Ястреб халифа - Ксения Медведевич

Не дождавшись ответа, Хасан ибн Ахмад тряхнул головой и сказал:

— Никто не знает своей судьбы, о Тарик. Может, Всевышний помилует нас, а может, опустит на дно колодца, имя которому время. Мой повелитель, Али ар-Рид ибн Зайяд, тяготится этой войной и готов сложить с себя бремя власти. Он согласен прибыть в Мадинат-аль-Заура и принести присягу халифу Фахру ад-Даула ибн Аммару. Главы родов Бану Курайш готовы дать клятвы верности и последовать его примеру. Мы просим лишь выписать нам обещание безопасности, аман, — и можем двинуться в столицу в день, который ты сочтешь удачным для себя, Тарик.

Золотые полукружия на нагрудном ремне Гюлькара зазвенели — конь затоптался на месте и стал бить копытом, вытягивая ногу, красуясь и показывая тонкие изящные бабки.

Тарик похлопал его по шее и сказал:

— Ты многому научил меня, о Хасан. Помнишь посольство ибн Казмана в Куртубе и то, что ты мне тогда сказал?

Ибн Ахмад понимающе усмехнулся. И кивнул:

— Меч правоверного.

— Именно, — спокойно подтвердил Тарик.

И, покачав головой, дотронулся пальцем до шеи.

Хасан рассмеялся:

— Я им сказал, что ты откажешься, но они мне не поверили. Когда думаешь идти на приступ, братишка?

— Через четыре дня, — пожал плечами Тарик.

— Наши астрологи говорят, что это благоприятный для халифа Али ар-Рида день, — весело отозвался Хасан и придержал затоптавшегося и замотавшего мордой коня.

— Через четыре дня увидим, — сухо отозвался нерегиль.

И поднял руку:

— Прощай, Хасан. Нам время расстаться.

И, развернув Гюлькара, поехал с площади прочь.

четыре дня спустя

— …Мы нашли его, сейид.

Молодой сотник-ханетта почтительно поклонился, указывая на спускающуюся в правый внутренний двор лестницу.

Нерегиль лишь едва заметно кивнул, показывая, что слышал его слова. Его глаза не отрывались от стоявшего в кольце желтых кожаных ханаттийских кафтанов человека. Склоненные острия копий южан упирались тому в грудь и в спину. А человек, улыбаясь, смотрел вверх — там, в высоком небе, плыли редкие белые облачка и ярко сияло солнце. Сзади, справа и слева от человека и окружавших его воинов стены башни обрывались в головокружительную красоту весеннего пейзажа: сосны на камнях под крепостью трепал ветер, свежая зелень падуба волновалась под ударами налетавшего из поднебесья бриза.

Человек опустил голову и посмотрел на свой меч, лежавший у ног нерегиля. Тарик проследил его взгляд и сказал:

— Я не хочу везти тебя в столицу, Хасан. Распорядись своей жизнью сам.

И бросил человеку свою перевязь с джамбией.

Тот ловко поймал звенящий серебряными бляхами ремень и улыбнулся:

— Благодарю, братишка.

Хасан ибн Ахмад вынул из ножен яркий, сверкающий как зеркало клинок, оценивающе кивнул, посмотрел еще раз в небо. И всадил изогнутое лезвие себе в грудь.

Его глаза стали стекленеть, когда он снова посмотрел на молча наблюдающего за ним нерегиля.

— Пп-прощай…

Ноги человека подкосились. Некоторое время он простоял на коленях, наблюдая за сочащейся из-под шелка бурута кровью. А потом пошатнулся и упал на камень.

— Прощай, Хасан, — тихо отозвался нерегиль.

…До него, видимо, никто не решался дотронуться. Невысокий сухощавый человек с мягким лицом книжника бродил, пошатываясь, между устилавшими зал телами. Черно-белые, идущие путающим взгляд шахматным узором плиты пола блестели под ярким солнцем. Ряд полукруглых окошек в высокой беленой стене заливал зал светом, из-под арок террасы налетал ветерок, хлопавший красными шелковыми занавесями — и полами неподпоясанного алого халата человека. Его чалма была аккуратно намотана, но на ногах не было обуви. Края белых штанов уже намокли в крови, и человек постоянно оскальзывался, когда пытался перешагнуть или обойти распростертых на полу людей.

Наклонившись к пробитому тремя стрелами трупу в роскошном парчовом халате, он вгляделся в посеревшее лицо с широко раскрытыми глазами и пробормотал:

— А, Муса, и ты здесь.

И кивнул своему вазиру. Потом поднялся и, осторожно обойдя раскинутые ноги в сафьяновых туфлях, подошел к юноше, из бока которого торчал длинный дротик на тонком бамбуковом древке. Из-под тела вытекала ярко-красная лужа, маслянисто поблескивающая в солнечных лучах. Человек наступил прямо в лужу, но не заметил этого. Он присел на корточки, и полы красного халата сразу намокли и потемнели.

— Умар, сынок, здравствуй. Мне кажется, я уже видел тебя сегодня утром, но не успел поздороваться.

А рядом с юношей, опрокинувшись навзничь, лежал очень худой старик в ослепительно белой одежде — белой там, где она не намокла от крови, уже не сочившейся из раскрывшей ему грудь и ребра страшной раны. Серебряная шапочка-данийа свалилась с головы, а медные пластины ее подвесок запутались в длинных седых волосах.

— А вот и ты, Фадл! Ты тоже спишь…

Похлопав старого законника по плечу, человек поднялся и грустно огляделся:

— Все спят…

Сохраняющие почтительное молчание ханаттани плотными рядами стояли на ступенях террасы. Придерживая хлопающие и парусящие занавеси, они наблюдали за обескураженным человеком в центре заваленного трупами зала.

Южане не решались приблизиться к законно избранному халифу аш-Шарийа. Человек в распоясанном халате придерживал то и дело сползающий с плеч короткий шерстяной плащ — черный в белую полосу, старый и грубый. Налетел сильный порыв ветра, и человек зябко запахнул полосатую ткань на груди — он кутался в плащ пророка, но ему не было никакого дела до того, что от холода его укрывает священная реликвия ашшаритов.

Ханаттани молча кивали друг другу, показывая на плащ пальцами — он исчез из халифской сокровищницы во время случившихся год назад беспорядков. Волнения начались, когда в столицу дошли известия о том, что в Фаленсийя избран новый халиф — Али ар-Рид по прозванию Чистая душа, знаменитый богослов и поэт. Говорили, что ангелы вынесли священную инсигнию халифской власти из сокровищницы, дабы передать ее достойному избраннику верующих. Тарик в то время осаждал Шамаху, и беспорядки подавили гвардейцы Саида аль-Амина.

В соседнем зале зазвенело оружие и раздался четкий звук отдающихся на мраморных плитах шагов. Поправляя украшенную серебряными пряжками перевязь, Тарик остановился под красно-желтой подковой арки. Потом поднял голову и посмотрел на человека, который, не обращая ни на что внимания, присел над лежавшим вниз лицом телом мальчика. Ар-Рид осторожно хлопал по худенькому плечику в великоватом зеленом кафтане и звал: