Синий мир. (Сборник) - Джек Вэнс

Ночная смена заканчивалась в четыре часа утра. Мискитмен осторожно заполнял журнал, бетонщик свистел носом, сварщики собирали свои аппараты, аккумуляторы и изолирующую одежду. Люк Грогач выпрямился, потер больную спину и встал, грозно глядя на лопату. Он чувствовал, что Мискитмен с бычьим спокойствием испытывает его. Если он, как обычно, швырнет лопату в сторону и отправится по своим делам, его можно будет обвинить в дезорганизованном поведении. Наказанием, как Люк хорошо знал, была деклассификация. Люк со злобой уставился на лопату. Смириться или быть деклассифицированным. Подчиниться — или стать Подсобным Разнорабочим.

Люк испустил глубокий вздох. Лопата была довольно чистой, один или два мазка тряпкой удалили бы пыль. Но еще оставалась поездка по переполненной транспортной ленте на склад, очередь к окошку, сдача, плюс дорога до общежития. Завтра процесс должен был повториться. Зачем нужно это дополнительное усилие? Люк довольно хорошо знал. Неизвестный функционер, член какого-нибудь бюро или комиссии, оказался в затруднении, пытаясь продемострировать усердие. Что может быть лучше беспокойства о драгоценной городской собственности? Как следствие — абсурдная директива, дошедшая до Федора Мискитмена, и ультиматум Люку Грогачу, жертве. Хорошо бы встретить этого неизвестного функционера лицом к лицу, разбить его сопливый нос, пинками в трусливый зад прогнать по коридорам собственного офиса...

Голос Федора Мискитмена прервал его грезы.

— Чисти лопату. И сдавай смену.

Люк попробовал сопротивляться.

— Лопата чистая, — буркнул он. — Это самая абсурдная штука, к какой меня когда-либо принуждали. Если только я...

Федор Мискитмен сказал спокойным и беззлобным голосом:

— Если тебе не нравится политика, можешь опустить прошение в ящик для жалоб. Это общедоступная привилегия. Пока политика неизменна, ты должен соглашаться. Так мы живем. Это Организация, и мы организованные люди.

— Дай мне посмотреть эту директиву, — проскрежетал Люк. — Я добьюсь ее изменения, Я вобью ее в глотку типу, который ее сочинил. Я...

— Ты должен подождать, пока я ее зарегистрирую.

— Подожду, — сказал Люк сквозь стиснутые зубы.

Федор Мискитмен методично и вдумчиво производил финальную проверку работ, осматривая технику, режущие зубья головок, насадки слайдера, ленту транспортера. Он прошел к маленькой площадке в задней части бурмашины, отметил проходку, подписал приходно-расходные накладные, в самом конце зарегистрировал политическую директиву на микропленку. Затем тяжеловесным движением руки передал желтый листок Люку.

— Что ты будешь с ним делать?

— Найду, кто оформил этот идиотский полис. Скажу ему, что я думаю об этом и о нем самом впридачу.

Мискитмен осуждающе покачал головой.

— Мы не должны делать таких вещей.

— Что сделал бы ты? — оскалился Люк.

Мискитмен подумал, пожевал губами, подергал щетинистыми бровями. Наконец, с превеликой важностью, изрек:

— Я бы так не делал.

Люк воздел руки и сиганул в тоннель. Голос Мискитмена ревел за его спиной:

— Ты должен взять лопату!

Люк остановился. Медленно обернулся, оглядел неуклюжую фигуру старшего смены. Повиноваться политической директиве или быть деклассифицированным. Медленным шагом, с опущенной головой и отвращением в глазах, он вернулся. Ухватив лопату, направился обратно в тоннель. Своими торчащими костлявыми лопатками он ощущал взгляд кротких голубых глаз Федора Мискитмена, следящих за ним. Эти глаза, казалось, скребли по нервам.

Впереди тоннель расширялся — бледный, глянцевитый, уменьшающийся с расстоянием проход, который они пробурили. Из-за странных фокусов преломления света чередование ярких и темных кругов, охватывающих трубу, обманывало глаза, создавая гипнотическое подобие двумерности. Люк мрачно шаркал ногами, ослепленный стыдом и беспомощностью. Лопата как средство для загрузки отчаяния. Он ли идет здесь — Люк Грогач, прежде такой надменный в цинизме и насилу скрывающий нонконформизм? Должен ли он унижаться до конца, рабски подчиняясь безумным правилам?.. Если бы только он был на несколько пунктов выше в этом листе! В грезах он рисовал прекрасный невероятный удар, которым мог бы приветствовать эту директиву, ироничное равнодушие, с которым позволил бы лопате упасть из расслабленных рук... слишком поздно, слишком поздно! Теперь он должен подчиняться клейму, должен ежедневно носить лопату на склад. Корчась от ярости, он метнул безвинный инструмент, загремевший об пол тоннеля перед ним. Ничего он не может! Негде свернуть! Нет пути назад!

