Не римская Испания. Арбалетчики князя Всеслава. Арбалетчики в Карфагене. Арбалетчики в Вест-Индии - Мягкова

Что ж, за это ему – отдельное спасибо! Это здорово облегчало мне намеченную задачу поменяться с ними ролями.

Я неторопливо – на этих камнях не разгонишься – двинулся навстречу тому, который преграждал мне путь к пристани. Тот, довольно осклабившись, потянулся за мечом и кинжалом, а я, так же нехорошо ухмыляясь, – за пистолью. За спиной, судя по звуку осторожных шагов, приближался и второй, но это уже не имело для меня особого значения – он один хрен не успевал…

Противник опешил от изумления, увидев в моей руке вместо меча какой-то непонятный предмет. Так он и отправился к праотцам – изумленным. Напарник убитого – пацан пацаном, даже без бороды – так ничего и не понял, когда я, уже оборачиваясь к нему, сунул разряженную пистоль в кобуру и достал вместо нее вторую. Зато выругался по-финикийски куда более понятливый Дагон, как раз из этой штуки и подстреленный в последний раз. Но что толку? На этот раз не успевал он. Пацан вроде бы чего-то начал понимать и забеспокоился, ковыляющий по крутому склону Дагон что-то крикнул ему, я навел пистоль ему в лобешню и рявкнул:

– Бабах! – спуска, естественно, не нажимая.

Тот дернулся, пытаясь пригнуться, и не удержал равновесия. Завалился набок, ушиб плечо, лихорадочно приподнялся на локте, ловя ногами надежные упоры, чтобы резко вскочить. Ага, так я ему это и позволил, гы-гы! Его отчаянная попытка увернуться от болта и одновременно отмахнуться от него фалькатой – все еще в полугоризонтальном положении – оказалась, как ни странно, удачной. Ну, относительно – вместо брюшины он словил мой болт бедром, вдобавок – снова упал, ушибив локоть и башку. Порядок, этот на какое-то время выведен из строя! Я обернулся к Дагону…

Тот как раз, морщась от боли в раненой руке, неловко доставал массивный нож, явно собираясь метнуть его в меня. Я быстренько осмотрелся, намечая места, куда бы мне поставить ногу при уворачивании, но финикиец, не особо рассчитывая на снайперский бросок при незажившей ране, метнул свое оружие мне в брюхо и снова выругался, когда его нож звякнул об мою кольчугу.

– Вот теперь, старина Дагон, мы будем играть честно, – сообщил я ему. – И ты, наверное, даже представить себе не в состоянии, как я рад нашей встрече!

– Не рано ли ты начал радоваться, аркобаллистарий? – прохрипел финикиец, осторожно пятясь назад, к ровной дороге. Я взял правее, с той же самой целью – не стоило давать этому опытнейшему головорезу шанса атаковать, когда он сам будет уже на ровной площадке, а я – еще на камнях. Можно было, конечно, перезарядиться и тупо расстрелять его, но я заметил, что Дагон на сей раз явно не в форме, и рубака из него сейчас – так, на троечку с минусом. Мне же хотелось отработать на настоящем противнике полученные от тренера-гладиатора уроки.

– Что же ты сопливых мальчишек мне на убой привел? – спросил я его. – И не стыдно самому?

– В честном бою на тебя хватило бы и их! – мрачно процедил наемник. – Если бы не твои хитрые уловки вроде этой маленькой аркобаллисты… Но если ты думаешь, что это спасет тебя и сегодня, то напрасно, клянусь богами! Я тебе не сопливый мальчишка!

Он достал фалькату – один в один такую же, как и та, что досталась мне в качестве трофея в прошлый раз – и примерился, после чего, снова поморщившись от боли, переложил ее в левую руку:

– Ты думаешь, если я ранен, то и победа уже у тебя в руках? А что, если вот так, с левшой? Потруднее, верно? – Дагон все еще пытался покуражиться.

Прекрасно помню еще по доармейской фехтовальной секции, каково с левшой тягаться! Бррррр! Правшей на свете до хренища, левшей же – во много раз меньше. Ему с тобой, конечно, тоже вовсе не фонтан, но он-то все время с одними только правшами и дерется, так что привычный, а у тебя такой же привычки к левшам ни хрена нет, и все твои излюбленные приемы исключительно на правшей заточены…

– С левшой, говоришь? Да, с левшой – гораздо труднее. С настоящим левшой. А вот с таким, как ты – одна рука левая, другая еще левее, – поиграем! – настала моя очередь издеваться. – Может, мне отпустить тебя, дать залечить твои раны, а?

– Да что ты возомнил о себе, щенок! Я таких, как ты, не один десяток на встречу с богами отправил! – пережитые неудачи и полученные раны явно не улучшили характера моего противника, и он начал свирепеть.

– Ну, ковыляй отсюда, что ли, пока я добрый, – добавил я глумливым тоном, чем взбесил его окончательно…

Конечно, будь финикиец в добром здравии, а я – с теми же навыками, которые имел при первой встрече с ним, – спорить можно было бы лишь о том, сколько секунд я против него продержусь – пять или целых десять. Но с тех пор уже немало воды утекло, и измениться успели мы оба. Он – не в лучшую сторону. С почти не работающей правой рукой – а ведь не левша, совсем не левша, да еще и хромой, он был, конечно, все равно опасен, но уже не так, как в свои лучшие времена. И вдобавок мы фехтовали без щитов, одними клинками. Для античного мира такой способ боя – экзотика, я же имел для него и подходящие навыки, и подходящее оружие. Неудобство, конечно, оттого, что противник сражается левой рукой, и немалое, но это неудобство у нас с ним обоюдное – он ведь не левша, и неизвестно еще, кому из нас сейчас неудобнее. Настоящего левшу я бы, пожалуй, тупо расстрелял с безопасной дистанции. Как, впрочем, и некоторых правшей, до навыков которых во владении холодным клинковым оружием мне пока еще, откровенно говоря, как раком до Луны. Ведь если я какой-никакой, а все-таки фехтовальщик – это еще вовсе не значит, что я в детстве был ушиблен башкой об стенку. И фехтую я таки тоже правой рукой, а не башкой, а башкой я по возможности предпочитаю думать, и иногда у меня это даже получается. Во всяком случае, пока еще жив и даже здоров, чего не могу сказать о некоторых орудовавших в свое время клинком куда ловчее меня, и в дальнейшем эту традицию нарушать тоже как-то не планирую. Мне и с ней неплохо, а умные люди от добра добра не ищут…

– Я смотрю, твоя новая фальката такая же, как и старая. Заранее подготовил? Ты, значит, не в