Место встречи изменить нельзя. Гонки по вертикали - Аркадий Александрович Вайнер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Обвел я их взглядом – интересно мне было, как они прореагируют на весть о смерти Есина, все-таки им он был свой человек. А они никак не отреагировали – то ли горбун дисциплину такую здесь навел, то ли им наплевать было на Есина. Застрелили – застрелили, и черт с ним.
Все жрал, никак остановиться не мог Лошак. Убийца Тягунов, не обращая на нас внимания, сам с собой карточные фокусы разыгрывал. Чугунная Рожа приладился за столом оружие чистить: пушка у него была хорошая – револьвер «лефоше», я такой уже видел, хитрая это штука, в ней помимо ствола есть нож, а ручкой как кастетом можно работать. Аня сидела, сгорбившись, постарев сразу, и тоненько дрожали у нее ноздри, и пальцы тряслись, и я подумал, что она, наверное, кокаином балуется. Бабка-вурдалачка недвижимо подпирала стену и неотрывно на меня глазела, а Промокашка брал из вазочки куски сахару, клал их на ладонь и ловким щелчком забрасывал в рот, и, когда он ловил белые куски вытянутыми губами, походил он сильно на дрессированную дворнягу. А горбун гладил своего кролика, поглядывал на меня красными глазками прищуренными. И только Левченко как будто здесь отсутствовал.
– А что же нам велел передать Фокс? – вступил в игру горбун.
– Вам он ничего не велел мне передавать. Он мне посулил денег, если я разыщу его бабу и скажу ей, что надо делать. А уж это ее усмотрение – меня сюда заволакивать…
– И что же надо делать? Что тебе Фокс сказал?
– Спасать его он велел.
– Как же это я его спасу? Петровку на приступ брать пойду?
– Этого я не знаю. Я только могу сказать, что он задумал.
– Ну-ну, говори…
– Вчера вечером он следователю сказал, что хочет сознаться в ограблении магазина, где сторожа стукнули…
– Зачем?
– По закону его должны – так Фокс говорит – вывезти на место преступления, чтобы он там показал, как все происходило. Поскольку он ни на что больше не колется, они сразу же ухватились за его признание – им там все, мол, надо задокументировать, снять его на фотографии, чтобы он потом не вздумал отказаться… При нем же по телефону договорились на завтра.
– Ну, это я понял – дальше-то что?
– А дальше он такое суждение имел: пока он на Петровке, повезет его не тюремный конвой, а опергруппа со следователем. И на месте их там должно быть три-четыре человека, ну, пять от силы, не больше. Магазин для такого дела обязательно закроют. Это для вас сигнал будет – как среди дня запрут магазин, значит должны и его привезти туда вскоре. Он мне сказал, что продумал все до тонкости, каждую детальку обмозговал…
– Он, гад, лучше бы раньше мозговал, как псам в руки не даваться, – буркнул сердито горбун.
– Это я не знаю, я говорю то, чего он мне велел передать. Значит, план у него такой: введут его в магазин и дверь изнутри прикроют, а вы в это время тем же макаром, что в прошлый раз, войдете через подвал в подсобку. Машина должна на пустыре за магазин отчалиться. Когда он с операми спустится в подсобку, вы их там всех переколете и спокойно черным ходом наружу выйдете. Вот и вся его задумка. Сил, он сказал, наверняка хватит, потому что главное в этом деле – неожиданность…
Тишина наступила гробовая, и я даже забыл на минуту про Левченко, а ведь я его вместе со всеми приглашал в засаду – на смерть. И он-то с моим планом вряд ли согласится. Но это от меня уже не зависело, я сделал все, что мог.
Все молчали и смотрели на горбуна, и мгновения эти были бесконечны.
– Толково придумано, – сказал наконец убийца Тягунов. Ему, наверное, казалось несложным заколоть трех-четырех оперативников.
– «Толково! Толково!» – заорал, передразнивая его, горбун, и белые десны его обнажились в жутком оскале. – У них тоже пушки имеются! Половину наших укокать там могут…
– Риск – благородное дело, – спокойно сказал Тягунов. – Нас ведь где-то обязательно укокают…
– Типун тебе на язык, холера одноглазая! – крикнул горбун. – Перекокают от глупости вашей! Кабы слушали меня, дуроломы безмозглые, жили бы как у Христа за пазухой!
Потом он повернулся ко мне и спросил раздраженно:
– А больше тебе Фокс ничего не говорил?
– Больше ничего. Только Ане велел передать, чтобы она сказала: он за всю компанию хомут на себя надевать не желает, ему вышака брать на одного скучно. Если не захотят его отбить, он с себя чалму сымет – всех отдаст…
– Н-да, н-да, хорошие делишки пошли, – забарабанил горбун сухими костистыми пальцами по столу, и дробь его звучала тревогой. Потом повернулся к банде. – Ну что, какие есть мнения, господа хорошие?
Аня сразу сказала:
– Вы просто обязаны спасти его…
– Ты-то помолчи! Ты под пули-то ментов, чай, не полезешь.
– Это не женское дело! А свое дело я лучше вас делала, все денежки через меня к вам прибежали! – Она кричала в голос, на истерике, судорожно рвались крылья носа, посинело лицо. – И такой же голос, как все, имею!..
– А у нас тут не избирательный участок! – стукнул по столу горбун. – И не собрание. Я вопросы решаю не голосованием, я хочу всех послушать, – может,
