Сборник "Круг Земель" - Александр Зорич

Людей, присланных Гамелинами, ты уже видел, и ты видел их намерения. Мы очень спешили, и опоздай мы на несколько мгновений – ты был бы уже мертв.

– Ты говоришь о многом и не говоришь ничего. Твои слова – шелест ветра в ветвях сикоморы, твои слова – скрип снега под моими ногами.

Карлик побагровел. Медленно, чтобы не уронить достоинства, он наклонился и поднял с земли свой страховидный топор.

– Ганфала не велел делать тебе злого. Но он ничего не говорил о том, что есть для тебя зло. Я вижу, что зло для тебя – твой язык. Я сделаю доброе тебе, если вырву его из твоей велеречивой глотки.

Двалара одобрительно хмыкнул. Киммерин (взгляд Герфегеста помимо его воли все время соскальзывал с лица Горхлы к притягательному телу девы-воительницы), – Киммерин поглядела на них с тревогой.

Герфегесту стало весело. Весело безо всякой видимой причины. И он рассмеялся.

– Подумай над тем, что сделает с тобой Ганфала, когда вместо Семени Ветра ты принесешь ему мой язык, – сказал Герфегест, хотя никто из троих еще не говорил ему о том, что они посланы за Семенем Ветра. Не нужно быть ни мудрецом, ни знатоком Наречия Хуммера, достаточно среди ночи разодрать в клочья тварь-убийцу, а на рассвете перебить пол-отряда из Дома Гамелинов, чтобы понять: кому-то в Алустра-ле понадобилось Семя Ветра. И едва ли нечто большее.

Сказанное Герфегестом не пропало даром. Карлик пробормотал одними губами невнятное проклятие, из которого Герфегест расслышал только «…Хуммер…» и «…глубокая утроба…», но топор опустил. Неожиданно подала голос Киммерин.

– Ты прав и не прав. Рожденный в Наг-Туоле. Ты прав в том, что не веришь всему, что слышишь. Но ты не прав в том, что не берешься дослушать до конца.

Мы действительно служим Ганфале, потому что для Алустрала начались тяжелые времена; и Ганфала, Надзирающий над Равновесием – единственный, кто может остановить Дом Гамелинов в его стремлении к безудержному сокрушению. Но посланы мы не только за Семенем Ветра. Ты сейчас все услышишь из уст самого Ганфалы. Помоги мне, – последние слова Киммерин были обращены к Дваларе.

Двалара понимающе кивнул. Он расстелил свой плащ на земле и извлек из походной сумы, сшитой из оленьей шкуры, две небольших изящных курительницы.

Вслед за этим на свет появился каменный флакон с загадочным содержимым и маска из тонкой кожи, лишенная каких-либо характерных черт. На маске не было прорезей для носа и для глаз – только для рта.

Дальше происходило вот что. Киммерин легла на спину и надела маску. Двалара установил по обе стороны от ее головы курительницы и, несколько раз щелкнув огнивом, поджег благовонные палочки. Затем он поднес к губам Киммерин открытый каменный флакон. Несколько капель, отразив показавшееся из-за хелтанских вершин солнце, исчезли в приоткрытых устах Киммерин.

Горхла, которому, похоже, все это было не впервой, сделал Герфегесту пригласительный жест – садись, мол. Сам он, окинув быстрым оценивающим взглядом бездыханные тела, пошел к Мелету. Он содрал с его левой руки церемониальный щиток с черными лебедями Гамелинов, поднес его к уху и, пару раз стукнув по нему костяшками пальцев, одобрительно кивнул головой. Что-то ему понравилось.

Герфегест наблюдал за всем происходящим с выражением абсолютной отрешенности. В своей жизни он навидался всякого. В мире слишком много книг и еще больше способов их прочтения. Так говорили мудрецы Ита. И если кто-то думает, что под книгами они разумели пухлые тома желтой бумаги, испещренной красными чернилами – тот не видит дальше собственной руки.

Горхла подошел поближе к Киммерин. В его руках, кроме щитка с гербом Гамелинов, теперь был кинжал с вилообразной гардой. Быстрым жестом опытного каллиграфа он нанес на горло Киммерин крохотную царапину. Потом, спокойный и уверенный в себе, не примериваясь, он плавными взмахами кисти покрыл царапинами запястья и щиколотки Киммерин. Выступили крохотные капли крови.

Потом Горхла заговорил глухим низким голосом. Это не было Наречие Хуммера. Это был высокий язык Синего Алустрала – и не больше.

– Волею Синевы Алустрала, волею Двух Взаимо-борителей и Великой Матери Тайа-Ароан, именем Надзирающего над Равновесием и именами Трех Идущих Путем Его, да откроются Пять Скважин тела твоего и да пробудится память о создателе твоем.

Горхла замолчал, и тогда заговорил щиток с гербом Гамелинов – перехватив свой кинжал за лезвие, карлик принялся мерно постукивать костяной рукоятью по щитку.

Дым от курительниц, стоявших у головы Киммерин, бьш тяжел как свинец. Он не восходил к небу и не рассеивался в воздухе. Дым опадал тяжелыми складками И струился по телу Киммерин. По маске, скрывающей ее лицо. По обнаженной груди, по животу, по рукам и ногам, по лону.

Дыхание Киммерин учащалось в такт постукиваниям Горхлы, ее тело едва заметно вздрагивало. Ноги Киммерин медленно согнулись в коленях и разошлись в стороны. Двалара подошел к Герфегесту и протянул ему флакон.

– Подставь ладонь, – шепнул Двалара. Герфегест протянул ему тыльную сторону кулака.

Он уже догадывался, что ему предстоит сделать.

Не колеблясь, он слизнул четыре капли, которые вытрусил из флакона Двалара.

Стоило жидкости коснуться его языка, как в голове пронесся горячий вихрь. В уши ворвался тяжелый грохот – так ему теперь слышался стук рукояти кинжала о щиток. Киммерин показалась ему невыразимо прекрасной, манящей, той, обладание которой необходимо.

Двалара недвусмысленно ткнул пальцем в сторону Киммерин. И столь же недвусмысленно отвернулся.

9

Теперь все пространство, весь мир были пропитаны грохотом. Не было мыслей, не было ни стыда, ни страха, было только желание. Герфегест вошел в Киммерин быстро и жадно. В нее – ждущую, захлебывающуюся экстатическим стоном, окутанную благовонным дымом.

В висках Герфегеста бешено стучала кровь. Перед глазами расплывалась туманным пятном кожаная маска Киммерин. Прошлое рушилось в пучины небытия, будущего не было.

Последние часы были слишком тяжелы для него. Он истек быстро и бессильно закричал вдогон ускользающему наслаждению. И в этот момент маска Киммерин ожила. На ней наметились черты лица, скулы, глазницы и нос. Герфегест отпрянул назад, но стальные руки обхватили его плечи, и Киммерин заговорила далеким, чужим голосом. Этот голос принадлежал мужчине.

– Останься, Рожденный в Наг-Туоле. С тобой говорю я, Ганфала.