Проклятая шахта.Разгневанная гора - Хэммонд Иннес

– Не валяйте дурака. Он довольно плох.

Я выровнял самолет и направился вдоль берега к Неаполю.

– Как это произошло?

– Это случилось, когда вы взлетали. Сансевино встал, чтобы проверить, все ли в порядке у Максвелла. Но потерял равновесие и упал к ногам мула. Мул хлестнул его хвостом и заржал. Если бы Сансевино лежал спокойно, все бы обошлось. Но он попытался встать. Тут-то мул и лягнул его. Он без сознания, удар пришелся по голове. Мы не можем приблизиться к нему из-за мула.

– Ради всего святого, не трогайте мула. Подождите, пока я посажу самолет.

– Ладно, но поторопитесь. Сансевино плох.

Я держал курс на Вомеро, а под нами лежал Неаполь, серый от пепла, а все дороги, ведущие в город, были забиты транспортом.

– Идите и скажите, чтобы все пристегнулись, через несколько минут мы приземлимся в Помильано.

Хэкет ушел, а я сидел и думал, глядя вперед, о том, что с мертвым Сансевино закончилась бы глава моей жизни. Прошлое умерло бы. Впереди засияла бы новая жизнь. Только бы благополучно посадить самолет. Я увидел Помильано, серую равнину, похожую на цирковую арену. Я выпустил шасси. Из бокового окна кабины я увидел левое колесо.

– Проверь, вышло ли второе колесо, – сказал я Хильде.

Она выглянула в окно и кивнула. Снижаясь, я сделал круг над аэродромом. Я был совершенно спокоен и не чувствовал прежнего напряжения. Снова вошел Хэкет.

– Сансевино умер, – сказал он.

Это известие придало мне спокойствия. Но для того чтобы сесть, мне пришлось собрать все свое мужество. На посадочной полосе не было ни самолетов, ни каких-либо знаков. Я опустил щитки, и самолет побежал по земле. Ветра практически не было, и самолет вел себя вполне нормально. На радостях я чуть не съехал с дорожки, но все обошлось. Я нажал на тормоза и жал на них до полной остановки. Потом развернул самолет и отогнал его к стоянке. Я продолжал сидеть в полном оцепенении, меня тошнило. Судя по всему, я потерял сознание, потому что, придя в себя, обнаружил, что лежу на брезентовых сиденьях в фюзеляже самолета. Потом услышал голос Хильды, доносившийся откуда-то издалека, сказавшей по-итальянски кому-то: «Нервное истощение, только и всего».

Потом в течение какого-то времени я лишь иногда приходил в сознание и тогда чувствовал свою руку в чьих-то холодных, надежных ладонях и без конца повторял, чтобы не обижали мула. Потом я надолго опять впал в забытье, а когда наконец вышел из него, я помню, что проснулся в какой-то полутемной, прохладной комнате и увидел Джину, склонившуюся надо мной.

– Где я? – спросил я.

– На вилле «Карлотта». Все в порядке.

– А Хильда?

– Я уговорила ее поспать. Ты тоже должен спать. – Она погладила мой лоб.

Глаза у меня закрылись. Откуда-то издалека до меня донеслись ее слова:

– До свидания, Дик.

И я опять заснул.

Я проснулся от яркого солнечного света и дружеского толчка Хэкета, сидевшего возле меня. Я чувствовал себя чертовски слабым, но голова была ясной.

– Долго я спал?

– Около пятидесяти часов.

– О Господи! – прошептал я и спросил о Сансевино.

– Забудьте о нем, – поспешно ответил Хэкет. – Его по распоряжению Максвелла кремировали под именем Ширера.

– А остальные?

– Максвелл чувствует себя прекрасно, он в соседней комнате. Графиня уехала в Рим к своему мужу. Монахини заботятся о том итальянском малыше. С остальными тоже все будет в порядке.

- А Джордж?

– Не беспокойтесь о нем, – сказал Хэкет с усмешкой и встал. – Я полагаю, он спас нас всех от многих неприятностей. Он в конюшне. Вы на вилле графини. Извержение прекратилось. – Он повернулся к двери. – А теперь я пришлю медсестру.

Дверь закрылась. Я лежал, наслаждаясь солнечным светом, лившимся через венецианские окна. Потом откинул одеяло и поставил ногу на пол, оказавшийся удивительно прохладным. И нигде не было пепла. Левая штанина пижамы была обрезана, и я увидел, что моя культя забинтована. Я оперся о спинку стула, встал и допрыгал до окна. Постоял там, превозмогая слабость, потом отдернул штору, и яркое солнце залило комнату, на мгновение ослепив меня. Я увидел сверкающее морс и серую глыбу Везувия. Он выглядел удивительно мирным, и если бы не струя газа из кратера, то трудно было бы поверить, что этот проклятый вулкан причинил нам столько неприятностей.

В саду я увидел мула, мирно щипавшего травку.

Дверь у меня за спиной распахнулась, и вошла Хильда с отцом:

– Что это вы делаете. Дик?

Я поспешил к кровати, смущенный тем, что она увидела меня стоящим на одной ноге. Потом остановился, заметив, что она в белом халате и со шприцем в руках.

– Это вы меня перевязывали? – спросил я сердито.

– Вас и Мака, да, я.

Я дотронулся до ноги. Она перевязала меня, с благодарностью подумал я. Я был тронут до слез. Ян Тучек подошел ко мне и пожал мне руку. Он ничего не сказал, и я был рад этому.

Если бы он что-нибудь спросил, то я не смог бы ответить. Он был очень бледен, и его лицо ужасно осунулось, зато глаза обрели жизнь, и в них было доверие. И Хильда, державшая его за руку, тоже стала другой. Взгляд уже не был тревожным. Она улыбалась, как на фотографии, стоявшей на столе ее отца в Пльзене.

– Ты был прав, у нее все лицо в веснушках, – сказал я Тучеку.

Хильда скорчила мне рожицу, и мы вес дружно рассмеялись. Я никогда не был так счастлив, как в эту минуту. Она подошла и протянула мне мою куртку:

– Мне кажется. Дик, у тебя есть кое-что для моего отца.

Куртка была рваной и грязной, но в кармане что-то лежало. Я сунул руку в один карман и достал из него пистолет Джины. Из другого кармана я извлек два свертка, так долго пребывавших в моем протезе. Я протянул их Тучеку. Он взял их и долго стоял, глядя на меня. Потом клеенчатый сунул себе в карман, а кожаный мешочек бросил мне на кровать.

– Это, я думаю, мы поделим пополам, Дик.

Я посмотрел на него и понял, что он имел в виду.

– Нет, – сказал я, – я не могу… – Посмотрел на Хильду и сказал: – Ладно, я соглашусь на твое предложение, если смогу это вернуть тебе в качестве выкупа за твою дочь.

– За это, мой мальчик, – сказала Хильда, и на се щеках появились восхитительные ямочки, – тебе полагается укол.

– Думаю, это не самая удачная сделка, но ладно, так и быть… – сказал он, весело смеясь.

Хильда взяла мою руку и вонзила в нее иглу, потом наклонилась и поцеловала меня.

– Я позабочусь, чтобы часть этого он дал мне в приданое, – шепнула она. – Мне все-таки хочется обзавестись домиком пол соломенной крышей где-нибудь на берегу моря.