Эпоха Древних - Замиль Ахтар

class="p1">Мой покрытый кровавыми рунами сын прошел мимо лежащих на тюфяках перепуганных больных к дальней стене. Я шел следом, но не сводил глаз с двери, зная, что скоро сюда ворвутся гулямы с аркебузами, жаждущими крови двух предателей-неверных.

– Куда ты? – спросил я, когда он уперся в стену.

Из комнаты был только один выход, а Доран пошел совсем в другую сторону.

Доран опустился на колени и закашлялся. Потом накрыл ладонью лицо и снова кашлянул. Изо рта на пальцы брызнула кровь, которой он, должно быть, нахлебался.

– Говорят, что кровь древних открывает невидимые двери.

Черной кровью он нарисовал на стене какие-то символы. Они напоминали парамейскую каллиграфию со странными изогнутыми линиями – я видел такие письмена в пещерах вокруг Зелтурии. Из букв как будто вырастали щупальца.

– Ты умеешь писать кровью? – потрясенно спросил я.

Грохот многочисленных ног сотряс меня до костей. Это могли быть только гулямы, бегущие к нам по коридору. Они вот-вот нас убьют.

Но почему-то вид рисующего кровавые руны Дорана пугал еще больше.

– Я тот, кто я есть, как и ты.

– Что произошло с тобой в Лабиринте? Что с тобой сделала Саурва?

– Судьба хуже смерти. «О, Кровавая звезда, оживи эти руны, как дала жизнь нам».

Кровавые руны на стене засветились. Гулямы ворвались к нам, выстроились в шеренгу и нацелились из аркебуз. Доран схватил меня за руку и потянул в каменную стену.

Грохнули выстрелы, и пули попали в стену позади нас. Мы углубились в камень и плыли сквозь твердую и непрозрачную темноту, окружавшую со всех сторон. Я задыхался, втягивал воздух и давился, легкие разрывались.

А потом мы оказались на просторе. Вокруг было темно, промозгло и сыро. Насколько я мог судить, это была естественная пещера. Я упал на колени и закашлялся. Доран похлопал меня по спине.

У меня изо рта посыпались камни. Я набрал полные легкие воздуха, обрадовавшись, что снова могу дышать.

Доран тоже откашлялся камнями.

– Это была самая тонкая стена в запретную область, а мы все равно чуть не умерли.

Он снова закашлялся, и на его ладонь брызнула кровь. Хотя я не видел в темноте, но предположил, что он снова пишет очередную кровавую руну.

От света той руны ладонь Дорана замерцала красным. Так ярко, что подсветила все вокруг. Мы и впрямь находились в пещере. На стенах переливался зеленый мох.

– Тебе приятно будет узнать, что кровавая чума вот-вот закончится. Поклоняющиеся ангелам должны возрадоваться.

Но я не чувствовал себя счастливым. Потому что даже не знал, чем за это расплачусь.

Я схватил сына за плечи и посмотрел на него. После всех проведенных в Лабиринте дней с его лица сошли краски. Кудрявые черные локоны отросли до плеч, а губы и подбородок покрывала кровь.

Я тряхнул его, надеясь привести в чувство.

– Прекрати, Доран. Мы не обязаны делать то, что они нам велят. Мы мужчины. Мы свободны. И можем выбирать.

– Помнишь историю, которую ты рассказывал мне на ночь? О человеке, чей корабль разбился во время шторма, и в итоге его поглотил водоворот? Мы как тот человек, отец. Можем плыть против течения в водовороте, если хотим. Но конец неизбежно один. Водоворот все равно нас поглотит.

– Но мы, по крайней мере, боролись. Не склонились перед силами, правящими наверху. Не признали их превосходство и собственную ничтожность. – Я сделал еще один глубокий вдох. – Думаешь, я стал императором, следуя по пути, который они мне уготовили? Когда-то я чистил Сатурнусам вонючие сапоги. Но снес все, что стояло на пути к трону. А потом пошел на восток и завоевал Химьяр, Лабаш и Аланью, взяв все, что хотел, и не спрашивая ни у кого разрешения. Разве я, как твой отец, не вдохновил тебя на то же самое?

– Ты сражался с людьми. Но сразишься ли ты с солнцем, чтобы запретить ему всходить над горизонтом?

Я с презрением покачал головой.

– Неужели то, чего ты боишься, настолько неизбежно?

Доран поднял светящуюся ладонь. Свет озарил проход вниз.

– Да, отец. Они показали мне это. Само время течет к Концу времен. Ни один человек не сможет сбить стрелу времени с курса, это по силам лишь богам. На службе неизбежной цели я могу надеяться на милосердие тех, кто способен нас спасти. Это единственный способ спастись и не попасть в ангельское море душ.

– И спасет нас Несотворенный?

Доран сплюнул на землю какую-то плоть, напоминающую кусок мозга.

– Слова многое могут, но человеческого языка недостаточно. Можно дать имя океану, но неясно, где он заканчивается и начинается новый. Другой человек может провести иные линии и наречь их иными именами. Имеет значение лишь одно: мы стоим на яйце, и еще до конца времен оно расколется. Наши души либо будут страдать в море душ нового ангела, либо будут от этого избавлены. – Он прикоснулся к моей щеке ледяными пальцами. – В этом я убежден. Все остальные наши верования способны лишь на краткий миг облегчить самочувствие.

Ужасная правда. Я понимал это с самого начала, с того дня, когда мать Саурвы оседлала меня и взяла мое семя в обмен на скипетр императора. Она спросила, какую форму ей принять для меня, и я рассказал о кузине, которую вожделел. Девчонка была незаконнорожденной дочерью моей тети с материнской стороны и ее любовника, темезского наемника. Светло-каштановые волосы до соблазнительной груди и идеально розовые щеки под теплыми ореховыми глазами.

Но мать Саурвы, странное создание, превратилась лишь в грубое, похожее на куклу подобие завораживающей красотки. Да еще и без зрачков. Поэтому я завязал ей глаза. Мне потребовалось семь минут, чтобы достичь пика.

После этого мне хотелось сходить к реке, чтобы помыться, но я погрузился в тяжелый сон. Душа покинула тело и улетела в темные небеса. Там, стоя на безграничной льдине, я узрел огромную пустоту, которая нашептала мне о Несотворенном и его безжалостной, всеохватной силе. И показала, что Архангел подобен мошке на спине слона. С тех пор я спрятал противоречивую истину в глубинах души, чтобы другим этосианам не пришлось страдать, живя на этой земле, по крайней мере до тех пор, пока нас не погрузит в нее Конец времен.

Это мешало вере. Но я старался изо всех сил. Старался верить в лучшее, и все равно это привело меня сюда.

Доран поспешил вниз. Стены были влажными и зелеными. Другого выхода отсюда все равно не было, и я последовал за Дораном. Проход извивался как винтовая лестница, покрытая известковым налетом и сталагмитами, и уводил нас все глубже.

Врата,