными стеклами солнцезащитных очков, парочка насекомных знаменитостей восседала на козлах королевской кареты.

Они продолжали плести свои заговоры, переговариваясь на пониженных тонах. Разговор этот прерывался взрывами смеха и воплями маниакальной радости пчеломатки.

С учетом того, что уже открыла ей Синсемилла, Лайлани не могла и представить себе, какими еще дополнительными секретами могла делиться эта парочка. Как будущая писательница, она не волновалась из-за недостатка воображения, ибо ни один человек по эту сторону ада не мог постичь все ужасы, которые роились в темных глубинах сознания ее матери или доктора Дума.

К западу от Лас-Вегаса они остановились на ленч в кафетерии отеля-казино, окруженного милями голого песка и скал. Заведение построили в этой пустоши не потому, что место это идеально подходило для курорта. Просто многие из тех, кто ехал в Лас-Вегас, делали здесь первую остановку в нетерпении сорвать банк и, случалось, проигрывались вчистую.

Этот пышный дворец предлагал дешевую выпивку, поощрял азартных игроков попробовать свои силы в играх, правила которых обеспечивали заведению максимальные преимущества, гарантировал утоление любых плотских желаний, предоставляя и горы калорийных десертов на «шведских» столах, и садисток-проституток с кнутами. Но даже здесь, в меню кафетерия отеля, значился омлет без холестерина, из одних яичных белков, с обезжиренным сыром тофу и вареной брокколи.

Усадив Лайлани между собой и Престоном в полукруглую, обитую красной кожей кабинку, Синсемилла заказала два таких лишенных вкуса омлета, один для себя, второй для дочери, с гренками без масла и свежими фруктами. Доктор Дум с аппетитом ел чизбургер с картофелем фри, улыбаясь, облизывая губы.

Обслуживала их девушка-подросток, с жирными светлыми волосами, торчащими во все стороны. На белом прямоугольнике пластика, приколотом к нагрудному карману униформы, значилось: «ПРИВЕТ. МЕНЯ ЗОВУТ ДАРВИ». Серые глаза Дарви не выражали никаких эмоций. Она даже не пыталась скрыть свою скуку. Часто зевала, обслуживая клиентов, говорила на одной ноте, ходила, подволакивая ноги, путала заказы. Когда ей указывали на ошибку, тяжело вздыхала, словно душа, начавшая раскладывать пасьянс в преддверье ада, задолго до того, как трое волхвов привезли на верблюдах дары в Вифлеем, и, всеми забытая, продолжающая свое занятие и поныне.

Предположив, что человек, придавленный вечной скукой, скажем, Дарви, может с радостью ухватиться за шанс оживить день и даже услышать, что ей говорят, чтобы стать участником более-менее волнующих событий, по окончании ленча, когда Дарви прибыла с чеком, Лайлани решилась:

– Они собираются отвезти меня в Айдахо, размозжить голову молотком и похоронить в лесу.

Дарви мигнула, так же медленно, как ящерица, загорающая на камне.