Горькая сладость - Лавейл Спенсер

— Я тоже люблю вас.

Все столпились вокруг них. Бруки, плача, поцеловала Мэгги в щеку и сказала:

— Наконец-то.

Джин обнял каждого из них и сказал:

— Желаю удачи. Вы ее заслужили.

Майк сказал:

— Братишка, я думаю, сегодня ты выиграл.

Барбара сказала:

— Я так счастлива. Добро пожаловать в семью.

Анна сказала:

— Все это и старуху заставит плакать. Это в моем-то возрасте заполучить невестку и новенькую внучку! Подержи ее, Эрик, чтобы я могла обнять Мэгги. — Анна передала Сюзанн папочке и прижалась своей щекой к щеке Мэгги. — Я предвидела этот день, когда вам было по семнадцать лет. Я знала, что ты, в конце концов, сделаешь моего мальчика счастливым, и за это я тебя люблю.

Обнимая Эрика, она вздохнула:

— Жаль, что отец не дожил до этого дня. Ему, как и мне, всегда нравилась Мэгги. Поздравляю, сынок.

Рой сказал Мэгги:

— Ты красива, как на картинке, моя сладкая, и я очень рад, что это наконец произошло. — И, ткнув пальцем в спину Эрика, добавил: — Наконец-то я нашел человека, с которым могу порыбачить. И поверь мне, я это серьезно!

Все повернулись и направились по дорожке к парадному входу в дом, счастливые, болтая друг с другом. Сюзанн ехала верхом на руке папы. Мэгги прижалась к Эрику. В столовой их ждало шампанское и праздничный торт. Майк произнес тост:

— За счастливых жениха и невесту, которые начали свой путь на заднем крыльце нашего дома в семнадцать лет. Пусть они будут так же счастливы в девяносто, как счастливы сейчас.

Были и подарки. От Бруки и Джина молодожены получили скатерть ручной выделки, такой длины, что ею можно было бы накрыть стол великана, а к скатерти — еще десять салфеток в придачу. От Майка и Барб — антикварные канделябры с граненым хрусталем и шестью витыми свечами. Анна принесла хозяйственную сумку, вышитое кухонное полотенце и вышитые тамбуром салфеточки, шесть пинт любимого Эриком джема из лесных ягод и чайный набор, который принадлежал еще бабушке Эрика Сиверсона. Последний подарок вызвал слезы на глазах у Мэгги и крепкое объятие со стороны Анны. Рой подарил для центральной гостиной небольшой антикварный стул в стиле Людовика Четырнадцатого, который сам отчистил, отполировал и перетянул, за что получил объятие дочери и вызвал всеобщий восторг. Был даже подарок от Сюзанн (хотя никто не признавался, что купил его от ее имени) — поздравительная карточка с изображением викторианской семьи — на фоне плакучей ивы на травянистом берегу прудика папа, мама и ребенок запускают игрушечный кораблик. На обороте кто-то написал: «Моей маме и папе в день их свадьбы... Целую Сюзанн».

Когда зачитали содержание открытки, Мэгги и Эрик обменялись взглядом, в котором так красноречиво выразилась их любовь друг к другу, что присутствующие прослезились. Молодожены сидели на диване в центре столовой с разложенными вокруг подарками. Сюзанн была на руках у деда. Эрик коснулся щеки Мэгги и потянулся к ребенку.

— Спасибо, Сюзанн, — сказал он, беря ее на руки и целуя в щеку. — И спасибо вам всем. Мы хотим, чтобы вы знали, как много для нас значит, что вы собрались сегодня. Мы вас всех очень любим и благодарим от всего сердца.

Сюзанн начала тереть глазки и плакать, что послужило знаком для завершения празднества. Прощание проходило очень эмоционально, а Рой задержался дольше всех. Обнимая Мэгги, он сказал:

— Сладкая моя, мне так жаль, что здесь нет твоей матери и Кейти. Им следовало бы быть.

Их отсутствие причиняло Мэгги боль.

— О, папа, нельзя требовать, чтобы в жизни абсолютно все шло хорошо.

Он похлопал ее по плечу.

— Я хочу еще вот что сказать, Мэгги. За последние несколько месяцев ты меня многому научила, и, в частности, тому, что я должен был бы знать намного раньше, еще молодым человеком. Ты выдюжила. Теперь настала моя очередь. Я начну с того, что сокращу немного свою работу. Ты знаешь, за все годы в магазине я взял не более четырех отпусков, и каждый из них использовал для покраски дома. Я собираюсь уехать на несколько дней, высвободить время лично для себя.

— А разве мама не поедет с тобой?

— Нет, не поедет. Но ты не беспокойся, я поговорю с тобой, когда вернусь.

— Хорошо, папа. Но куда...

— Просто оставайся счастливой, моя дорогая. Хорошо? Мое сердце радуется, когда ты счастлива. А пока до свидания. — Он поцеловал Мэгги, погладил головку Сюзанн и похлопал Эрика по спине. — Спасибо, сынок, — сказал он со слезами на глазах и ушел.

Они стояли на веранде: Мэгги скрестила руки на груди, а Эрик держал Сюзанн, и они смотрели, как Рой взбирается по ступенькам вверх, к дороге.

— У папы неприятности, — сказала Мэгги задумчиво.

Эрик обхватил рукой ее плечи и прижал к себе.

— Не такие большие, — заметил он.

Мэгги улыбнулась и взглянула на него.

— И не из-за нас, — проговорила она.

Мгновение они смотрели друг на друга. И Эрик прошептал:

— Пойдем уложим Сюзанн в кроватку.

Сюзанн устала, капризничала и заснула, даже не успев засунуть большой палец в рот. Они постояли у кроватки, держась за руки и глядя на дочку.

— Мне кажется, я никогда раньше не жил по-настоящему, — сказал Эрик. — Все началось с тебя и нее.

— Так и есть.

Он обнял Мэгги и, удерживая в своих мягких объятиях, прошептал:

— Моя жена.

Она прижалась щекой к лацкану его пиджака и ответила таким же тихим шепотом:

— Мой муж.

Они стояли неподвижно, будто получали благословение, затем перешли из холла в «Бельведер Рум», где их ждала громадная резная кровать.

Рой Пиерсон ехал очень медленно. Весь путь до дома он двигался по боковой дорожке. Сначала, от дома Мэгги — в горку, потом через деревенские поля — вниз, к изгибающемуся шоссе. Подъехав к светофору у Мэйн, повернул направо и очутился у магазина, в котором проработал всю свою жизнь. Он впитывал в себя виды, звуки и запахи переспелых фруктов, чесночного мяса для сандвичей и терпкий запах копченой селедки. Затем Рой повозился со створкой старомодного мясного прилавка, которую, в конце концов, сумел сдвинуть в сторону. Раздалось «дзинь» кассового аппарата (на самом деле «дзинь» говорил старый аппарат, который сменили четыре года назад, новый говорил «та-та-та», Рой же продолжал упрямо воспринимать его голос как «дзинь»). Каждую среду ровно в одиннадцать утра (с точностью, по которой можно было сверять часы) приходила Хелен Макгроссон и спрашивала:

— Как сегодня ливерная колбаса, свежая?

Рой покачал на руке секач и несколько раз стукнул им о бревно для разделки мяса. Принюхался к холодному, но густому запаху от холодильника.