Леди и лорд - Сьюзен Джонсон

— Увидимся утром, — попрощалась она каким-то глухим, деревянным голосом.

Робби кивнул, не в силах вымолвить ни слова. И уставился ей в спину, в то время как она шла к себе в комнату. Дверь бесшумно закрылась перед его носом.

Мир и покой настали в большом особняке близ улицы Кэнонгейт. Спустившаяся на город ночь стала достойным венцом усилий, которые, не жалея подчас самой жизни, предпринимали на протяжении последних дней многие люди. Лэйрд Равенсби и его жена были наконец вырваны из лап врагов и вместе с остальными Кэррами обрели надежное пристанище, где им ничто не угрожало, хотя их бегство наверняка наделало много шуму.

Лишь в нескольких комнатах дома графини горели свечи, да и то их огоньки были скрыты от излишне любопытных взглядов с улицы задернутыми тяжелыми шторами. И все же мало кто из обитателей особняка смог заснуть в эту ночь. В числе бодрствующих была и Роксана.

Забравшись с ногами в глубокое кресло у камина, она разглядывала на свет бокал, наполненный кроваво-красным кларетом. Роксана надеялась, что вино поможет ей уснуть, однако не смогла сделать ни глотка, а лишь вертела тяжелое стекло в пальцах, погруженная в мучительные размышления. Отставив в конце концов бокал, она поднялась с кресла и стала спиной к огню.

И тут же, испуганно распахнув глаза, прикрыла рот рукой. Роксана стояла неподвижно, однако отсветы пламени, плясавшие на желтом шелке ее платья, создавали впечатление, что она вся дрожит.

— Я не мог не прийти, — виновато произнес Робби, прислонившийся плечом к дверному косяку. Он был одет, вернее, полуодет, так же, как и в момент возвращения из экспедиции по спасению Джонни. Ее словно молния пронзила при виде этого гибкого тела, олицетворявшего неуемную мужскую силу. Ранее ему пришлось разорвать рубашку на бинты, чтобы перевязать Джонни, а потому сейчас его торс был почти обнажен — на нем не было ничего, кроме короткой кожаной безрукавки. Мускулистые руки и широкая грудь тускло мерцали в неверных бликах, которые отбрасывали огоньки свечей.

В полумраке Робби казался еще выше. Его присутствие становилось все опаснее для ее добродетели.

— И давно ты здесь стоишь? — спросила она, как если бы от ответа ночного гостя зависели ее дальнейшие действия.

— Не очень. Попрощавшись с тобой, я сперва поднялся к себе. Хотел быть послушным.

— А теперь, стало быть, не хочешь… — Она внезапно ощутила, с каким радостным возбуждением забилось ее сердце.

— Я не могу…

— Но это мой дом, — напомнила графиня, гордо выпрямив спину, чтобы напомнить ему, кто здесь истинный хозяин.

— Знаю. — Его голос был тихим, почти покорным. Почти…

— Ты выбрал не самое лучшее время.

— Знаю.

— Мне следовало бы вызвать прислугу, чтобы выставить тебя вон.

— Следовало бы, — пробормотал он, отрываясь от дверного косяка и направляясь к ней.

При каждом его шаге расстегнутые металлические застежки на кожаной безрукавке позвякивали. Это звяканье завораживало ее, как и вид его поджарого тела. Теперь она хорошо различала рельеф мышц широкой груди, очертания удлиненного торса, бронзовый цвет кожи, перехваченной широким ремнем. Ее взгляд опустился ниже, на замшевые бриджи…

Будто читая мысли Роксаны, Робби взял ее ладонь и положил себе на грудь.

— Чувствуешь? Я весь горю при мысли о тебе, — возбужденно прошептал он. — Скажи, чувствуешь?

Он и в самом деле горел, хотя на нем почти не было одежды. Пальцы Роксаны затрепетали под его грубой ладонью.

— Я пытаюсь удержаться, — шепнула она в ответ, подняв на него беспомощный взор.

— Я тоже. Сколько раз говорил себе, что нехорошо, непорядочно нарушать твою скорбь. И что же? Я здесь, перед тобой, бесцеремонный, эгоистичный, нетерпеливый, глухой к любым доводам.

— Это угроза? — Она произнесла эти слова не так, как следовало. Слишком уж мягко и неуверенно они прозвучали.

Робби снова глубоко вздохнул и, зажмурившись, выпалил:

— Пока еще нет.

— Значит, недомолвка? — Сама того не желая, она игриво улыбнулась.

Он еле слышно прошипел проклятие. Ему еще ни разу не приходилось бороться со столь сильным желанием, и эта борьба складывалась явно не в его пользу.

— Поговори же со мной, — взмолился Робби, потянув ее за руку к креслам, стоящим у огня. — Только не говори, что тебе уже двадцать восемь и у тебя пятеро детей. — Он искоса взглянул на нее. — Потому что мне нет до этого ровным счетом никакого дела.

Она попыталась сесть в кресло напротив него, но он ловким движением усадил ее себе на колени и поправил пышный подол платья. В его объятиях было на редкость уютно.

— Я слушаю, — торжественно объявил Робби.

— Ты слишком легкомыслен, — произнесла Роксана, справившись с возбуждением, холодком пробежавшим по ее спине.

Он упрямо тряхнул головой.

— Напротив, слишком серьезен.

— А я слишком уязвима, особенно этой ночью. — Ее голос опять понизился до шепота.

— Я защищу тебя.

— Утром я буду ненавидеть себя за слабость.

— Я постараюсь, чтобы этого не случилось.

— Но что скажут слуги?

Он с некоторым сомнением посмотрел на нее из-под полуопущенных ресниц.

— Они скажут: ну и негодник же!

Ее улыбка стала чуть более благосклонной.

— У меня даже голова разболелась.

— Я отлично лечу головную боль, — уверенно ответил Робби. — Итак, теперь, когда у тебя больше нет отговорок… — Правой рукой он подхватил ее, чтобы поднять.

— Подожди…

Не успев встать, он замер на месте.

— Знаешь, как-то глупо все это, — продолжила она тоном, полным сомнений.

Восемнадцатилетним редко свойственна осмотрительность. Тем более нельзя было сказать этого о Робби, у которого слова графини вызвали лишь улыбку.

— Пусть глупо, но разве у нас есть выбор?.. — Его левая рука крепче обхватила ее спину, и он почти без усилия поднялся вместе с ней с кресла. — Не бойся, я запру дверь, — успокоил ее юный поклонник. — На тот случай, если кто-то слишком рано встанет или какой-нибудь не в меру любопытный слуга захочет сунуть сюда нос, — добавил он с ухмылкой.

— Господи, до чего же мне стыдно, — прошептала Роксана ему в плечо, в то время как он, по-прежнему держа ее на руках, поворачивал ключ в замочной скважине. — Не могу решиться… Робби, я не знаю, что делать…

— Зато я знаю. — Он крепче прижал ее к себе и поцеловал в кончик носа. — Через несколько минут ты почувствуешь себя намного лучше.

— Наглый юнец, — фыркнула она, однако в ее темно-синих глазах уже зажегся огонек желания, а руки цепко обвили его шею.

— О Боже, до чего жарко, — зашептал Робби. — Я весь горю, горю… — Он в несколько шагов преодолел расстояние до кровати, не в силах более сдерживаться. Она сейчас была нужна ему как воздух. Осторожно положив ее на кровать, он снял с нес шелковые туфельки и вознамерился тут же лечь сверху.