Том 8. Театральный роман. Роман, пьеса, либретто. «Мастер и Маргарита» (1937–1938 гг.) - Михаил Афанасьевич Булгаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он повторил «т-сс!» и сел в кресло у Ивановой постели и запахнул свой больничный халат.
— Как же это вы сюда попали? — шепотом спросил Иван, повинуясь длинному, сухому пальцу, который продолжал грозить. — Ведь решетки-то на замках?
— Решетки на замках, — повторил гость, — но Прасковья Васильевна человек рассеянный. Я у нее связку ключей стащил и таким образом получил возможность и на балкон выходить, и даже, как видите, иногда навестить соседа. Итак, — сидим? — спросил он.
— Сидим, — ответил Иван, с любопытством всматриваясь в живые карие глаза пришельца.
— Но вы, надеюсь, не буйный? — вдруг спросил тот. — А то я не люблю драк, шума и всяких таких вещей.
Преображенный Иван мужественно признался:
— Вчера в ресторане я одному типу по морде засветил.
— Основание? — строго спросил гость.
— Да, признаться, без основания, — ответил Иван, конфузясь, — там буза вышла...
— Советую вам это бросить, — сказал гость, — вы перестаньте рукам волю давать. — И опять осведомился:
— Профессия?
— Поэт, — неохотно признался Иван.
Пришедший огорчился.
— Ой, как мне не везет, — воскликнул он, но тотчас спохватился, — извините, не обращайте внимания... А как ваша фамилия?
— Понырев.
— Ай, яй, яй, — сказал гость.
— А вам мои стихи не нравятся? — без всякой обиды спросил Иван.
— Ужасно не нравятся.
— А вы какие читали?
— Да никаких я не читал! — воскликнул нервно гость.
— А как же?.. — изумился Иван.
— Что как же? Как будто я других не читал! А эти, даю вам голову наотрез, такие же самые! Ну, будем откровенны, сознайтесь — ведь ужасные ваши стихи?
— Чудовищные! — внезапно смело и откровенно сказал Иван.
— Не пишите больше, — сказал пришедший умоляюще.
— Обещаю, — торжественно заявил Иван, — обещаю и клянусь!
Клятву скрепили рукопожатием.
— Из-за чего попали сюда? — спросил [гость].
— Из-за Понтия Пилата, — ответил Иван.
— Как? — воскликнул шепотом гость и даже привстал. — Потрясающее совпадение! Расскажите, умоляю!
Иван, почему-то испытывая полное доверие к неизвестному гостю, вначале скупо и робко, а потом все более расходясь, рассказал всю историю про Патриаршие пруды, причем испытал впервые полное удовлетворение.
Его слушатель не только не выразил ему недоверия, но, наоборот, пришел от рассказа в полный восторг. Он то и дело прерывал Ивана восклицаниями: «Ну, ну! Дальше, умоляю!.. не пропускайте ничего!»
Когда шел рассказ про Понтия Пилата, глаза у гостя разгорелись, как фонари. Однажды он потряс кулаком и вскричал шепотом:
— О, как я угадал! О, как я угадал!
Когда Иван дошел до описания ужасной смерти Мирцева, гость выразился так:
— Эх, жаль, что на месте Мирцева не было критика Латунского! Но продолжайте, умоляю!
Кот, садящийся в трамвай, привел в состояние веселья гостя. Он беззвучно хохотал, даже давился, сам себе грозил пальцем, восклицал: «Прелестно! Прелестно!»
Когда Иван, поощренный до крайности своим благодарным слушателем, честно и откровенно изложил историю в Грибоедове и дальнейшее, гость стал серьезен, затуманился, Ивана пожалел, но при этом сказал:
— Вы, голубчик мой, сами виноваты. Нельзя себя держать с ним столь развязно и, сказал бы, даже нагловато. Вот и поплатились! Ну, вам простительно, вы меня извините, вы — человек невежественный...
— Бесспорно, — согласился Иван.
— А Мирцеву я положительно удивляюсь. Как же так, все-таки, не узнать его?
— Кто же он такой? — со страхом и любопытством спросил Иван.
Гость сказал, что охотно объяснил бы это Ивану сразу и тут же, но не сделает этого только потому, что боится потрясти Ивана, а тот, как бы там ни было, психически явно ущербен.
— Но, ах, ах, — восклицал гость, — что бы я дал, чтобы быть на вашем месте! Ах, ах, — он даже по комнате заходил, восклицая, — ах, ах! Ведь это какой случай!
— А он действительно был тогда у Понтия Пилата? — спросил Иван, потирая лоб. — Мне, конечно, не верят, думают, что я сумасшедший.
— Стравинский первоклассный психиатр, — отозвался гость, — но здесь он совершил ошибку, приняв ваши рассказы за бред. Вы не сумасшедший, вы все это действительно видели и слышали, как и рассказываете, но то, что случилось на Патриарших, настолько необычно, бывает так редко, что, конечно, ошибка его извинительна.
— А может, этот с дырявым глазом сумасшедший?
Гость рассмеялся.
— Не беспокойтесь, мой друг, — ответил он, — я искренно позавидовал бы вам, если бы вы имели одну десятую часть, слышите — одну десятую его ума.
— Так, стало быть, он был у Пилата.
— Без сомнения, — отрезал гость, — и я, клянусь, отдал бы связку ключей Прасковьи Васильевны, ибо больше мне отдавать нечего, это все, что у меня имеется в жизни, за то, чтобы послушать его.
— А зачем он вам так понадобился?
Тут гость рассказал свою печальную историю.
— Дело, видите ли, в том, что я написал роман как раз про этого самого Га-Ноцри и Пилата, — заговорил гость и явно взволновался.
— Вы — писатель? — спросил с великим интересом Иван.
— Я — мастер, — ответил гость, и стал горделив, и вынул из кармана засаленную шелковую черную шапочку, надел ее, также надел и очки, и показался Ивану и в профиль, и в фас, чтобы доказать, что он действительно мастер.
Затем, взяв с Ивана честное слово, что тот поступит как джентльмен и никому ничего не повторит, гость рассказал дальнейшее.
Выяснилось, что он написал этот роман, над которым просидел три года в своем уютном подвале на Пречистенке, заваленном книгами, и знала об этом романе только одна женщина. Имени ее гость не назвал, но сказал, что женщина умная, замечательная...
Мастер и Маргарита. Главы романа из шестой (второй полной) рукописной редакции, законченной 22–23 мая 1938 г.
Явление героя
— Я — мастер, — сурово ответил гость и вынул из кармана засаленную черную шапочку. Он надел ее и показался Ивану — и в профиль и в фас, чтобы доказать, что он мастер. — Она своими руками
