ИЛИ – ИЛИ - Рэнд Айн

Она бросила взгляд на город за окном:

– О жизни способного и умелого человека, который мог погибнуть в той катастрофе, но избежит опасности следующей, потому что я предотвращу ее. О человеке непреклонного разума и безграничных стремлений, человеке, влюбленном в жизнь… похожем на тебя и меня, какими мы начинали наше дело. Ты его бросил. Я не могу этого сделать.

Франциско на мгновение прикрыл глаза и напряженно улыбнулся; его улыбка была похожа на стон, вызванный пониманием и состраданием.

– Неужели ты все еще считаешь, что, управляя железной дорогой, будешь служить интересам такого человека? – спокойно и серьезно спросил Франциско.

– Да.

– Хорошо, Дэгни. Я не буду тебя останавливать. Пока твои взгляды не изменятся, тебя ничто не удержит. Ты одумаешься, когда обнаружишь, что твоя деятельность направлена не на благо этого человека, а на его гибель.

– Франциско! – изумленно и отчаянно крикнула она. – Ты должен это понять, ты же знаешь, о каком человеке я говорю, тебе он тоже близок!

– О да, – небрежно бросил Франциско, вперив взгляд в пустоту комнаты, будто там находился живой собеседник. – Что тебя удивляет? – добавил он. – Ты сказала, что когда-то мы оба принадлежали к людям этого типа. Мы и по сей день остались такими. Только один из нас его предал.

– Да, – сурово бросила она, – один из нас пошел на это. Отречение не поможет нам в деле служения такому человеку.

– Мы также окажем ему плохую услугу, если пойдем на соглашение с теми, кто не позволяет ему жить.

– Я не иду на соглашение с ними. Они нуждаются во мне и понимают это. Я сама диктую условия.

– Участвуя в игре, в результате которой они остаются в выигрыше, а за это на тебя валятся все шишки?

– Если это поможет продлить жизнь «Таггарт трансконтинентал», то большего выигрыша нечего и желать. И что из того, что они требуют от меня платы? Пусть получат то, чего хотят. У меня останется железная дорога.

– Ты думаешь? – усмехнулся Франциско. – Неужели ты думаешь, что их нужда в тебе способна защитить тебя?

Неужели ты думаешь дать им то, чего они хотят? Нет, ты не одумаешься, пока собственными глазами не увидишь, чего они хотят от тебя на деле. Помнишь, Дэгни, чему нас учили? Богу – богово, кесарю – кесарево. Возможно, их Бог и может допустить такое. Но человек, которому, как ты говоришь, мы служим, такого не потерпит. Ему чужды двуличие, разлад между разумом и телом, несоответствие действий духовным ценностям. Ему претит преклонение перед кесарем.

– Все эти годы, – мягко заметила Дэгни, – мне бы и в голову не пришло, что может наступить день, когда мне придется на коленях просить у тебя прощения. Теперь это кажется мне возможным. Убедившись в твоей правоте, я сама принесу извинения. Но не раньше.

– Так и будет. Но становиться на колени необязательно.

Хотя Франциско смотрел Дэгни прямо в лицо, он, казалось, не видел ее. По его взгляду Дэгни поняла, свидетелем какой капитуляции он надеется стать в ближайшем будущем. А еще Дэгни заметила, как он попытался отвести глаза, надеясь, что она не перехватит и не разгадает его взгляд, не поймет, какая в нем идет борьба, о чем свидетельствовали дрогнувшие напряженные мускулы его лица – лица, которое она так хорошо знала.

– Запомни, Дэгни: до тех пор мы с тобой будем врагами. Я не хотел этого говорить, но придется. Ты первый человек, который одной ногой ступил на небеса и вернулся обратно на землю. Хоть и мельком, но ты увидела слишком многое и должна все четко понимать. – Я веду борьбу не с твоим братом Джеймсом и не с Висли Маучем, а с тобой, Дэгни. Именно тебя мне нужно победить. Я изо всех сил стремлюсь как можно быстрее покончить с тем, что тебе дороже всего. И пока ты будешь бороться за спасение «Таггарт трансконтинентал», я буду работать на ее разрушение. Даже не думай просить у меня помощи или денег. Ты знаешь мои мотивы. Можешь меня ненавидеть – ты имеешь на это право.

Дэгни приподняла голову. В ее позе не произошло заметных перемен; она просто старалась контролировать свое тело, зная, как много может сказать Франциско малейшее ее движение.

– Что это тебе даст? – Произнося эту короткую фразу, она являла собой воплощение женственности, и только в почти незаметной категоричности тона звучал вызов.

Франциско понимающе посмотрел на Дэгни. Он не собирался, но и не отказывался делать признание, которое она пыталась из него вырвать.

– Это касается только меня одного. Дэгни не удержалась:

– Я не могу тебя ненавидеть. Долгие годы я пыталась пробудить в себе ненависть, но у меня ничего не получилось и не получится, независимо от того, на какие поступки решится каждый из нас. – Однако, сказав это, Дэгни поняла, что подобное откровение звучит еще более жестоко.

– Я знаю. – Голос Франциско звучал так тихо, что Дэгни не могла слышать его, она чувствовала в себе его эхо.

– Франциско! – закричала Дэгни в отчаянной попытке защитить его от себя. – Как ты можешь делать то, что ты делаешь?

По праву любви к тебе, говорили его глаза, к тому человеку, звучало в его голосе, который не погиб и не погибнет ни в одной катастрофе.

Дэгни замерла, храня молчание, – в знак уважения и благодарности.

– Как бы я хотел оградить тебя от испытаний, через которые тебе предстоит пройти, – сказал Франциско. «Жалеть надо не меня», – слышалось в его мягком голосе. – Но мне это не под силу. Каждый должен пройти этот путь сам. Но конечный пункт один.

– И куда же ведет этот путь?

Франциско улыбнулся, уходя от ответа на столь сокровенный вопрос:

– В Атлантиду.

– Куда? – изумленно переспросила Дэгни.

– Неужели ты не помнишь? Затерянный остров, куда могут попасть только души героев.

Эти слова ошеломили Дэгни – с самого утра мысль об Атлантиде будоражила ее, подобно смутной тревоге, причину которой не было времени определить. Она и раньше осознавала эту связь, но все это время думала только о личной судьбе Франциско, о решениях, принимаемых им лично, рассматривая его как человека, действующего в одиночку. Дэгни вновь ощутила знакомое чувство опасности, и перед ее мысленным взором предстал смутный облик противника.