Последний шаг от ненависти, или сколько стоит любовь? - Юлия Михалина

- Было время, - вдруг остановившись, глядя куда-то перед собой, отрешенно заговорил Громов, не в силах разжать объятий и отпустить любимую от себя, напротив, притянув еще ближе, словно это могло придать ему сил, заставить воспрянуть духом, продолжил – когда мы выбирались сюда почти каждое воскресение…

Только сейчас Влада поняла, что они находятся у озера. Причем не просто у озера, а именно на том месте, где не так давно они с Антоном провели свой первый и пока что единственный совместный выходной. По-настоящему счастливый день, когда они оба позволили себе отвлечься от насущных проблем и просто насладится друг другом. Когда девушка впервые осознанно поняла, как ей дорог это мужчина, от которого совсем недавно всеми силами пыталась сбежать.

В тот день Влада впервые попыталась достучаться до него и попросить открыться. Тогда Антон отмахнулся, дав понять, что возможно когда-то уступит и расскажет о себе все. Сегодня он намерен сделать это сам, безо всяких уговоров. На этом же месте. Весьма символично. Ведь еще тогда, по поведению Громова, девушка поняла, что с этим местом может быть что-то связанно. И сейчас она узнает, что именно. От осознания этого, сердце невольно застыло, замедлив удары, словно ожидая нечто важное и серьезное. Что-то, едва не сломившее, но зато изменившее и ожесточившее любимого мужчину навсегда…

- Когда мы приезжали из Праги, конечно, - продолжил мужчина, и вдруг спохватившись, пытаясь заглянуть Владе в глаза, поспешно уточнил – ты знаешь, что я вырос в Чехии?

- Знаю, - ласково погладив Антона по щеке, улыбнулась девушка, - и учился ты тоже там.

- Да, но сейчас суть не в этом, - отводя взгляд, выдохнул Громов, - я хочу рассказать тебе о родителях.

Не зная, что ответить, и нужно ли вообще что-либо говорить в данной ситуации, Владислава еще раз провела ладонью по щеке мужчины, тем самым своим молчанием давая возможность начать рассказ.

Антон, поспешно отстранившись, отошел немного вперед. И не отводя взгляда от серебрившейся в лунном свете, водяной глади озера, усевшись на поваленную ветку ивы, продолжил:

- Мне было года три, когда мы переехали в Чехию. Точнее тогда еще Чехословакию. Я очень смутно помню то время, до переезда. Да и первое время после тоже не особо помню. В таком возрасте всегда легче освоится, выучить язык. Мне вообще до определенного возраста казалось, что я там и родился. Но единственное, что связывало нас с родиной, это ежегодные поездки летом в Киев. Это своего рода как, знаешь, наши люди уезжают куда-то за границу, чтобы отдохнуть, а мы возвращались обратно на родину. Благо возвращаться было куда. Дом, в свое время не продали, посчитав, что это всегда успееться. Недвижимость всегда была хорошим средством вложения средств. И как видишь, не зря. Теперь это довольно престижный район пригорода. Вот за это мне стоило бы поблагодарить этих… - запнувшись, мужчина как-то криво усмехнулся, и с неким призрением выплюнул – родителей…

Такие пренебрежительные отзывы о близких людях несколько покоробили Владу. Но делать выводы она не торопилась. Слишком рано делать это после пары, возможно, случайно брошенных фраз. Обогнув покосившееся дерево, она присела рядом с Антоном, осторожно сжав его руку.

- Знаешь, Влада, - спустя несколько минут выжидающего молчания, мужчина, сжав руку девушки в ответ, продолжил - когда я достиг более сознательного возраста, то понял, что мне нравится тут гораздо больше. И дело даже не в месторасположении. Ни в том, что там мы жили в обыкновенной квартирке, а здесь к тому времени небольшой загородный домишку перестроили в огромный особняк, который ты видишь перед собой. И даже не в стране, и том, что там хуже, а здесь лучше. Ничего не лучше! Как говорят в народе, хорошо там, где нас нет. Это примерно тот случай. Только здесь мне было хорошо просто потому, что только здесь я чувствовал, что кому-то нужен, понимаешь?

- Не совсем, - осторожно отозвалась девушка. Она видела, сколько боли Антону приходится выворачивать наизнанку своим рассказом. Бередить душу и поднимать наружу горький осадок прошлого. Но если он уже начал, то нужно договорить до конца. Держать в себе не лучший выход. А выговорившись, Влада верила, можно хоть немного облегчить груз, годами лежавший на сердце.

- Будучи в Праге, они всегда меня ущемляли. Не с глубокого детства, конечно, но чем становился взрослее, тем эти ужимки и ущемления становились серьезнее. И, поверь, это во мне сейчас говорит далеко не детская обида от того, что мне когда-то не подарили какую-то игрушку или что-то в этом роде. В подобном я, пожалуй, никогда не нуждался. Напротив, всегда доставалось все лучшее. Сейчас я говорю об элементарной родительской любви, поддержке и вере. Нет, я не могу сказать, что меня не любили… Любили. Но как-то весьма своеобразно и странно. Опекая так, словно боялись, что я куда-то могу ввязаться. Так, будто, не доверяли. Хотя почему будто? Они мне на самом деле не доверяли. Чуть дольше погулял, чем того следовало – влез в дурную компанию. Случайно получил в школе тройку – стал лентяем и разгильдяем. Я уже молчу о том, если не дай Бог подрался с мальчишками во дворе. И за все это вечные упреки, и какие-то нелепые наказания, типа месяц без телевизора и прочей ерунды. И обидно было даже не это. Нет! Обидно было от такого нелепого контроля. Извечные слежки, и постоянные сравнения с кем-то другим. Вот тот мальчик учится лучше. Вон тот с родителями ведет себя более сдержанно. А вон тот вообще мечта, а не ребенок. Влада, ты хоть знаешь, каково это, когда самые близкие тебе люди, которым ты и так все время пытаешься угодить, выворачиваясь наизнанку, тебя постоянно с кем-то сравнивают и, причем сравнения явно не в твою пользу?

Повернувшись к Владиславе, Антон с отчаянием пытливо уставился на неё, ожидая какого-то ответа. А она… даже не знала, что и ответить. Откуда ей было знать, как родители могут с таким недоверием относится к собственному ребенку, когда её всегда поддерживали. Когда она могла разделить с родителями не только радости, но и горести, зная, что её всегда смогут понять, поддержать и помочь. Тогда, как Антону видно приходилось переживать это самому, накапливая переживания в себе...

- Не знаешь, значит, - хмыкнул мужчина, и поспешно добавил, отворачиваясь, - вот и хорошо. Поверь, этого лучше не знать. Особенно, когда после долгих попыток найти идеальный пример для подражания, выбор падает на лучшего друга. Если в других ситуациях эти сравнения были от случая к случаю, то с появлением друга, что все время на виду, это уже становится навязчивой идеей. Порой создавалось такое впечатление, что дай им выбор, они бы с радостью обменяли меня на Максима, потому что он для них всегда казался идеальным. И плевать, что, быть может, на деле он ни чем не лучше меня. Но чужое оно ведь всегда кажется лучшим.