Спасение (ЛП) - Гамильтон Питер Ф.

За расположенным посреди комнаты столом из светлого дуба сидели три человека, потягивая вино из бокалов на высоких ножках.

При виде этой идиллии Кандара неодобрительно фыркнула: собравшиеся на брифинг люди вели себя так, будто их ждёт пляжная вечеринка, а не тайная операция, которая могла закончиться дымящимися руинами и трупами.

Двое из присутствующих были местными жителями — омни, о чём явно свидетельствовал их рост и подростковые фигуры, тогда как третья определённо была обычной женщиной — чуть ниже ростом, с выпуклостями в положенных местах.

Конечно, она тоже могла быть находящейся в женской фазе цикла омни, но Кандара почему-то была убеждена, что это обычная женщина. Чисто на основании своей развитой интуиции детектива.

Чтобы поприветствовать её, все трое поднялись, тепло улыбаясь.

— Познакомьтесь, — произнёс Круз, представляя самого высокого омни, с тонкими песочными волосами и милым девичьим лицом, украшенным, впрочем, тонкими тёмными усиками и кудрявыми бакенбардами. — Это Тайл, наш сетевой аналитик.

— Рад работать с тобой, — сказал Тайл.

Его голос был высоким и энергичным. Кандара решила, что он просто молодо выглядит, а действительно молод. Может быть, ему даже меньше двадцати лет. «Почти как Густаво», — подумала она, мысленно вздохнув.

— А это Ойстад, — продолжил Круз, — оператор устройств активной обороны.

Омни, сделавший шаг вперёд, был так же высок, как Круз, но с густыми рыжими волосами цвета кленовой листвы, которые спускались на небольшие груди, покрытые тысячей веснушек. Они и струящееся голубое летнее платье, лишь незначительно скрывающее их, сообщали Кандаре, что Ойстад находится в женской фазе своего цикла.

Определить возраст по внешности в наши дни — сложная задача, но Кандара решила, глядя на спокойную и уравновешенную манеру общаться, что Ойстад никак не меньше полувека.

— И Джессика Май, специалист по стратегическому анализу.

— А это вообще что? — вполголоса спросила Кандара, пожимая Джессике руку.

— Специалист по стратегическому анализу изучает преступления и то, как они были совершены, мотивацию преступников и пытается предсказать, на основании этих данных, какие будут их дальнейшие действия, — вполголоса пояснила Май. — Раньше я работала в Службе безопасности Корпорации Сопряжения, так что некоторый опыт у меня имеется.

— Тебя наняли для этого дела?

— Нет, — пожала плечами Джессика, — я здесь живу. Долгая история — я примкнула к Утопии, разочаровалась в ней и решила уйти. Потом разочаровалась в том, что разочаровалась, и решила вернуться…

— Понятно. — Кандара села во главу стола, демонстративно отказавшись от предложенного Тайлом бокала вина. — Введите меня в курс дела.

Троица переглянулась и начала рассказ.

По их словам, научно-исследовательские институты Акиты годами подвергались атакам. Команды динамичных и беспринципных наёмников потрошили их базы данных, копируя всю информацию, имеющую минимальную коммерческую ценность. Похищенные данные они продавали конструкторским бюро, принадлежащим корпорациям, улучшая потребительские товары, которые были экономической основой миров универсальной культуры.

— Самое обидное, — воскликнул Тайл, — что это вообще не имеет никакого смысла! Мы всё равно публикуем все данные под свободной лицензией! Таков наш путь — мы выступаем за свободу информации.

— В этих кражах есть экономический смысл, — вмешалась Джессика. — Ты просто не понимаешь, в силу своего утопического образования, как работает свободный рынок. А там действует правило: кто первый встал — того и тапки. Кто первый запатентовал то или иное изобретение — тот и получает право торговать им. К тому же не будем забывать и главную цыганскую тайну — краденная кобыла дешевле купленной. Украсть информацию дешевле, чем содержать собственную исследовательскую группу.

