Самое ужасное путешествие - Эпсли Джордж Беннет Черри-Гаррард

Я уже говорил о том, что на Барьере встречались такие участки, где снег лежал пластами, разделёнными воздушной подушкой в четверть и более дюйма толщиной{185}. Когда на них ступаешь, они оседают, вызывая неприятные ощущения у неопытного путешественника — ему кажется, что под ним трещина. Собакам же мерещились внизу кроличьи норы, и они то и дело пытались поохотиться. Была в нашей своре маленькая собачка по кличке Макака, кончившая печально: при разгрузке «Терра-Новы» упряжки кинулись в погоню за пингвинами, её затянуло под сани, те поранили ей спину, и впоследствии она умерла.

«Макака ходит в паре с ленивым жадным толстяком по кличке Нугис, и во время каждой ходки Макака раз-другой замечает, что Нугис не тянет. Тогда она перескакивает через постромку, в мгновение ока кусает Нугиса и возвращается на своё место, прежде чем жирный пёс успевает сообразить, что произошло»[273].

Была у нас и собака с русской кличкой Старик.

«Старик — существо очень смешное. Это самая милая, спокойная и умная собака изо всех, с кем я когда-либо имел дело. Он смотрит тебе в лицо так, словно понимает всю порочность и суетность мира и смертельно от них устал»[274].

В походе по устройству складов он был вожаком в упряжке Уилсона, но решил больше не ходить. И с того времени, когда ему казалось, что никто на него не смотрит, он передвигался самым естественным образом, но, заметив, что за ним наблюдают, тут же начинал вести себя так, словно у него отморожена лапа, и с трудом ковылял по снегу с таким жалобным видом, что только чудовищам вроде нас могла прийти в голову мысль заставить его везти сани. Мы пытались его запрячь, но он отказывался работать и в конце концов одержал верх над нами.

И ещё одна история: Дмитрий рассказывал нам, как в Сиднее к нему явился «смешной старик» и стал ругать за то, что он плохо обращается с собаками (а они больше чем наполовину волки и кого хочешь растерзают безо всякой причины). «Он мне: „Ты их не бить“, а я: „Ещё чего!“. Он идти за мистер Мирз, чтобы тот засадить меня в каталажку. Потом он идти к Антону, дать Антону сигарету со спичками и спрашивать: „Сколько лет этой лошади?“, это Хакеншмидту. Антон ему — молодая, он не верить — смотреть Хакеншмидт зубы — и старуха тоже — ну, Хакеншмидт шарах от него, а потом — к нему, и два раза старика укусить, старик падать на ящик, а старуха его поднимать. У него седая борода, вот такая. Больше я его не видеть».

ГЛАВА XVI. ПОИСКОВАЯ ПАРТИЯ

Из моего дневника

Сон после игр, за штормом в море портИ отдых после дел, и после жизни смерть всегда желанны…

28 октября. Мыс Хат. Погода прекрасная. За утро закончили строить стойла для мулов, днём принесли немного ворвани. На мысе Блафф, как обычно, шапка из облаков, но в остальном небо чистое. Между островом Уайт и мысом Блафф кучевые облака, первые, что я вижу в этом году на Барьере. Бросается в глаза, что со скал и с пляжа сошло очень много снега.

29 октября. Мыс Хат. Партия, возглавляемая Райтом, в составе Грана, Нельсона, Крина, Хупера, Уильямсона, Кэохэйна и Лэшли, в 10.30 вышла с мулами с мыса Эванс и появилась у нас в 5 часов вечера, сделав хорошую ходку при отличной погоде. Дебенем и Арчер остаются в хижине, боюсь, в ближайшие три месяца им будет скучновато. Арчер поднялся рано и испёк несколько лепёшек, которые они привезли с собой. Остановку на ленч они сделали в семи милях от мыса Эванс.

Это начало похода Поисковой партии. Всё, что можно было сделать заранее, — сделано, и благодаря заложенным складам провианта мулы налегке дойдут до точки, находящейся в 12 милях к югу от Углового лагеря. Последние несколько дней барометр падал, сейчас он стоит низко, и мыс Блафф в облаках. Тем не менее не похоже, чтобы начиналась метель.

Вчера на мысе Эванс появились два первых пингвина Адели, а 24-го там видели поморника. Значит, лето действительно наступило.

30 октября. Мыс Хат. Сейчас 8 часов вечера, мулы только что выступили, вид у них очень здоровый, идут дружно, на старте ничто не внушало опасений. Погонщики улеглись спать днём, так что сегодня вечером начинаются ночные переходы по примеру прошлого года. К вечеру Барьер исчез из поля зрения и мы даже засомневались, стоит ли партии выходить.

