Последняя битва (Демонические войны-3) - Роберт Сальваторе

«Элбрайн! — мысленно потянулась к нему Пони. — О любовь моя! Я так устала».

Женщина рванулась вперед, попыталась обнять любимого, прижаться к нему — душа к душе. Однако он словно удалялся по мере ее приближения.

«Возвращайся! — Эти слова болью отдались в ее сознании. — Тебе здесь не место. Еще не время! Ты не можешь покинуть нашего сына сейчас, когда так нужна ему».

Пони замерла, поразившись этим словам.

«Возвращайся!» — снова услышала она.

«Элбрайн, любимый, умоляю, не гони меня!»

«Возвращайся!»

«Эйдриан сильнее меня, сильнее всех на свете. Нет ничего…»

«Возвращайся!»

Призыв Элбрайна звучал все настойчивее, и каждый раз женщина пыталась возразить, пыталась объяснить, что невероятно устала и находится сейчас там, где сама хотела бы оказаться, она вполне готова…

«Возвращайся!»

Пони обернулась. На первый взгляд позади нее не было ничего, кроме тумана, но постепенно она стала различать в нем круглое темное пятно, похожее на вход в туннель.

«Возвращайся! Время уходит!»

Женщина устремилась к темному пятну. Это действительно оказался туннель, и, едва войдя в него, она увидела очень далеко впереди проблеск света.

«Быстрее! Поторопись, любовь моя!» — снова послышался призыв Элбрайна.

И Пони вопреки своим чувствам и неимоверной, всепоглощающей усталости устремилась вперед, настолько велико было ее доверие Элбрайну. Свет впереди становился все ярче, ярче, ослепляя ее глаза. И, вырвавшись наконец из тьмы туннеля, она вдруг услышала, что затихающий вдали голос любимого произнес странную фразу: «В зеркале Эйдриана две тени!»

Кентавр, принц Мидалис и капитан Альюмет смотрели, как накренившийся корабль медленно уходит под воду; люди, однако, успели его покинуть, захватив все имеющиеся на борту припасы. Из двенадцати стоящих на якоре у Пирет Данкард кораблей восемь захваченных оставались на плаву; из них шесть не пострадали вообще, а оставшиеся нуждались лишь в небольшом ремонте. Нападавшие потеряли в схватках чуть более десятка человек и примерно столько же были легко ранены. По всем меркам операцию можно было бы считать чрезвычайно успешной.

Если бы Пони была сейчас с ними.

Эту женщину все считали самым важным союзником Мидалиса, самым могущественным оружием в его арсенале — и прежде всего символом надежды, объединяющим противников Эйдриана. По приказу капитана Альюмета всю ночь на кораблях горели сигнальные огни, но она так и не вернулась из Пирет Данкард, не пришла по волнам с янтарем в руке.

— Возможно, ее схватили и держат в крепости, — пробормотал принц Мидалис, переведя взгляд с тонущего корабля, чья мачта накренилась уже под углом почти в сорок пять градусов, на далекое пятнышко у северо-восточного горизонта, в которое превратилась крепость Пирет Данкард. — Платой за ее смерть не могут стать ни весь флот Урсала, ни даже трон Хонсе-Бира!

Смотритель похлопал принца по плечу.

— Тогда, может, вернемся и выручим нашу девочку?

Это предложение вызвало слабую улыбку на лице Мидалиса.

— И таким образом сведем на нет все, ради чего Джилсепони погибла, если она и в самом деле мертва? — послышался голос; обернувшись, они увидели приближающегося к ним Андаканавара. — У тебя множество альпинадорских баркасов, это прекрасное судно и восемь боевых кораблей Урсала, принц, но экипажа на них едва-едва хватает, и мало кто из воинов достаточно вооружен и подготовлен для ведения боя на суше. Если мы попробуем напасть на остров, то потеряем сначала несколько кораблей под выстрелами катапульт, а потом придется ввязаться в сражение, к которому враг готов гораздо лучше нас. Неужели ты готов рискнуть всем ради одной женщины, какой бы героиней она ни была? Ты должен отдавать себе отчет, что, если потерпишь здесь поражение, тебе больше нечего будет противопоставить Эйдриану.

— А если я готов пойти на такой риск? — спросил принц Мидалис. — Останутся тогда со мной Андаканавар, Брунхельд и его воины?

— Не могу говорить от имени Брунхельда, — сказал рейнджер, — но мне кажется, я знаю, каков будет его ответ. Он спросит совета у меня, а я посоветую ему на всех парусах возвращаться в Пирет Вангард.

Капитан Альюмет явно выглядел озадаченным, а Мидалиса эти слова откровенно разозлили, но Смотритель кивнул и сильнее сжал плечо принца. Кентавр понимал и мотивы, и ход рассуждений альпинадорца. Андаканавар был рейнджером, как и Элбрайн; Пони они считали одной из них. А рейнджеры умеют жертвовать собой.

И рейнджеры считают оскорблением тому, кто совершает самоотверженный поступок, если потом предпринимаются действия, которые мешают ему или хотя бы умаляют значимость результата, ради которого и была принесена жертва.

— Я не допущу, чтобы все, чего мы добились этой ночью, пропало втуне, — объяснил свою позицию могучий альпинадорец.

— Может, ты просто не хочешь, чтобы твои соплеменники гибли ради женщины из Хонсе-Бира? — обвиняющим тоном спросил принц Мидалис.

На лице Андаканавара отразились сожаление и разочарование.

— Я воспринимаю твои слова как крик души человека, который испытывает нестерпимую боль, — сказал он. — Но тому, кто хочет стать королем, такие речи говорить не пристало. Я советую и тебе, и Брунхельду отказаться от предложенной тобой безумной затеи, причем делаю это и ради своих людей тоже. Но не только. Еще и ради принца Мидалиса и его надежд на будущее королевства. На берегу мы неминуемо вступим в схватку с абеликанскими монахами, а той, которая могла бы противостоять магии камней, с нами больше нет. Так что последуй моему совету: возвращайся как можно быстрее в Вангард, пока зимний шторм не потопил твои корабли.

— И ты готов так вот просто взять и бросить Джилсепони? — спросил Мидалис.

— Я — нет, как, полагаю, и Смотритель, и капитан Альюмет тоже, — отозвался рейнджер. — Тебе следует вернуться, а вот «Сауди Хасинта», если капитан согласен, будет продолжать патрулировать воды около Пирет Данкард. Мы постараемся выяснить, что случилось с нашей отважной подругой. У капитана Альюмета великолепный корабль. Я горячо надеюсь, что мы нагоним тебя еще до Пирет Вангард, причем с Пони на борту!

Те, кого он упомянул, обменялись удовлетворенными взглядами и дружно закивали в знак согласия.

— А если ее захватили в плен? — Мидалиса, как видно, сомнения все еще не оставили.

— Тогда мы с рейнджером высадимся на берег и разнесем на куски эту крепость, — заявил Смотритель столь убежденно, что ни у кого даже мысли не возникло поставить слова кентавра под сомнение.