Последний роман - Владимир Лорченков

Центральный рынок в 90-хх годах вернул свои утраченные позиции и вновь, — как и в веке 19, - стал солнечным сплетением Кишинева. Вещи и продукты. Красотка торговала всем. Она продавала банки шпрот, которые делала из тюльки, выловленной в Долине Роз: раздевалась по пояс и заходила в воду, шла, держа за собой кусок марли, и выдергивала его из воды. Рыбешка трепыхалась. Красотка клала ее в кастрюлю, заливала крепким чаем и маслом, сыпала соль и специи, варила на медленно огне полдня. Чистые шпроты. Делала банки горошка под заводский. Разливала в бутылки спирт, подкрашивала отваром луковой шелухи, и продавала «под коньяк». Поехала даже два раза в Турцию на автобусе за тканями — особенно пользовались спросом желтые, с красными розами — но на границе было очень хлопотно, турецкие пограничники мурыжили автобусы сутками, и в обмен на пропуск заставляли самых красивых пассажирок уходить с ними в домик. Если ты говорила «нет», другие пассажиры очень негодовали. Так Красотка переспала с турком. Ну их, будем выживать дома. Домом был рынок. Зимой надо одевать две пары колготок, чтобы не отморозить себе все на свете. То есть яичники. Летом легкая маечка и короткие шорты, но все равно к вечеру потная и мокрая. Зато сексапильная. Маленькая собачка до старости щенок, так что невысокая, в меру задастая и очень миловидная Красотка, — по молдавским меркам вполне уже взрослая женщина, — будет пользоваться успехом у рыночных ловеласов. Но она-то девушка серьезная. Красотка переспит с грузчиком, Красотка переспит с хозяином десяти столов, Красотка переспит с оптовым покупателем, но ее не будут считать шлюхой, потому что свободная женщина искала мужчину в постель и дом. Дом уже был. К своему 23-летию Красотка все же закончила филфак — средний балл диплома шесть и три десятых, — и наскребла на однокомнатную квартиру, в которой нее была постель, а у сына — раскладное кресло-кровать. Мальчика Красотка из упрямства отдаст в русский садик, но это уже не будет иметь никакого значения, потому что националистические дрязги в Молдавии середины 90-хх поутихнут. Нищета всех помирит. Красотка заработает еще немножко денег, и, по совету бывалых, купит два стола на рынке, и через несколько лет их будет уже пятнадцать, так что у сына появится своя комната, и Красотка глядит на него с обожанием. Мой мальчик. Он-то будет счастливым. Денег постепенно будет все больше, складка у губ, — которая появилась еще в школе, — все глубже. Красотка купит трехкомнатную квартиру в новострое, и перестанет ходить на рынок, наймет работников. Займется парфюмерией, откроет небольшой магазинчик. Получит право представлять довольно престижную марку средней ценовой категории. Окончит экстерном экономическую Академию. Средний балл диплома — девять и три. Дочь гуманитария! Вспомнит и о родителях, Красотка зайдет к ним год спустя после Миллениума — Мама Первая откроет дверь, Папа Первый, ни разу не видевший внука, так и не выйдет из комнаты, совершенно разбитый победой коммунистов на выборах 2001 года, — чтобы забрать фотоальбом. Ради одного снимка. Того самого, где она в синем платьице рядом с пони, еще ребенок, уже созревшая. Бери не хочу. Возьмите меня. Не взяли тогда, не возьмут и сейчас, так что, — хоть Красотка время от времени спит с тем, спит с этим, — постоянного мужчины у нее нет. А к одиночеству привыкаешь. Так что Красотка уже и не ищет. Хочет поскорее вырастить сына, женить его на порядочной девушке, и пусть живут-поживают, внуков наживают. А она отоспится.

