Конспирология - Александр Дугин

Показательно, что черносотенцы были ярыми ненавистниками Японии и всячески разжигали воинственные настроения во время русско-японской войны. Поражение же России они приписывали внутреннему предательству и деятельности “жидо-масонов” в правительстве.

Складывается крайне необычная картина: черносотенцы, выступающие как последовательные русские патриоты, неизменно проводят линию, противоположную евразийскому проекту, который заключается (напомним) в создании союзнической оси «Берлин-Москва-Токио» и в противостоянии англо-саксонской атлантистской политике Англии и Франции. В “жидо-масонстве” они обвиняют только германо- и японо-фильскую группировки, а также представителей “горячей масонерии”. При этом “холодное” масонство ими либо игнорируется, либо допускается, и в этом смысле нельзя исключить, что процитированный нами документ призрачной ложи “Мезори” имел под собой больше реальности, чем это принято считать. (Например, в «жидо-масонстве» черносотенцы обвиняли последовательного евразийца графа Сергея Витте, поддерживая, напротив, атлантиста и либерала Петра Столыпина.) Конспирологическая картина снова усложняется. Вместо привычного деления предреволюционного российского общества на либералов, революционеров и прогрессистов (собирательно, “жидомасонов”) на одном полюсе, и консерваторов, архаиков, противников любых преобразовний (собирательно, “черносотенцев”) на другом, мы получаем четверичную модель: и “жидо-масоны” и “черносотенцы” делятся, в свою очередь, на атлантистов и евразийцев. Среди “жидомасонов” евразийцами являются представители “горячей масонерии”, мистики, иррационалисты, духовидцы, мартинисты, а атлантистами — либералы, сторонники “просвещенного прогрессизма”, а также афилиаты Великого Востока, из которых состояло почти все Временное Правительство, реформаторское, либеральное, умеренное, германофобское, англофильское (Керенский, Чхеидзе, Магидов и др.). Среди “черносотенцев” атлантистами являлось большинство руководства, а евразийцами — часть атипичных консерваторов, вроде генерала Краснова, убежденных сторонников союза с Германией. Можно сказать, что мерилом геополитической ориентации было отношение к императрице Александре Федоровне. Те, кто относились к ней лояльно и преданно, чаще всего были консерваторами евразийского толка; те же, кто ориентировались на “старый двор” — атлантистами.

Особенно ярко это проявилось в период Распутина. Этот экстравагантный хлыстовский харизматик представлял собой классического евразийца не по формальным, но по органическим, нутряным признакам. Более того, он был ключевой фигурой всего евразийского лобби предреволюционного периода.

Другим евразийским мистиком, политическим манипулятором и активным кратополитиком был доктор Бадмаев, бурят из высокочтимого ламаистского рода, принявший Православие и ставший приближенным к царскому двору лекарем, практиковавшим тибетскую медицину и переведшим впервые знаменитый трактат “Джудши” на русский язык. Бадмаев был автором интереснейшего геополитического проекта, предполагавшего распространение русского влияния на Дальнем Востоке, союз с Японией, присоединение к России Тибета, Монголии и Северного Китая. Средством к этому должна была стать транссибирская железнодорожная магистраль, которую и взялся прокладывать Бадмаев лично в стратегическом союзе с другим евразийцем графом Витте, который, впрочем, позже отказался от этого проекта. Естественно, для черносотенной общественности Бадмаев также ассоциировался с “жидомасонством”.

Оккультная Европа и стратегические заговоры

Отвлечемся временно от России и посмотрим на конспирологическую картину в Европе. Мы затрагивали вопрос о геополитической ориентации внутри французского масонства и указывали на геополитическую подоплеку и ориентацию, заложенную в двух разновидностях масонерии. Очевидно, что на уровне узко политическом обозначенные две тенденции воплощались в секторах политического спектра. Но здесь картина была более сложной.

В рамках собственно европейской политики в начале века вопрос о Германии стоял в центре всеобщего внимания. Во Франции все политические партии делились на два лагеря — германофилов (и англофобов) и германофобов (англофилов). Вопрос о России никогда не стоял перед французами впрямую, отношение к ней определялась не само по себе, но исключительно как следствие про- или антигерманской ориентации. В этом проявляется особость стратегического пространственного деления Европы: Франция не имеет с Россией прямых границ, а следовательно, военно-политический союз с ней имеет чисто прикладной смысл и ориентирован против общего врага. Этим общим врагом является держава, граничащая и с Францией и с Россией, т. е. Германия. Поэтому такой союз даже на чисто теоретическом уровне может иметь не положительный, а отрицательный смысл, смысл объединения “против”, а не “за”. Иными словами, вопрос о России решался как следствие выбора кратополитической парадигмы относительно непосредственных соседей Франции — Англии и Германии.