Но сейчас разъяснилось, по-видимому, это был просто туман, который разогнал ветер. Или же он поднялся, после того как солнце начало терять свою силу. Думаю, мулы пройдут хорошо.

2 ноября, 5 часов утра. Галетный склад. Аткинсон, Дмитрий и я с двумя собачьими упряжками вчера вечером в 8.30 вышли с мыса Хат. Идти ночью было холодно — после ленча -21° [-29 °C], сейчас -17° [-27 °C]. Собаки передвигаются с трудом — после того как мы последний раз проходили этим путём, всё кругом покрылось мягким снегом. Тому виной, несомненно, туманы последних дней. Судя по одометру, сделали около 16 миль.

Партия с мулами вышла на два дня раньше нас, по плану они должны делать до склада Одной тонны до 12 миль в день.

Следы их хорошо видны, но после того как они прошли, ветер с востока нанёс снега. Легко находим наши гурии. Приходится бежать почти без передышки, так что все взмокли.

3 ноября. Раннее утро. Прошли 14,5 мили. Мы достигли Углового лагеря, но тяжёлой ценой. Вышли с Галетного склада вчера в 6.30 вечера, а сейчас 4.30 утра. Последние шесть миль заняли у нас четыре часа — очень плохой результат для собак. Мы почти всю дорогу бежали. Поверхность отвратительная, с настом и в то же время мягкая. Мела позёмка, шёл снег, небо всё обложено. Мы с трудом находили заметённые следы мулов, ещё хорошо, что сумели столько пройти.

Температура упорно держится на нуле [-18 °C].

Райт вчера вечером оставил нам записку. По дороге им попались только две небольшие трещины, но Хан-Сахиб угодил в приливно-отливную трещину на краю Барьера, и его вытаскивали верёвками. В начале ходки мулы идут быстро, но к концу то и дело останавливаются, сообщает Райт. Идут они в одном темпе, только Хан-Сахиб отстаёт. Сейчас поднялся ветер с несильной метелью, но ничего страшного, а за Блаффом, кажется, ясно. Мы все очень устали.

4 ноября. Раннее утро. Увы, день принёс одни огорчения, но будем надеяться на лучшее. Встали' вчера в 2 часа ночи, когда стало проясняться. С того самого момента, как мы поставили лагерь, немного мело. Вышли в пять при несильном ветре и слабой позёмке. Погода благоприятная, и за исключением первых трёх миль поверхность была сначала хорошей, а затем и очень хорошей. И всё же собаки не могли свезти свой груз. А ведь по плану здесь, на складе Дмитрия, каждая упряжка должна взять дополнительно ещё по 150 фунтов поклажи. Одна из наших собак, Кусай, выдохлась было окончательно, но мы догадались привязать её сзади к передним саням, а упряжка следующих всё норовила на неё броситься, и тогда она поняла, что лучше уж ей идти наравне со всеми.

Трезор тоже выбился из сил, и мы остановились на ленч.

Скольжение было очень хорошее, но всё равно часто приходилось в помощь собакам подталкивать сани. Когда мы стартовали после привала, партия с мулами уже вышла и, наверное, нас не заметила. До склада мы дотянули, но нечего и надеяться далеко пройти по плохой поверхности, если мы и по хорошей-то не можем управиться. В оставленной записке Райт сообщает, что их одометр вышел из строя, из чего следует, что три наши партии остались с одним шагомером, да и то не особенно надёжным.

В результате было решено, что с широты 80°30′ или самое большее с 81° собаки повёрнут обратно, а вместо четырёх мулов, как предполагалось первоначально, дальше пойдут пять.

Поэтому сейчас собаки могут оставить здесь значительную часть своего груза, взяв взамен груз мулов. А на этом участке мулам предназначалась очень тяжёлая кладь. Может, новый план и лучше, но с широты 80°30′ он возлагает все надежды на мулов. Хорошо, если они справятся, а если нет, у нас не будет никакого резерва.

Полночь, 4–5 ноября. Весь день напролёт дул ветер, шёл снег. Четвёртого мы поднялись снова в полдень и переделали склад; заложили в него то, что по новому плану решили оставить. Очень досадно, но ничего не поделаешь. Затем поднялась летняя метель, и мы сразу же после выхода, идя по следам мулов, обморозились. Гурии попадались часто, с облегчённым грузом и благодаря очень хорошему скольжению мы продвигались гораздо лучше прежнего. На ленч остановились через восемь миль в том месте, где партия с мулами как раз закончила есть похлёбку и готовилась отправиться дальше. Решили, что вечером партия с мулами никуда не пойдёт, а завтра мы выйдем вместе.