Красотка встречается с Малышом возле Молдавского государственного университета, она стоит в группе студенток четвертого курса, ждет, кода вынесут зачетки с оценками. У нее уже есть морщины. Малыш еще совсем тощий, в стильных военных ботинках, купленных тайком на военном складе — предмет гордости, хоть и на два размера больше, чем следовало бы, — идет сдавать документы. Кучка недоступных старшекурсниц. Малыш жадно глядит на их гладкие ноги, тяжелые зады, торчащие груди, в вырезы коротких сарафанов, стильные прически, изящные серьги, недоступные лица. Где здесь центральный корпус? Несколько минут они разглядывают его, а одна — невысокого роста, так и не обернувшаяся, задумалась о чем-то, Малышу видно лишь ее ухо с зеленым камнем в серьге, — машет рукой в нужную сторону. И на том спасибо. Следующей осенью русскую группу первого курса журфака определяют на лекции профессора Ионко, которому, — по его выражению, — осточертели эти молдаване, и который скоро уедет в Германию, и, чтобы все успели прослушать курс лучшего специалиста Молдавии по эпохе романтизма, в той же аудитории сидит и группа Красотки. Малыш прогуливает. Красотка посещает все занятия, она догадывается, что высшее образование — какое-никакое — это ее какой-никакой шанс. Прилежно слушает. Иногда засыпает, и приходит в себя после толчка кого-то из соседей, вся в поту, мокрая, неприятная. Ходит на курсы вождения. Покупает автомобиль, белый, это «Хонда», и Красотка становится лихим водителем, приезжает за университетским дипломом, вызвав зависть однокурсниц и чрезмерное внимание декана. Неприятный старикан. Красотка терпеть не может стариков, которые пытаются залезть к ней под юбку, — со своими стариками я отгуляла в юности, думает она. Профессор румынской литературы перебирает карточки. Скажите, вы случайно не дочь известного публициста Аурела Гроза… Нет, я дочь безвестного журналиста Никиты Бояшова, говорит Красотка холодно. Дома сын. С мальчиком занимается репетитор английского, музыки — пианино уже ждет в углу специальной комнаты для занятий, — он пойдет в лучшую школу города, а учиться будет в Яссах, в румынской военной академии. Военный переводчик с японского и арабского. Преподаватель, вздохнув, ставит «отлично», — пришлось читать Ребряну всю ночь, это было ужасно, чтение и книги Красотку не увлекают, — и протягивает зачетку. Не отпускает. Что-то еще, спрашивает Красотка. Не хотите поужинать сегодня вечером, спрашивает молодой еще профессор — в Молдавии профессора и полковники все сплошь молодые, старых сожрали, — и Красотка говорит, что хочет ужинать каждый вечер, так уж она устроена. Ха-ха. Я имею в виду Вместе. Нет, я занята. Она не врет. Красотка занята: она ждет вечером в кафе мальчика, который пишет ей восторженное письмо по интернету, завидев анкету на сайте знакомств, — целая поэма родинке в декольте, вот смешной, — и вдыхает аромат горячего шоколада. Тошнотворный, как все сладости. Красотка любит мясо, но дает себе волю лишь дома. На ней джинсы клеш и белая кофта. Ожившие семидесятые. Мальчик робеет, девушка оказалась такой же красивой, как и на фото, да еще и взрослая, да еще и при машине, черт побери! Мальчик сорвал куш. Он пьет чай, потому что, — прекрасно понимает отучившая себя от иллюзий Красотка, — чай это самое дешевое. Он много курит — «Лаки страйк лайт» как раз стали очень модными в Кишиневе, — отчаянно форсит, не верит своему счастью, и, наваливаясь на Красотку в автомобиле, когда она вывозит их за город, трусит. Не переживай. Красотка все делает, как надо, и молодость берет свое, так что неутомимый мальчик, кончив, не останавливается и постепенно Красотку забирает. Машина раскачивается. Да, о, да. Справа в окне след, это самолет взлетел и взял курс на Восток. Ты кончила? Ох уж эти дети. А то ты не слышал. Красотка вытирается влажными салфетками, прихорашивается и отвозит мальчика к дому. Мы еще встретимся, спрашивает он, осмелев, хотя всю дорогу — от ворот города до самого центра, а потом по пути к цирку, — озирался, и Красотке совершенно понятно, почему. Ей ясно, что происходит. Не привык изменять, боится что увидят. Красотка знает, почему он это делает. Красотка все знает. Бедняжка боится, что жизнь промчится мимо него, как поезд — мимо застывших на холме пастухов. Обычный в Молдавии пейзаж. Загорается зеленый, и Красотка трогает с места, мальчик, прокашлявшись, спрашивает — так мы увидимся? А, да. Конечно. Дома сын бежит от няни, и Красотка целует мальчика. Держит на руках. Мой ребенок получит столько ласки, сколько в него влезет, думает она, в чем-то все же бессознательно копируя отца. Чуть отстранена. По телевизору новости, что-то про молдавский театр, и Красотка переключает на музыкальный канал. Красотка ненавидит интеллигенцию, она хорошо помнит знакомых отца — всех этих актеров, писателей и художников, — которые могли завалиться к ним домой среди ночи, и тогда в кухне становилось накурено. Отчаянные фрондеры, да. Только на кухне. Красотка ненавидит вопрос, который, — единственный, — по-настоящему волнует и будоражит всех жителей