Если Франция выбирала Англию, т. е. “атлантизм” в качестве ориентира, то из этого следовала антигерманская политика и поиск поддержки в России, так как основной задачей английской внешней политики, которую должна была отныне приоритетно учитывать Франция, было как раз недопущение союза Германии с Россией, т. е. формирования полноценного евразийского блока, способного пошатнуть морское могущество на планетарном уровне.

Это очень важный момент. — Русофилии в случае Франции на кратополитическом уровне быть просто не может: эта тенденция имеет отвлеченный характер, и следовательно, в геополитическом смысле обсуждается лишь модель соотношений между Германией (континентализм) и Англией (атлантизм).

Атлантистская линия во Франции предполагает союз с Англией против Германии с желательным привлечением России на свою сторону или, по меньшей мере, ее нейтралитет. Соответственно, французские спецслужбы в Германии заинтересованы совместно с английскими спецслужбами (и даже под руководством этих последних) активизировать русофобские и антиславянские настроения, чтобы заставить Германию воевать на два фронта, а в мирное время поддерживать русско-германские отношения в положении “холодной войны”. Симметричную позицию французские группы влияния занимали и в России в том случае, если Франция выбирала атлантистский проанглийский курс. Именно в такой геополитической схеме и разворачивались события в кратополитической сфере в годы, предшествующие Первой мировой войне.

Итак, геополитические тенденции в европейском масонстве можно обобщить в следующим образом. — Атлантистский сектор, ориентированный против евразийских держав, стремится не допустить «тайного союза или секретного договора России с Германией». На срыв потенциального евразийского проекта направлена вся мощь оккультной стратегии. Она обращена и против Германии и против России. При этом очевидно, что логика разрыва евразийского блока предполагает предложения компенсаторных альянсов и, основываясь на этом, посланцы атлантистских лож в России естественным образом становятся главными проводниками идей Антанты. Показательно, что созданное масонами единая Италия накануне Первой мировой войны также входит в сугубо атлантистскую коалицию Антанты, и забегая вперед, заметим, что наиболее активными сторонниками прогерманской линии после прихода к власти Муссолини станут масоны альтернативной антиатлантистской ориентации, группировавшиеся вокруг Регини и Фрозини.

Именно в этом ключе следует рассматривать роль так называемого думского масонства, то есть либеральной ложи, состоявшей из русских вольнодумцев и прогрессистов, отпочковавшихся от Великого Востока Франции, и легализовавшейся во время Февральских событий в форме Временного правительства, главой которого был либеральный масон, атлантист, англофил и западник Керенский.

Что касается самой Германии, то здесь картина масонского влияния была довольно пестрой. С одной стороны, продолжалась линия традиционного германского тамплиерского масонства, ориентированного антизападно, англофобски, архаически и консервативно. В начале XX века от него отпочковалась наиболее радикальная ветвь в виде ариософских лож, в скором времени распространившихся по всей Германии. В этой среде формировались крайне правые, ультраархаические антигуманистические течения, во многом инспирированные теософизмом Елены Блаватской, бывшей добровольным сотрудником русской охранки. Эту тенденцию трудно назвать евразийской в полном смысле, и более того, для нее была характерна антиславянская риторика. Но в то же время ариософизм был ориентирован жестко антизападно. Важно напомнить, что антиславянские тенденции ариософского оккультистского масонского течения, бывшего безусловно “горячим”, исторически проистекали из конкретики межнациональных отношений распадавшейся австро-венгерской империи. В ней в качестве славян выступали чехи и словаки, вытеснявшие этнических германцев с центральных социальных позиций по мере ослабления имперского могущества Габсбургов. Вожди и основатели ариософии Гвидо фон Лист и Йорг Ланц фон Либенфельз сделали славянофобию частью своей догматики, основываясь на реакции теснимого германского элемента в исторической Австрии. Позднее, когда из ариософии родилось всегерманское национал-социалистическое движение, намного превышающее по масштабам региональный австрийский колорит, понятие “славяне”, изначально прилагавшееся преимущественно к чехам, было распространено и на русских, что роковым образом сказалось на судьбе Германии в XX веке. Здесь видно, как этнический элемент неправомочно переходит на иной более высокий, собственно геополитический уровень, и очень важно отметить, к каким фатальным последствиям приводят подобные подмены.