Организация — нежная и неумолимая, Организация — громоздкая и инертная, терпимая к преданным, спокойно безжалостная к неверным... Люк дошел до лопаты, шепча непристойности, схватил ее и зарысил по смутно белеющему тоннелю.

Он выкарабкался через люк и вышел на поверхность 1123-го Узла Авеню, где был тотчас же захвачен толпой, толкающейся между транспортными лентами, которые расходились как спицы, и различными эскалаторами. Убрав лопату в чехол, Люк пробился на борт ленты Фонтенго, спешащей на юг, в направлении, противоположном общежитию. Он десять минут ехал до Узла Астория, опустился на пару уровней Эскалатором Колледжа Гримсби, и через мрачный сырой район, пахнущий старым камнем, пробрался к локальному транспортеру, который доставил его к Складу Эксплуатации Водосточных труб Района 8892.

Люк застал склад ярко освещенным. Здесь был центр значительной активности, круговращения сотен людей. Одни приходили и приносили инструменты, как Люк, другие уходили с пустыми руками.

Люк присоединился к образовавшейся очереди. Перед ним было пятьдесят или шестьдесят человек — лохматая многоножка с руками, плечами, головами, ногами и торчащими во все стороны инструментами. Многоножка медленно шевелилась, люди обменивались подшучиваниями и колкостями.

Наблюдая за ними, Люк заметил, насколько терпеливы эти люди. Они похожи на овец, прыгающих под шелест разворачивающейся директивы. Интересовались ли они причиной этого распоряжения? Задавали ли вопрос о его необходимости, о том, ради чего они терпят столько неудобств? Нет! Мужики стояли, хихикая и болтая, согласные с директивой, как с одной из не поддающихся вычислению превратностей жизни, чем-то изначальным и неоспоримым, как смена времен года... И он, Люк Грогач, чем он лучше или хуже их? Этот вопрос застрял в глотке Люка, подобно блевотине после перепоя.

Итак, лучше или хуже, из чего ему выбирать? Смирение или деклассификация. Небогато. Больше ничего не было в ящике для жалоб, о котором сказал Федор Мискитмен, может быть, пытаясь неуклюже пошутить. Люк недовольно ворчал. Недели спустя он может получить от специальной службы печатную форму с одним из стандартных вариантов ответа: «Ситуация, описанная вашим прошением, уже изучается соответствующими органами. Благодарим за внимание». Или «Ситуация, описанная в вашем прошении, временная, и может быть быстро изменена. Благодарим за внимание». Или «Ситуация, описанная в вашей петиции, является продуктом официальной политики и не подлежит изменению. Благодарим за внимание».

Новая мысль посетила Люка: он может постараться и реклассифицироваться вверх по листу... как только эта идея возникла, он отбросил ее. Начать с того, что он уже в среднем возрасте, слишком много молодежи пришло за ним. Даже если бы он отважился на соревнование...

Очередь медленно продвигалась. За Люком пухлый маленький человечек с лунообразным лицом клонился под тяжестью разметчика фирмы «Велстро». Прядь рыжих волос прилипла к его лбу, маленький рот сжался от напряжения в розовый бутон, в глазах застыла бессмысленная серьезность. На нем был довольно нарядный коричневый костюм с оранжевыми рукавами и голубой берет с тремя оранжевыми помпонами, представляющими корпорацию «Велстро».

Между надменным угрюмым Люком и коротким круглым человечком в наряде денди лежало такое различие, что неизбежно возникла немедленная взаимная неприязнь.

Выпученные серые глазки коротышки остановились на лопате Люка, пропутешествовали по его грязным брюкам и жакету. Он отвел взгляд в сторону.

— Издалека пришел? — злобно спросил Люк.

— Не очень, — буркнул круглолицый.

— Работал сверхурочно, да? — подмигнул Люк. — Кусочек тихого усердия, ничто не сравнится с ним — или как это там говорят?

— Мы завершили труд, — ответил толстяк с достоинством. — И усердие здесь ни при чем. Зачем тратить завтра полсмены на пятиминутную работу, которую мы могли сделать сейчас?

— Я знаю причину, — Люк прикинулся благоразумным. — Предстать хорошим парнем в своих глазах.

Круглолицый растянул рот в быструю протестующую улыбку, затем решил, что замечание было не смешным.

— Я не так работаю, — сказал он чопорно.