Генерал Багратион. Жизнь и война - Евгений Анисимов

И все-таки! 11 сентября 1812 года умирающий Багратион получил последнюю весточку от великой княгини Екатерины Павловны. Это было письмо от принца Георга Ольденбургского, супруга Екатерины Павловны, из Ярославля. Оно было вполне официально: «Князь Петр Иванович! Я пишу сии строки больному, но победоносному Багратиону. С большим сожалением великая княгиня и я, мы видим раненым вас, надежду наших воинов. Дай Бог, чтобы скоро опять могли предшествовать армиям». Далее принц подробно описывает свою деятельность в ополчении. И в конце сказано: «Великая княгиня поручила мне изъявить вам искреннее свое соболезнование, и я пребываю с совершенным уважением». Собственно, это и было главным для Багратиона — таким образом Екатерина давала знать о себе, слала последний привет. В ответном письме Багратион «в чувствованиях неограниченного высокопочитания» благодарил принца и его супругу «за милостивое участие в нынешнем болезненном моем состоянии. Сколь ни мучительна для меня моя рана, но я лобызаю ее, получив на поле сражения для славы Августейшего монарха и для защиты любезнейшего отечества»21.

Когда Багратион умер, среди его вещей были обнаружены четыре памятных и, по-видимому, дорогих ему портрета: усыпанная бриллиантами табакерка с портретом императрицы Марии Федоровны, черепаховая табакерка с портретом Суворова, золотая табакерка с портретом жены Екатерины Павловны и, наконец, «портрет великой княгини Екатерины Павловны в золотом футляре». Это кажется весьма символичным: он возил с собой в походах портреты четырех дорогих для него людей — его учителя и трех женщин, которые так много значили в его жизни.

Глава девятая

Турок в ретирадном беге недосягаем

Другой, кроме Финляндии, «угол», в котором в это время «дрались», находился на юго-западной границе империи. Там шла война с турками, точнее — не шла, а тянулась уже несколько лет. Война эта созрела буквально за пару месяцев осени 1805 года. Поначалу дружеские русско-турецкие отношения, установившиеся со времен Павла I, были подтверждены и закреплены договором 11 сентября 1805 года, который продлил действие прежнего договора 1798 года, ставшего основой весьма славного боевого русско-турецкого сотрудничества против Франции в Средиземном море. Но начало русско-австро-французской войны 1805 года все переменило — турок, всегда уважавших силу, напугал непобедимый Наполеон, которого они признали императором раньше, чем другие державы. С той поры Диван — турецкое правительство — охладел к России, чему способствовал новый французский посол в Стамбуле генерал Себастиани — умный, пронырливый и хитрый разведчик и дипломат. Начало русско-турецкому конфликту положило заявление турок о том, что отныне они не пропустят ни одного русского корабля через Дарданеллы. А без этого русские вооруженные силы в Ионической республике существовать не могли — из черноморских портов к ним непрерывно везли снаряжение, рекрут, оружие и боеприпасы. Столь явного нарушения соглашений 1805 года император Александр стерпеть не мог и в октябре 1805 года приказал своей армии перейти Днестр и занять Придунайские княжества — Бессарабию, Молдавию и Валахию. Так, полагал государь, удастся принудить Османскую империю к соблюдению режима свободного мореплавания через Босфор и Дарданеллы. В начале 1806 года была создана Дунайская армия, во главе которой стоял знаменитый победитель Пугачева генерал от кавалерии И. И. Михельсон. Армия у него была небольшая (30 тысяч человек) и состояла из трех дивизий, одной из которых командовал не менее известный человек — строитель и губернатор Одессы в 1803–1815 годах генерал-лейтенант герцог Арман Эмманюэль (Эммануил Осипович) де Ришелье. Еще одну дивизию возглавлял будущий герой 1812 года Михаил Андреевич Милорадович. Но на юге время идет медленно, а дела делаются неспешно. Поэтому неудивительно, что к весне 1806 года в поход против турок еще не собрали все войска, летом же, в страшную жару, здесь никто не воюет. Только в ноябре 1806 года русская армия начала переходить Днестр и без особого напряжения сил оккупировала Придунайские княжества, заняв почти все турецкие крепости (кроме Измаила). Пришла зима, войска устроились на зимних квартирах и благополучно отдыхали до следующей весны. Наконец, после долгих раздумий (как тогда писали: «Диван колебался»), 18 декабря 1806 года, турки объявили войну России и двинули свои несметные полчища к Дунайским княжествам. Для начала произошло несколько вялых стычек с русскими войсками под Журжей и Измаилом, где находились главные силы русской армии. В апреле 1807 года верховный визирь, согласно операционному плану, составленному французскими штабными офицерами, вознамерился перейти Дунай у Силистрии и двинуться к Бухаресту, в котором стояла дивизия Милорадовича. Цель этого похода заключалась в том, чтобы отрезать от Бухареста Михельсона, находившегося под Измаилом. Столицу Валахии охватила паника, жители опасались, что русские покинут город и тогда турки вырежут его население. Милорадович, известный своей смелостью, часто переходившей в безрассудство, решил упредить противника и в конце мая двинулся ему навстречу, по дороге на Силистрию. 2 июня 1807 года у местечка Обилешти Милорадович одержал блестящую победу — наголову разбил турецкий авангард. Турки потеряли три тысячи человек и дружно побежали от Бухареста обратно к Силистрии. Кавалерия Милорадовича гнала турок десять верст, причем гусары были так увлечены ратными подвигами, что, в отличие от прагматичных казаков, не смогли обогатиться за счет многочисленных турецких трофеев, ибо, как писал Милорадович, «рубя неприятеля, не имели времени сим заниматься». Милорадович вернулся в Бухарест как триумфатор, его войска встречали валашские боярыни в белых одеждах, которые бросали воинам цветы и лавровые венки, благо лавра в этих благословенных местах росло довольно. После этого Милорадович опять погрузился в удовольствия полувосточной светской жизни Бухареста, один бал сменял другой. Огорчало победителей только одно — в тот самый, победный для русского оружия, день сражения под Обилешти наши полки, разбитые Наполеоном, бежали из Фридланда. Неудивительно, что огорчение государя от этого поражения было так велико, что победу Милорадовича он не отметил должным образом и обнес генерала Георгием, наградив лишь золотой саблей с надписью «За спасение Бухареста».

