Солженицын. Прощание с мифом - Александр Островский

Когда необходимые предпосылки были созданы, на повестку дня был поставлен вопрос о суверенитете союзных республик. «Самый первой такой шаг, — пишет В. Г. Сироткин, — сделала Грузия — 9 марта 1990 г. Затем о своем суверенитете заявили все три прибалтийские республики — Литва (11 марта), Эстония (30 марта), Латвия (4 мая)». 12 июня за ними последовала РСФСР, после чего «этот процесс пошел как обвал: Узбекистан (20 июня), Молдавия (23 июня), Украина (16 июля), Белоруссия (27 июля)» (3).

В этих условиях и появилась статья А. И. Солженицына «Как нам обустроить Россию». Начиналась она словами: «Часы коммунизма — свое отбили. Но бетонная постройка его еще не рухнула. И как бы нам, вместо освобождения, не расплющиться под его развалинами» (4). Тому, как избежать этого, и были посвящены «посильные соображения» автора.

Нарисовав страшную картину 70-летнего существования Советской власти, констатировав тяжелое, болезненное состояние советского общества, А. И. Солженицын писал: «…Берясь предположить, какие-то шаги по нашему выздоровлению и устройству, мы вынуждены начинать не со сверлящих язв, не с изводящих страданий — но с ответа: а как будет с нациями? В каких географических границах мы будем лечиться или умирать? А потом — уже о лечении» (5).

Сравнивая в этом отношении СССР в большой коммунальной квартирой и подчеркивая, что «во многих окраинных республиках центробежные силы так разогнанны, что не остановить их без насилия и крови», Александр Исаевич предлагал начать с ликвидации СССР и создания на его руинах славянского государства, в состав которого вошли бы Белоруссия, большая часть Казахстана, Россия и Украина (6).

Оставляя в стороне неудачное сравнение с коммунальной квартирой (правильнее сравнивать Советский Союз с общежитием), правомерно было бы задать автору статьи вопрос: если его «посильные соображения» действительно были направлены на то, чтобы облагодетельствовать народ, то почему он не поставил вопрос о необходимости выслушать его мнение. Ведь даже самый квалифицированный врач прежде чем поставить диагноз и предложить лечение, обязательно выслушает больного. Единственный способ услышать голос нации — референдум. Поэтому если А. И. Солженицын действительно желал избежать «насилия и крови» и если он был уверен в правильности своего диагноза, он должен был предложить вынесение своих идей на общенародный референдум. Между тем его предложения сводились к тому, чтобы решить судьбу народов за их спиной.

Сколько грязи и лжи было вылито на большевиков за признание ими права наций на самоопределение. Однако защищая это право, В. И. Ленин в свое время специально подчеркивал, что возглавляемая им партия не ставит перед собою цели разрушения российской государственности, точно также как признание права на развод не означает отказа от семьи и направлено лишь на замену вынужденного брака свободным (7).

Однако, по сути дела перенимая большевистскую идею права наций на самоопределение, А. И. Солженицын даже не ставил вопроса о необходимости создания на основе СССР действительно свободного и добровольного союза государств. Более того, он прямо заявлял, если отдельные союзные республики не пожелают выходить из состава СССР, Россия должна сделать это одна. Поэтому его программа обустройства России по существу представляла собою программу расчленения нашей страны. И это в условиях, когда на Западе интеграционные процессы привели к созданию единой Европы. Более того, А. И. Солженицын прямо писал, что мы должны признать утопией возможность «восстановить государственную мощь и внешнее величие прежней России» (8). И это слова патриота? Значит, не на возрождение России была направлена его программа.

С чего же он предлагал начать решение данного вопроса? С объявления независимости отдельных советских республик. А если они не пожелают этого, «объявить о нашем отделении» (9), после чего «должны засесть за работу комиссии экспертов всех сторон» и решить не только вопрос о границах, но и «как наладится безболезненная разъемка народных хозяйств или установление торгового обмена и промышленного сотрудничества на независимой основе». «…Вся эта разборка может занять несколько лет» (10).

Итак, с одной стороны, Александр Исаевич осознавал, что «развод» не может быть моментальным, что он должен занять не один год, с другой стороны, предлагал начать с объявления независимости. Понимал ли он, к чему это должно было повести?

Провозглашение независимости отдельных республик означало, что с этого момента должны были прекратить действие все общесоюзные структуры: единая армия, единое ведомство внешней торговли, единые Государственный банк и Внешторгбанк, единая таможенная служба и т. д. В таких условиях должны были измениться не только взаимоотношения между отдельными республиками, но — и это самое главное — их взаимоотношения с внешним миром.

Если в 1990 г. 15 республик в составе Советского Союза представляли силу, с которой продолжали считаться ведущие мировые державы, то каждая отдельная республика и даже союз четырех славянских республик сразу же теряли прежнюю защищенность и становились менее конкурентноспособными на мировом рынке. А это создавало угрозу как товарной, так и валютной интервенции, которые могли иметь лишь одно следствие — банкротство экономики новорожденных независимых государств, превращение их в добычу иностранного капитала.

Нетрудно было предвидеть и то, что уничтожение одним росчерком пера общесоюзных структур делало неизбежным разрушение прежней экономической системы, элементами которой являлись отдельные республики. А разрушение системы или же хотя бы ее паралич неизбежно должны были повести к банкротству отдельных предприятий и всей экономики бывших союзных республик.

Если бы А. И. Солженицын действительно стремился придать разводу безболезненный характер, то прежде всего он должен был предложить переходный период в течение которого следовало произвести поэтапное расширение прав отдельных республик, которые приобретали бы самостоятельность только тогда, когда решались бы все спорные вопросы и создавались новые структуры, которые позволяли более или менее цивилизованно осуществить перестройку как межреспубликанских, так и внешних отношений.

Может быть А. И. Солженицын не понимал этого? Вот как рисовал он решение данного вопроса четверть века до этого среди тех, кому доверял:

«…Либеральные русские люди не понимают, что надо расставаться с республиками… Я им говорю, что Украина — все, должно отойти. — „Нет, нет“. „Ну, Украина — спорный вопрос. О правобережной, безусловно, разговаривать даже не о чем, пусть идет. А в левобережной по областям надо делать плебисцит и разделить по количеству населения. Но какой разговор — Закавказье, Прибалтика! В первый же день хотите — кто куда хочет, ради бога! Только решите вопрос по финансовым расчетам. Что нам предстоит? Это будет ужас, если начнется развал у нас на Западе, да еще совместно с центральным! Я вообще не знаю, что будет. Полный развал“» (11).