Романы Круглого Стола. Бретонский цикл. Ланселот Озерный. - Полен Парис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Начнем с Галеота. Ближайшую ночь он провел в жилище лесничего. На другой день он прибыл к укрепленному дому[267] и увидел дам и рыцарей, водящих веселые танцы вокруг щита, подвешенного на ветви сосны. Проходя мимо щита, танцоры кланялись, как перед святыней. Галеот признал в нем щит, носимый Ланселотом, когда тот ездил выручать короля у Коварного прохода. Один рыцарь преклонных годов, как видно, был главнее прочих; Галеот его приветствовал и спросил, за что оному щиту воздают такие почести.
– Сир, – ответил он, – за то, что он принадлежал лучшему в мире рыцарю. Его силами был освобожден этот замок, ныне называемый Аскалон Ликующий, а прежде угнетенный мраком; так мы изъявляем благодарность тому, кто нас вернул на свет Божий.
Поблагодарив вавассера, Галеот протянул руку к ветви, на которой висел щит, взял его и передал одному из своих оруженосцев.
– Как! сир рыцарь, – сказал вавасер, – вы собрались унести этот щит?
– Я лучше умру, чем его оставлю.
– Ну, так и умрете, ведь нас здесь сорок рыцарей, чтобы защитить его.
Галеот не ответил и продолжил свой путь к опушке леса. Там десять рыцарей остановили его коня и бросили ему вызов.
– Сир, – сказал ему тут оруженосец, которому он передал щит, – соблаговолите сделать меня рыцарем, я вам помогу в этой крайности.
– Нет, – возразил Галеот. – Стыдно мне было бы хлопнуть тебя мечом по такому случаю. Я посвящу тебя позже, и чести тебе будет поболее; а теперь увидишь, нужна ли мне помощь.
И в самом деле, с первого удара он сбивает того, кто подступился ближе всех; другому вонзает в горло меч; он бьет разом четверых, потом шестерых, потом десятерых, и они все как один падают с коней. Наконец, один из последних не упустил миг, когда он поднял руку, ударил ему в кольчугу и вонзил разящее железо меж обоих сосцов. Галеот удержался в седле и, раззадорясь еще более при виде крови, хлещущей из раны, вырвал наконечник копья, засевший в петлях кольчуги, размахнулся своим добрым мечом и снес голову тому, кто его ранил. Всех прочих он держал в отдалении, когда старый вавассер, восхищенный его доблестью, подъехал к нападающим и велел им сложить оружие.
– Пропади пропадом этот хваленый щит, – сказал он, – ежели из-за него погибнет такой отважный вассал!
Они остановились; Галеот позволил снять с себя доспехи и перевязать свою рану. Вавассер упросил его назвать свое имя.
– Меня зовут Галеот.
– Галеот, великий Боже! Зачем я не умер прежде, чем увидел, как ранили лучшего из лучших, храбрейшего из храбрых! Ради Бога, сир, извольте побыть в замке, пока не закроется ваша рана. Вы вернее нас имеете право хранить щит славного рыцаря, вашего соратника. Располагайте нашим домом, как вам будет угодно.
– Премного благодарен! но я не могу остаться. Скажите мне, известно ли вам что-либо о жизни или смерти Ланселота.
– Слух о его смерти дошел до нас; мы надеемся, что это пустые сплетни; но место, где он скрывается, нам неведомо.
Галеот препоручил вавассера Богу и уехал, вполне довольный тем, что услышал. Дойдя до открытой низины, он услышал бубенцы коровьего стада и подъехал к погонщикам, облаченным в монашеские одежды[268]. Он их приветствовал и спросил, далеко ли до их дома. Один из них сел на кобылу и проводил его до ворот. Он окликнул, ему отворили; монахи почтительно приняли Галеота. Среди них нашелся бывший рыцарь, ныне принявший постриг, искусный во врачевании ран. Он попросил дозволения обследовать рану рыцаря; когда он ее осмотрел, то уверил, что она затянется, если дать ей время и полный покой. Дав согласие остаться у них на несколько дней, Галеот позволит нам перейти к поиску, ведомому мессиром Гавейном.
Поиск этот был еще менее удачен, чем у Галеота. Проехав долгое время без приключений и проведя ночь в лесу, в шатре, расставленном его оруженосцами, он на другой день проснулся чуть свет. К середине дня, а день был субботний, он заметил у начала гати, проложенной через топкое болото, некоего рыцаря в полных доспехах, который преградил ему путь, возвестив, что охраняет это место именем Морганы. Гавейн подпустил его поближе и с легкостью выбил из седла. Поверженный взвыл во весь голос:
– Ха! Я погиб. Ради Бога, пощадите, рыцарь! Прошу вас, отдайте мне моего коня; иначе мне не добраться домой.
Гавейн спешился, привязал к соседнему дереву своего коня, с готовностью подвел другого раненому рыцарю и помог тому забраться в седло. Когда сам он уже садился верхом, негодяй наехал на него и так жестоко двинул конской грудью, что уронил его на землю плашмя. Разъяренный мессир Гавейн поднялся и ринулся на него с мечом; но, отчаявшись достать его, он снова сел на коня и хотел было проехать поперек болота, чтобы продолжить погоню. Однако топь была глубока и высохла едва наполовину; конь ступил ногой в промоину и повалился в грязь на мессира Гавейна, изрядно его придавив. В довершение бед коварный рыцарь, увидев издали, что он упал, вернулся и направил на него своего коня; он проехал по нему четыре или пять раз и вовсе затоптал бы его, когда бы не явился другой рыцарь, который за ними следил и подоспел на помощь тому, кто не мог себя защитить. При виде его противник обратился в бегство, уводя с собою коня мессира Гавейна; но затем оставил скакуна, стремясь избежать погони.
Добрый рыцарь вернулся к мессиру Гавейну, которому помощь была до крайности нужна. Он поднял его, обнял и узнал.
– Ах! мессир Гавейн, – сказал он, – сильно ли вы ранены?
Гавейн рассмотрел его и узнал в свой черед.
– Нет, милый мой кузен; думаю, что я излечусь, но мне очень скверно.
Ивейн подсадил его в седло; неторопливым шагом они ехали мимо кладбища. Заметив их издалека, коленопреклоненный отшельник прервал свои молитвы, и мессир Ивейн спросил у него, где они могут найти кров.
– Поскольку один из вас нездоров, я пущу вас к себе. Извольте пройти за мною в нашу обитель; она недалеко.
Прибыв туда, добрый человек представил их двум своим