Странная любовь к ветхим фельдмаршалам. Тут из Тильзита подули новые ветры, и турки, вразумленные французами, пошли на перемирие, подписанное в августе в Слободзее. Не дождавшись результатов переговоров, 5 августа 1807года умер генерал Михельсон, и вместо него главнокомандующим Дунайской армией был назначен фельдмаршал князь Александр Александрович Прозоровский, старик, изнемогавший под бременем недугов, но военачальник опытный и царедворец изощренный. За его спиной была яркая военная биография. Он отличился еще в Семилетнюю войну 1756–1761 годов, потом участвовал во всех Русско-турецких войнах, покорял Крым, усмирял конфедератов в Польше, а еще раньше (для приобретения опыта) служил в прусской и австрийской армиях. Он слыл почитателем короля Фридриха II, правил как наместник в Орле, был главнокомандующим Москвы, при Павле 1 оказался в опале, при Александре I возвращен в армию и в августе 1807года, уже 75-летним старцем, пожалован в генерал-фельдмаршалы. В тогдашней России в живых, кроме Прозоровского, оставались еще три генерал-фельдмаршала — И. В. Гудович, М. Ф. Каменский и Н. И. Салтыков. Двоих последних в 1796году возвел в этот высокий чин император Павел I, Прозоровского и Гудовича в 1807 году — его сын Александр I. Все четверо были, если так можно выразиться, погодками — родились в конце 1730-х — начале 1740-х годов. К началу XIX века эти старые, больные люди, полные предрассудков прошюго, давно утратившие свои воинские дарования (а Салтыков вообще никогда не воевал), явлши собой карикатуру на подлинный высший генералитет великой империи. Впрочем, как уже сказано выше, такая же картина была и в военном руководстве Пруссии накануне войны 1806 года. И, напротив, совсем другую картину мы видим в наполеоновской Франции, где маршалами были люди вдвое моложе русских и прусских фельдмаршалов, опытные, энергичные, талантливые. Все это — прямое следствие Французской революции, открывшей путь наверх людям выдающимся. В России дело обстояло иначе.