Колесо Фортуны - Николай Дубов

В крайности поручить самому подпоручику, а не ставить над ним штатскую рохлю. Сам он со своими драгунами в два счета догнал бы графа и представил в Петербург.

Любопытно, что он натворил, тот граф? Пустоглазая канцелярская мымра молчит, важность на себя напускает...

В Коврове подпоручик остановился возле почтовой станции. Лицо Зряхова было бледным и потным, но подпоручик смотрел не на него, а на его взмыленную лошадь.

- Этак, сударь, недолго и коня испортить. Не умеете, лезть не надобно. Окромя прочего, так на похоронах ездят, а не в погоню...

Морщась от боли, Зряхов сполз с седла и ухватился за стремя, чтобы не упасть, - ноги стали чужими и не желали распрямляться.

- Прикажите заложить бричку. На лошади я не могу.

- Опять бричку? - почти закричал подпоручик. - Я вам сказывал, сударь, в бричке не догнать! Верхи скакать, и то - догонишь ли?.. Коли вы не можете, отдайте приказ мне, мы сами поскачем.

- Вам, господин подпоручик, приказано выполнять мои указания. О ваших пререканиях я доложу, и с вас будет взыскано. А ежели по вашей нерасторопности тот злоумышленник не будет пойман и представлен, я вам тогда не позавидую, господин подпоручик!..

В тухлом голосе Зряхова прозвучали такая твердость и угроза, что подпоручик смутился. Черт его знает, может, и в самом деле какая важная птица?! Разве иначе стал бы полковник разговоры с ним разговаривать и отдавать под его начало своих драгун? Лучше не связываться...

В легкую двухместную бричку запрягли тройку. Зряхов взобрался в нее, но оказалось, что и там сидеть он не может. Бричку набили сеном, на нем Зряхов и расположился полусидя-полулежа. Лошади поскакали.

Безрессорная бричка, в сущности, двухколесная телега, скакать в ней сомнительное удовольствие и для здорового человека, для изувеченного Зряхова это была мукамученская. Упираясь раскоряченными ногами в козлы, он обеими руками держался за края брички, но снизу его непрерывно толкало, подбрасывало, швыряло из стороны в сторону. Кроме всего, ужасно мешал пистолет. Заряженный пистолет он вытребовал для себя перед выездом из Санкт-Петербурга. На всякий случай. Мало ли что...

И потом сказано: "Живого или мертвого"... Девать пистолет было некуда, держать все время в руках невозможно, он сунул его за пояс и прикрыл полой. Теперь длинный, тяжелый пистолет дулом долбал его в ногу, а рукояткой под ложечку, и Зряхов все время боялся, что он вдруг сам по себе выпалит и прострелит ему ногу или еще чегонибудь... Зряхов терпел и это. Он готов был стерпеть и еще худшее, что угодно. По сторонам он не смотрел, а спереди все заслоняли сменяющие друг друга зипуны ямщиков. Зряхов смотрел на эти зипуны, но их не видел - перед его взором разгоралась заря надежды, которую зажгла для него Фортуна...

Вышгородок - название обманчивое. Это не город, не городок и даже не местечко, а просто село, кое-как разбросанное вдоль тракта. Тракт пустынный, малоезженый ввиду близости польско-литовской границы. Курьеры и прочие люди казенной надобности, даже едучи в Польшу, предпочитали дорогу через Ригу - там дорога накатанная, мосты надежнее и станции получше. Здесь проезжающие были редки - только купцы да скупщики, иногда навернется приказной из уезда, а из губернии и того реже.

Поэтому жизнь здесь протекала тихо, спокойно и как бы даже сонно, а достопримечательности отсутствовали вовсе. Курные избы в счет не шли, а самыми выдающимися сооружениями были убогая деревянная церковь, столь же убогий дом почтовой станции да корчма на южном выезде из села. При станции не было даже конюшни, ямскую повинность несли мужики, и лошадей нужно было собирать по селу. Весть о том, что барин платит за прогоны втрое - три копейки за версту вместо одной, - подействовала лучше набата, и белоголовые гонцы, мелькая пятками, разбежались с этой вестью по избам.

Граф почувствовал голод и решил перекусить. Оказалось, сделать это можно лишь в корчме.

. - Только уж и не знаю, - сказал смотритель, - лучше туда не ходить. Там нехорошо-с.

- Чем нехорошо, плохо кормят?

- Не в том смысле. Кормят обыкновенно-с. Только остановился там один офицер. Поначалу все ничего, а потом не иначе как причинилось у него помешательство ума - начал палить.

- Что палить?

- Из пистолета-с. Засел в корчме и палит.

- Почему же его не обезоружили?

- Да ведь кому охота лоб подставлять? Туда, почитай, все село сбёглось, а близко подойти опасаются. Народ так полагает, как у него припас кончится, тут его и того-с... а раньше навряд чтобы.

Сен-Жермен приказал слуге подать карету, как только лошади будут готовы, и, помахивая металлической тростью, направился к корчме. Подвешенный на шесте клок сена издалека указывал проезжим ее местонахождение.

У расположенных поодаль изб группами стояли мужики и бабы, не сводили глаз с корчмы и прислушивались.

Белоголовая ребятня пыталась подобраться к корчме поближе, но окрики старших понуждали ее возвращаться.

- Ой, не ходи, барин, устрелит! - крикнули графу из толпы.

Он кивнул в ответ и пошел дальше. Корчемный двор был пуст, только под открытым навесом две расседланные лошади хрупали овес да стая кур самозабвенно разгребала свежий навоз.

Сен-Жермен толкнул дверь, она оказалась незапертой, он шагнул через порог, и тотчас прогремел выстрел.

Сквозь дым граф увидел, как сидящий у торца длинного стола молодой офицер, не глядя, бросил разряженный пистолет за спину, с привычной ловкостью его поймал рыжий слуга и принялся поспешно заряжать. Офицер взял лежащий наготове второй пистолет, но в этот момент увидел графа, просиял и отбросил пистолет.

- Наконец-то! - воскликнул он, вставая. - Наконецто бог послал живую душу!..

- Не столько -бог, сколько голод, - сказал Сен-Жермен. - Живых душ вокруг много, но вы открыли такую канонаду, что все боятся подойти. В кого вы стреляете, если не секрет?

- В тараканов. Расплодили их тут видимо-невидимо, даже вот днем бегают...

- И попадали? Вы так хорошо стреляете?

- А как же! Яшка, сколько раз я попал?

- Шешнадцать разов выпалили, семь раз угодили.

- Врешь, больше!

- Что ж, противник вполне достойный бравого воина, - сказал Сен-Жермен.

Офицер пристыженно порозовел, но не рассердился, а рассмеялся, отчего на щеках его обозначились почти детские ямочки - он был очень юн, храбрый истребитель тараканов.

- Оно, конечно, глупо, - сконфуженно сказал он. - Только ведь чего не придумаешь от скуки! Битых два часа здесь торчу, слова не с кем сказать. К тому же я эту нечисть с детства не терплю...

- Вы бы предупредили, а то вас сочли умалишенным.

Могли оглушить, даже изувечить, чтобы обезоружить...

Потом, здесь если не сойдешь с ума, то задохнуться вполне можно.