Молдавии. Национальный вопрос. У кого сколько какой крови, что плохого сделали нам эти блядские русские, как отвратительны эти уроды-румыны, помесь серпентария с нацистским институтом евгеники, с презрением думает о соотечественниках Красотка. Она из принципа не интересуется политикой, она из принципа занимается бизнесом. Молдавская интеллигенция это говно, думает Красотка об отце. Бывший премьер МССР Еремей не согласен. Он пишет в своих воспоминаниях, что группа про-румынски настроенной интеллигенции в СССР решилась на настоящий демарш — ночью, пьяные, на коленях встали перед памятником Штефану, и читали стихи Эминеску. Восемь человек. Еремей с гордостью перечисляет фамилии этих несгибаемых румын, достойных своих римских предков. Бывший премьер Еремей умалчивает, что узнал об этом происшествии из восьми доносов, поступивших от участников события. Красотку бы это не удивило. Но ей некогда читать, — а тем более мемуары старых молдаван, сошедших с ума на пенсии от бездеятельности и ненависти к этим несчастным русским, — Красотка подрабатывает контрабандой сигарет. Это прибыльно. Дома у Красотки всегда лежат несколько коробок «Ассоса», который так любит мальчик, познакомившийся с ней по интернету, и который играет в шпиона, так что у Красотки не остается сомнений в том, что он изменяет своей девушке. Ему двадцать. Он уже ведущий на местном телевидении. Красотка перестает отвечать на звонки. Красотка смеется, когда он появляется, — несчастный и бледный, — предлагая ей выйти за него замуж. Возвращайся к своей девушке, мягко говорит Красотка, и научись ценить то, что имеешь. Откуда ты знаешь?! Мальчик еще немножко страдает, и доставляет некоторое количество неприятностей, — оно близко к критическому, когда Красотка позволяет ему вернуться, а потом бросить ее, и уйти победителем. Ну, и последний раз. Конечно, куда без этого. Мужчины, — думает спокойно Красотка, — подрагивая от толчков мальчика в пах во время этого самого Последнего Разика. Отвозит его на телевидение, ведь скоро эфир. Целует в щеку. Покупает в книжном магазине учебники для сына, берет в руки яркую книжицу со смешным молдаванином на обложке, видимо, что-то детское, — нет, книга писателя Лоринкова про трудовую миграцию из Молдавии, с чем он категорически не согласен. Книга о людях, не умеющих ценить то, чем владеют. Красотка перелистывает, ей не понравилось начало, но она покупает, нужно же хоть иногда хоть что-то читать. Папа Первый, по слухам, запил. Его видели на террасе Дома печати, где он покупал дешевую водку для дружков из Союза писателей, плакал, и кричал что большевики навсегда заморозили его отца. Как Снежная королева — Кая. Собутыльники кивали. Как фашисты — Карбышева. Собутыльники вознегодовали. Кого ты назвал фашистами, немцев?! Эти, с твоего позволения, фашисты пытались спасти нас от Сталина и ГУЛАГа, и Папа Первый пьяно оправдывался — да как же… да уж я-то… последний кому… кто… — кто-то размахнулся, пришлось вставать, опрокинув стол, началась пьяная драка. Ты блядь бездарность, а ты, скотина, стучал на коммунистов, — братья-румыны, остановитесь, ваши ссоры на руку русским, — а ты строки талантливой в жизни не написал, вы ничтожества, все, насекомые, чтоб вас, пыль у моих ног. А я великий, я гений, я Величайший, нет ВЕЛИЧАЙШИЙ, ты величайший алкоголик, ах ты тварь, сволочи, мрази… Крики, наряд полиции. Все — большевики. Разбили его семью, погубили жизнь, и все такое, а потом в участок пришла Мама Первая и увела его, оцепеневшего, с синяком, порванной рубашкой и слюной из раскрытого рта, домой. Сильно избили. Передвигался как робот. Слег на несколько недель. Красотка пожимает плечами. Что же, папа сам позволил прошлому взять над ним верх, — уж она-то такой ошибки не совершит, знает Красотка. Жить надо без прошлого. На вопрос, какая у нее национальность, Красотка отвечает «болгарка». Довольно редкая, поэтому в Молдавии никаких нареканий ни у кого не вызывает. Это вроде как болеть за сборную Монако по водному полу в Санкт-Петербурге во время матча «Зенита» с «Манчестером». Абсолютное отстранение. Мужчинам лишь бы разделиться на команды и начать мордобой. Красотка — женщина. Красотка купается и читает книгу писателя Лоринкова, и фыркает, ведь на самом-то деле вся эта миграция, она происходит не так, как здесь описано, вот ведь фантазер и болтун. Но смешно, да. С Красоткой совершенно согласен обозреватель российской газеты «Ведомости», — «все достоинство этой книги в своеобразном черном юморе ее автора», — пишет он; но Лоринков, — как всегда, когда начинает новую книгу, — глядит уже и на прошлые книги, и на все, что с ними связано, как солдат на ампутированную ногу. Что-то чужое. Это не я. Давно проигранные сражения, давно выигранные битвы — это может оживить лишь стариков, похваляющихся прошлым за стаканом вина, думает он. Типа спившегося Аурела Грозаву. Так что писатель Лоринков, прочитав рецензию, лишь пожимает плечами. Не повезло бедняге, о котором все это написано. Встает и потягивается. Ноут-бук не светится, с удивлением понимает он. Значит, уже утро.