Седьмое Правило Волшебника или Столпы Творения - Терри Гудкайнд

В отсутствие сопротивления со стороны вражеских войск необузданная скачка казалась Дженнсен неконтролируемой. Впрочем, она знала: действует элитная кавалерия, бесшабашность была их военной специальностью. А кроме того, глядя на Джеганя, несущегося на великолепном огромном жеребце, невозможно было даже подумать, что ситуация вышла из-под контроля.

Неожиданно ворвавшись в широко открытые ворота в стене, атакующие оказались на просторных газонах Дворца Исповедниц. Во все стороны разносились безудержные крики еще не потерявших своего неистовства всадников; лошади уже общипывали живописные лужайки; грязные, грубые, жаждущие крови захватчики одним своим видом оскверняли безмятежную прелесть лужаек. Дженнсен с Себастьяном ехали следом за императором и его офицерами в центре большого отряда ревущих мужчин вверх по широкому променаду, под старыми кленами, чьи голые ветки уже хвастались набухшими почками. Несмотря на весь свой опыт, знания и привязанности, Дженнсен никак не могла понять, откуда в ее душе возникло чувство, будто она участвует в неправедном насилии.

Но тут ее внимание привлекло что-то необычное впереди, недалеко от мраморных ступеней, ведущих к парадному входу во Дворец Исповедниц, и странное чувство сразу исчезло. Перед ступенями стоял столб, к концу которого был привязан огромный красный флаг, хлопающий на ветру, будто привлекающий внимание и говорящий: вот ваша цель, солдаты.

Джегань повел людей прямо туда.

Пока они ехали по газонам, Дженнсен концентрировала внимание на теплой, гибкой и мощной мускулатуре Расти; привычные движения лошади подбадривали девушку. Вряд ли бы ее успокоил взгляд вверх, на белые мраморные колонны дворца. Сегодня, наконец, Имперский Орден возьмет дворец, где долгие годы беспрепятственно правило зло.

Император Джегань, высоко подняв меч, приказал армии остановиться. Ликующий боевой клич десятков тысяч человек в одно мгновение замер, и они разом остановили своих разгоряченных лошадей. Дженнсен была удивлена: десятки тысяч человек с оружием наизготовку, а все закончилось в одно мгновение и без кровопролития.

Прежде чем спешиться, она похлопала Расти по потной шее. А потом ступила на землю, находясь среди множества мужчин, большей частью офицеров и советников, но и простых кавалеристов, полных готовности защитить императора. Девушке не приходилось раньше находиться в обществе простых солдат и было страшновато от их пристального внимания. От грязных, прокопченных мужчин запах шел похуже, чем от лошадей.

Себастьян, взяв ее за руку, притянул к себе:

– С тобой все хорошо?

Кивнув, Дженнсен попыталась разглядеть императора и то, что остановило его. Себастьян, тоже желая увидеть это, потянул девушку сквозь толпу дюжих офицеров. Их пропустили.

Увидев императора в нескольких шагах впереди, Дженнсен и Себастьян остановились. Джегань стоял один, с опущенными плечами, спиной ко всем, зажав меч в руке. Никто из присутствовавших не осмеливался приблизиться к нему.

Дженнсен и Себастьян быстрым шагом покрыли расстояние, отделяющее их от императора. Тот застыл перед копьем, всаженным концом в землю, выражение черных глаз Джеганя было такое, будто он увидел призрак Красное полотнище хлопало на ветру в абсолютной тишине.

На копье была насажена человеческая голова.

Дженнсен содрогнулась. Голова, отрубленная точно по середине шеи, выглядела как живая. Темные глаза под густыми изогнутыми бровями не мигая смотрели перед собой. Чуть набекрень была одета темная мятая шляпа. Пряди волос, вьющихся над ушами, чуть покачивались на ветру. Казалось, будто тонкие губы в любой момент раздвинутся в угрожающую улыбку из мира мертвых. Да и само выражение лица было таково, будто при жизни этот человек сам олицетворял смерть.

От вида пораженного Джеганя, не отрывающего взгляда от головы, от тишины, нависшей над тысячами людей, сердце Дженнсен забилось быстрее, чем при скачке.

Девушка осторожно перевела взгляд на Себастьяна. Тот тоже был ошеломлен. Пальцы Дженнсен сочувственно потянулись к его руке, ей захотелось взглянуть в его широко открытые, полные слез глаза.

Наконец, он нагнулся к ней и прошептал сдавленным голосом:

– Брат Нарев.

Звук этих чуть слышных слов громом отозвался в душе Дженнсен. Великий человек, духовный лидер всего Древнего мира, друг и ближайший советник императора Джеганя... Себастьян верил, что он ближе к Создателю, чем любой из тех, кто когда-либо появлялся на свет... и сейчас этот человек мертв, а голова его насажена на копье.

Император шагнул вперед и вытащил сложенный лист бумаги, приколотый к шляпе брата Нарева. Дженнсен наблюдала, как Джегань толстыми пальцами осторожно разворачивает этот клочок бумаги, и неожиданно вспомнила, как разворачивала листок, который нашла у д'харианского солдата в тот судьбоносный день, когда встретила Себастьяна. В тот самый день, когда людям лорда Рала удалось, наконец, выследить ее и убить маму...

Император Джегань поднес к глазам бумагу и прочитал. И время, пока он молча смотрел на нее, показалось устрашающе долгим. Наконец, он опустил руку. Его грудь вздымалась от жуткой, всепоглощающей ярости, а он снова смотрел на голову брата Нарева. Голосом, в котором бушевал едва сдерживаемый, мучительный огонь ненависти, Джегань повторил слова из записки, достаточно громко, чтобы его смогли услышать все, кто стоял рядом:

– Привет от лорда Рала!

По ветвям деревьев пронесся холодный ветер. Никто не произнес ни звука: все ждали указаний императора Джеганя.

Потянуло вонью, и Дженнсен поморщилась. Голова, почти живая за мгновение до этого, буквально на глазах стала разлагаться. Плоть просела, нижние веки отогнулись, обнажая красные внутренности, щеки обвисли, рот приоткрылся, будто голова собиралась издать вопль.

Дженнсен, как и все, как и Джегань, отступила на шаг: плоть на лице истлевала неожиданно появляющимися язвами, обнажая гноящиеся ткани.

По мере того как челюсть опускалась все ниже, язык раздувался. Глазные яблоки вылезали из глазниц, тогда как последние съеживались. Дурно пахнущая плоть распадалась на клочки.

Процесс, занимающий долгие месяцы, произошел за секунды, и вот уже череп в лохмотьях плоти, в измятой шляпе усмехается людям...

– Он оплетен паутиной магии, ваше превосходительство, – произнесла неслышно приблизившаяся сестра Мердинта. Ее слова прозвучали ответом на невысказанный вопрос. – Заклинание сохраняло голову в хорошем состоянии до тех пор, пока вы не вынули из шляпы записку, рассеяв, таким образом, сохранявшую ее магию. Как только волшебство исчезло, останки стали разлагаться, что обычно с ними и происходит.