Река меж зеленых холмов - Евгений Валерьевич Лотош

помощью развитого эффектора, обеспечивающего нейроинтерфейс. Нормалу сюда хода нет, даже с пятой категорией не подключиться, только с четвертой и выше. Так какая?

– Ты нормально говорить можешь? – буркнула Мизза, отворачиваясь. – Не знаю я, что такое «девиант». И что такое «категория», тоже.

– Да? – озадаченно наморщил лоб парень. – А, вспомнил. У вас в Граше девиантов, кажется, «синомэ» называют. «Взгляд смерти» на каком-то вашем языке. Ты синомэ, верно? Да не бойся ты, я ведь тоже девиант. Правда, категория у меня только четвертая, зато я пальцами могу цвета различать. И с пластика и бумаги ими читать умею. До старшей школы так классно было со шпаргалками – сидишь на контрольной, в дисплей уставившись, одной рукой на тест отвечаешь, а другой в кармане в шпору подсматриваешь! Потом, правда, учителя фишку просекли, чуть из школы не выгнали, когда поймали. Хорошо, директор вступился, господин Сэки, Сэки Арикуй. Ему под семьдесят, но он классный дедуля. У него самого, говорят, племянник девиант. Ты не думай, я не сплетничаю, – поспешно добавил он. – Все и так знают. Между прочим, у нас в школе училась сама Карина Мураций. Ну, не совсем училась, только экзамены экстерном сдавала, зато ее брат с сестрой учились по-настоящему. Фотка Яны Мураций до сих пор на доске почета висит как лучшей ученицы десятилетия. Э… так что ты умеешь? Ты вообще насколько сильная? Сколько килограммов манипуляторами поднять можешь?

Мизза в сомнении посмотрела на него. Синомэ? Он тоже синомэ? И он учится в настоящей школе? И учителя там знают, что он синомэ?

Значит, на Востоке синомэ не ненавидят? И не боятся?

– Я невидимыми руками только пятнадцать килограммов поднимаю, – призналась она. – Хорошо, что я слабая. Была бы сильной, наверное, убили бы сразу.

– Убили? – поразился Омо. – Тебя? За что? За высокую категорию?

– Ну да, – Мизза удивленно взглянула на него. – Сильные синомэ сразу с ума сходят, это всем известно. Их убивают, когда они все крушить начинают. У сана Сифата дочку убили в прошлом году, она весь дом разнесла и двух слуг искалечила.

– Не понял, – Омо потряс головой. – У вас что, регулярный скрининг не проводится? Ну, не определяют, у кого эффектор вот-вот проснется? У нас в возрасте от восьми до десяти малышню каждые три периода поголовно через сканеры прогоняют. Если кого с пробуждающимся эффектором выявляют, сразу отправляют в специальный интернат, где они в ошейниках живут, пока эффектор полностью не проснется. А потом учат с ним управляться. Я в таком два периода проторчал, пока у меня не прорезался. Некоторых, правда, заранее не выявляют, у них внезапно просыпается, но такое редкость. Один случай в год или два на всю Катонию, и категория всегда не выше второй. С первой, кажется, еще ни разу никого не пропустили. И мелких заранее учат, как дел не натворить – ну, там лечь на пол, закрыть глаза, расслабиться и не пытаться двигаться, пока ошейник не наденут.

Мизза села на траву спиной к нему, обхватила коленки руками и угрюмо уткнулась носом в колени. Значит, все действительно может быть иначе? Значит, тот здоровяк, Саматта, не соврал, что у него есть дочери-синомэ? Нет, он не врал, она же видела, но она не верила ему сердцем. А теперь… Значит, у них там, за морем, она могла бы жить, как и другие люди, не скрывая своего уродства? В глазах защипало.

– Эй, ты чего? – парень тронул ее за плечо, и она вздрогнула и сжалась. – Мизза? Ты чего, расстроилась? Нижайше извиняюсь. Что-то я сегодня все время не то говорю. Ну, не плачь. Ты ведь жива. Хочешь, я тебя с остальными операторами познакомлю?

Мизза покосилась на него через плечо.

– Кто такие операторы? – спросила она, лишь бы что-то сказать. Иначе она разревется – а она не хочет реветь перед незнакомым парнем. В конце концов, она уже почти взрослая.

– Ну, люди, которые с куклами связаны. Как ты.

– И как ты?

– Нет, я больше не оператор. Я могу сюда приходить, канал мне оставили, но строить – уже нет. Надоело, вот Мириэра и ушла к Умайе. А где твоя кукла? Куда она делась? Меня Мириэра дольше, чем на десять минут, одного не оставляла.

– Она ищет, – в коленки пробурчала Мизза. – Тех, кто горы строил. И деревни, которые мы не делали. Летает взад и вперед, высматривает. Сказала, чтобы я за ней хвостиком не таскалась, а занималась делом.

– Летает? – поразился Омо. – Высматривает? Зачем? Она же может в любой момент с кем угодно связаться! Она у тебя что, дефектная?.. Ой, извини еще раз. Язык у меня сегодня какой-то слишком длинный. Давай я Мириэру позову, а уж она пусть разбирается. Она у нас координатор, самая умная и все знает. Мириэра! – его голос внезапно завибрировал и заполнил весь мир. – Мириэра! Появись, пожалуйста. Ты нужна.

Мизза вскочила на ноги и отпрыгнула от парня в сторону, сжимая кулаки.

– Ты чего? – ошеломленно спросил тот.

– Это ты чего?! – огрызнулась она. – Ты что сделал?

– Ничего, – пожал тот плечами. – Мириэру позвал. Мизза, ты, главное, не бойся. Все нормально. Здесь же виртуальность, здесь с тобой ничего случиться не может.

Переспросить, что такое «виртуальность», Мизза не успела. Нежно прозвенели невидимые колокольчики, и в воздухе возникло золотистое сияние. Когда оно исчезло, перед ней висели две девочки. Одна – лет десяти или одиннадцати, худая, с длинными волосами, собранными на затылке в конский хвост, с кожей того же цвета, что у Омо, и совершенно голая. Вторая казалась заметно старше. Она носила странное длинное платье из блестящей синей материи, все в складках, сборках и кружевах. На ее груди блестела большая золотая брошь с красным камнем, а темя охватывал серебряный обруч. Белокурые волосы свободно ниспадали по спине до самых пят, а зрачки карих глаз на бледном, как у северян, лице горели ровным зеленым светом.

– День, Омо, – произнесла одетая таким же звенящим серебристым голосом, что и возвестившие ее появление колокольчики. – Рада тебя видеть. О, у нас новенькая. Здравствуй, молодая госпожа. Меня зовут Мириэра.

– Здравствуй, момбацу сама, – несмело проговорила Мизза, рассматривая ее широко распахнутыми глазами. – Я… – Она запнулась.

– Ее зовут Мизза, она из Граша, и она ничего не знает, – встрял Омо. – А ее кукла…

– Между прочим, Омо, она и сама может сказать, – голая девчонка подбоченилась. – А ты со мной не поздоровался, нахал. Раз в полгода заглядываешь, и даже «здрасьте» забываешь сказать! Ты как, уже перестал играть с куклами своей сестры?

– Умайя, – прозвенела Мириэра, – оденься.