— Ах, Джессика, — остановил её Круз, — ты слишком долго жила в универсальной культуре, и даже сейчас смотришь на мир их глазами. Это помогает тебе в работе, но делает плохим учителем. Речь идёт о присвоении ценности, — продолжил он, повернувшись к Тайлу. — Если какой-то необходимый людям предмет или ресурс имеется в ограниченном количестве, то он обретает более высокую ценность — вне зависимости от затраченных на его производство трудозатрат. Это основа старой экономики.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Вот эта вот неоправданная ценность вещи и означает конец равенства и разумного распределения. Этим способом универсальная культура и поддерживает своё существование, под контролем так называемой элиты — которую никто не выбирал, но которая пролезла в управление пользуясь силой денег. Воруя наши идеи и используя их для увеличения своего богатства, они наносят нам двойной ущерб — ослабляя нас и оттягивая, за наш счёт, свой неизбежный конец.

— Гхм, — кашлянула в кулак Кандара. — Может быть, вернёмся к обсуждаемому вопросу? Пока что я вижу, что происходящее похоже на стандартный промышленный шпионаж, возникающий всюду, где существует промышленность.

— Ах, если бы, — вздохнул Круз. — С воровства данных это началось, но не закончилось. Мы долго терпели воровство, потому что считали, что все усилия тщетны — поймаем этих воров, на их место придут другие… К тому же мы не собирались слишком сильно закручивать гайки — это противоречит нашим базовым принципам. Это у вас, в универсальной культуре, корпорации отслеживают каждый шаг. У нас так не принято…

Конечно, у нас тоже есть закон, — добавил Круз, увидев, как вытягивается лицо Кандары, — и правоохранительные органы. Просто мы стараемся соблюдать баланс между свободой и ограничениями — если отменить закон, то наступает анархия. Но слишком частое применение закона становится угнетением. Здесь, на Аките, мы, конечно, предпочитаем как можно меньше ограничивать свободу. Чем и воспользовались жадные корпорации универсальной культуры… Это наша ошибка.

— Задним умом мы все крепки, — пожала плечами Кандара. — Проще всего предвидеть уже случившиеся события.

— Наши сети были не готовы к подобным атакам, — продолжил Круз. — Их архитектура базируется на доверии. Сейчас мы стараемся это изменить, но переделка всей планетарной сети — задача не из лёгких…

— Ты начал о том, что воровство данных было только началом, — напомнила Кандара.

— Да, в последнее время наши противники перешли от краж к саботажу.

— Что они атаковали?

— Промышленные объекты. Мы не сразу заметили это, а заметив, не сразу поняли, с чем столкнулись. Со стороны это выглядит как сбои в работе — растёт количество отказов компонентов на производственных линиях, увеличивается количество брака, снижается производительность. Частота этих атак постепенно увеличивается.Мы модернизируем наши электронные средства противодействия, но пока что не можем эффективно противостоять атакам. Даже наши искины восьмого поколения не могут справиться с этой задачей.

— Ваши искины уязвимы? — удивлённо переспросила Кандара.

Появившиеся не так давно искины восьмого поколения были разработаны с учётом всех мер безопасности и считались, до последнего времени, полностью защищёнными.

— Их самих, разумеется, нельзя взломать. Но противодействие атакам больше их вычислительной мощности, чем мы можем себе позволить. Это привело к тому, что у нас появились перебои со снабжением.

— И всего-то? Ваше правительство наняло меня, чтоб я боролась с дефицитом?

— Нет, — твёрдо сказала Джессика, — всё сложней и серьёзней. Три недели назад общественный центр «Улучшения Жизни» здесь, в Найме, подвергся интенсивной цифровой атаке. Весь производственный комплекс был отключён от управляющего искина — произошёл полный перехват управления. Атакующие настолько глубоко проникли в систему, что сумели отключить ряд ограничений безопасности — машинам был нанесён физический ущерб от перегрузок.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Нам придётся полностью заменить исполнительные механизмы. При этом мы не можем гарантировать отсутствие спящих закладок в управляющем узле. По существу, вся сетевая архитектура должна быть стёрта и перезагружена. И даже это не гарантирует, что ошибки будут устранены — атакующие нас вирусы очень адаптивны.