13 1/2 жизней капитана по имени Синий Медведь - Вальтер Моэрс

Начало было положено. Начало жизни после смерти.

Нусраму пришлось нелегко, он явно не ожидал, что я сумею оправиться после такого. Но он все же собрался и быстро состряпал какую-то дежурную ложь, за которую получил свои два балла.

Раунд девяносто второй

Следующий мой рассказ был о химериадах. Для начала я старательно описал жуткие картины ночного леса, потом резко перешел к появлению духов, изображая их отвратительные пение и походку. Затем подробно изложил историю моих выступлений в качестве тенора-ревы и в заключение поведал публике о том, как извращенно питались химериады.

Первый настоящий смех в зале. Кто-то даже крикнул: «Браво!» Достойные аплодисменты. Четыре балла на шкале.

Факир был слишком опытен, чтобы позволить себе запаниковать. Он еще раз хорошо покопался в закромах своей памяти и выудил оттуда на свет две классические лживые истории, к которым гладиаторы в разных вариациях прибегают уже много-много лет, и соединил их в довольно-таки приличную, не лишенную даже некоторого изящества, двойную ложь. Но опытный зритель быстро раскусил этот трюк и наказал его одним-единственным позорным баллом.

Раунд девяносто третий

Путешествие на плоту. Мой рассказ о волнах-болтушках вызвал всеобщее воодушевление. Я передразнивал их голоса, демонстрировал, как они спорят друг с другом, показывал, как они движутся, раскачиваясь на троне. Я описал свои голосовые упражнения и даже привел пару-тройку примеров в доказательство своего непомерно обширного словарного запаса. Встреча с тираннокитом Рексом обеспечила необходимое напряжение в зале, счастливое спасение предложило публике полюбившийся «happyend», а описание острова Гурманов разожгло аппетит к продолжению. Публика снова пришла в должную форму. Дружный хохот в зале. Реки горячего пива. Пять баллов на шкале.

Нусрам сохранял ледяное спокойствие. Легко и непринужденно, словно шел еще первый раунд, он представил публике элегантную выдумку о полете на Луну на воздушном шаре. Только от меня все же не ускользнули первые признаки его волнения. Этот незначительный нюанс, легкий нервный тик, возможно, кроме меня, никто не заметил. У него просто чуть-чуть подрагивал мизинец, совсем немного, лишь самый кончик, — и тем не менее.

Как бы ни была хороша история в его исполнении, все же она была скроена из старья, очень древней и всем известной замонианской сказки. Публика снисходительно наградила его тремя баллами.

Раунд девяносто четвертый

Аппетитные подробности моей жизни на острове Гурманов привели к повышенному потреблению кукурузы в зале, описание острова-плотожора вызвало единодушный испуганный стон, появление Мака и спасение в последнюю секунду — вздох облегчения. Шесть пунктов на шкале.

Нусрам старался не отставать, но это у него плохо получалось. История была знакома мне еще из его автобиографии, и она, надо признать, была гениальна, именно с ее помощью Факиру удалось разделаться с этим самозванцем-шарлатаном Каглностро и прогнать его со сцены в катакомбы канализации уже в четырнадцатом сражении. Он, конечно, изменил имена и поменял начало и конец местами, но все равно это была та самая история. Только знали это, по-видимому, далеко не все, поскольку он все же получил свои пять баллов. Мизинец перестал дрожать.

Раунд девяносто пятый

Моя жизнь у Мака, динозавра-спасателя. Благодарный материал для создания самых захватывающих гладиаторских историй. Спасения в последнюю секунду, спасения и еще раз спасения. Я рассказал о прыжке Балдуана со скалы Смерти, о добраньских коровках, о безголовом боллоге и о раздавленном хлеве. Бурные аплодисменты, семь с половиной баллов.

Нусрам Факир начал терять самообладание, что было заметно, правда, только мне да еще некоторым экспертам в зале, а именно Вольцотану Смейку, который нервно заерзал на стуле.

Факир изо всех сил старался сохранять маску железного спокойствия и уверенности, но я успел заметить, как его правый зрачок на какую-то долю секунды сузился. История, которую он рассказал мне в ответ, была не просто ворованная, она была сворована у меня. Правда, он ее хорошенько перелопатил, так что никто из публики этого не заметил. На волне всеобщего воодушевления зал наградил его незаслуженными шестью баллами.

Раунд девяносто шестой

Учеба в Ночной школе представляла собой отличную почву для бессовестного хвастовства глубиной своих знаний, я беспрерывно сыпал цитатами из «Лексикона», рассказал о профессоре Филинчике, Кверте и Фреде. Грот и Цилле многозначительно переглянулись, но не проронили ни слова. О них я вообще не стал вспоминать и сразу же перешел к описанию темногорского лабиринта. Свидание с пещерным троллем я тоже предпочел опустить, уделив побольше внимания драматической развязке — падению в лесное озеро.

Восемь баллов.

Нусрам совершил ошибку, стоившую ему многих симпатий в зале, — он рассказал ту же самую историю, но по-другому. Темногорский лабиринт превратился у него в Дальнезамонианский, меня он, естественно, заменил на себя и немного переделал сюжет.

Два балла. Вполне справедливое наказание, на мой взгляд.

Раунд девяносто седьмой

Большой лес, моя мнимая влюбленность, паук-ведун, марафонский забег по Большому лесу. Разве можно было придумать что-нибудь лучше? И Факир это знал.

Во время моего выступления на лбу у него выступила крохотная капелька пота, незаметная для нетренированного глаза. Если бы капельки пота были разбиты на классы по весу, этой бы досталось место в самой низшей подгруппе. Она была меньше половинки самой крохотной пылинки и состояла, наверное, из одной-единственной молекулы воды, то есть была самой маленькой среди капелек пота за всю историю существования потоотделения, но я сумел ее разглядеть и уверен, Нусрам тоже чувствовал ее, она наверняка казалась ему гигантским кошмаром.

Следующее его выступление не только отличалось скудостью сюжетной линии, но и все словно было подернуто легкой дымкой неуверенности. Что и вылилось в соответствующие результаты на шкале прибора: девять баллов мне, четыре — ему.

Раунд девяносто восьмой

Падение в пространственную дыру заставило публику дружно ахнуть, — такого смелого поворота фантазии никто не ожидал, хотя это и была чистейшая правда. С точки зрения классической гладиаторской лжи она была слишком экспериментальна, чересчур абстрактна, революционна и авангардна. Мимикой и жестами я постарался наглядно продемонстрировать состояние вульгарной кататонии, поведал зрителям о бесконечности универсума, о красоте туманности Андромеды и о причудливых орнаментах на коврах в 2364-м измерении. Мое возвращение на Землю, мой, в прямом смысле слова, невероятный прыжок в ту же самую пространственную дыру, в которую я упал вначале, — уже одно это заявление с точки зрения классических канонов лжи было неслыханной дерзостью — заслужил у разогретой публики девять с половиной баллов.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});