Обречены на подвиг. Книга первая - Валерий Григорьев

– Есть!

Задержавшись на несколько секунд у кабинета врача, я слышал, как обычно спокойный командир громко выговаривает Садыкову. Из отдельных фраз Валентина Джураевича я понял, что у него было еще несколько доводов, чтобы отстранить меня от полетов:

– Товарищ командир, летчик стрелял, он пережил стресс, а в приказе министра обороны по этому случаю четко сказано!

– Приказы министра обороны я знаю лучше тебя! Ты лучше за алкашами следи, а то командир полка почему-то знает о пьянках больше, чем доктор, – перебил его командир.

– Товарищ полковник, летчик крайне возбужден, он послал меня на …! – не сдавался врач.

– Правильно сделал! На его месте я бы тебе еще и морду набил! – закончил разговор командир, выходя из кабинета.

Я успел юркнуть в лестничный проем, схватить ЗШ и занять готовность в кабине самолета.

– Запрашивай! – давая понять, что инцидент исчерпан, приказал командир.

Через десять минут мы уже неслись на высоте сто метров над штормящим Каспийским морем.

После этого случая я перешел на подчеркнуто официальные отношения с доктором, понимая, что человек напрочь лишен не только юмора, но и здравого смысла.

Сани Ахметов, проучившись в академии полгода, вдруг неожиданно снова появился в нашем гарнизоне. Мы, забыв былые обиды, радостно его приветствовали. Но молодой слушатель академии был настроен не столь дружелюбно. Он демонстративно ни с кем не общался и обходил нас стороной.

В гарнизоне утаить никакую тайну невозможно, и вскоре нам все стало известно. Оказывается, санчасть обокрали два «дембеля», при этом они увели пару ампул морфия. Хищение наркотиков по тем временам относилось к разряду особо опасных преступлений, а следовательно, и раскрытием их занималась Генеральная прокуратура СССР, вполне справедливо не доверяя коррумпированным на местах коллегам. И вот, когда в жесткие руки московских прокуроров попало это вполне, на первый взгляд, безобидное дело, выяснилось, что на складе санчасти, которой совсем недавно руководил Сани, недостает тысячи упаковок морфия, а в каждой упаковке по десять ампул. Если учесть, что на «черном» рынке одна ампула стоила двадцать пять рублей, нетрудно подсчитать, какие барыши поимели ребята, их похитившие.

А случилось это потому, что морфий хранился и использовался с нарушением множества инструкций, и только ленивый не мог этим воспользоваться. Вполне логично предположить, что воспользовался этим человек, имевший прямой допуск к лекарственным средствам. А тот бардак, который существовал еще до него, был удобен для того, чтобы свалить все на халатность должностных лиц, то бишь командиров, так как в армии за все отвечает командир. По слухам, часть наркотиков списали на умерших от разных болезней военнослужащих и членов их семей. Но даже если бы всем покойным перед смертью ввели по упаковке морфия для облегчения их ухода в мир иной, все равно покойников не хватало. Нам-то было понятно, чьих это рук дело. Такой предприимчивостью в гарнизоне обладал только один человек.

Ахметов ходил по гарнизону почерневший от переживаний и перспективы близкой тюрьмы. Но презумпция невиновности, а возможно, и деньги сделали свое дело. Повесив на двоих «козлов отпущения» несписанную часть наркотиков, Генеральная прокуратура благополучно закрыла дело. Бойцам военный трибунал влепил по десять лет лишения свободы. Сани, отделавшись легким испугом, благополучно укатил в Ленинград догонять ушедших вперед однокашников.

Забегая вперед, скажу: после окончания столь престижного учебного заведения наш герой благополучно дослужился до начмеда армии ПВО. Злые языки говорят, что в его домашнем гардеробе висел генеральский китель, но генерала он так и не получил. Какие аферы и махинации успел провернуть удачливый военврач, можно только догадываться. Возможностей у полковника медицинской службы было предостаточно.

Так как у меня не сложились отношения с Валентином Джураевичем, то я с лихвой их компенсировал дружбой с капитаном медицинской службы Иваном Осиповым.

Ванька, как мы его называли между собой, прибыл в Насосную на должность врача ОБАТО. К тому времени он уже успел послужить в Германии, манией величия не страдал, был безалаберным и простым человеком. Он любил пошутить, и у него это часто получалось. Как анекдот в гарнизоне ходило его направление в госпиталь одного из офицеров полка, у которого вскочил фурункул на неподходящем месте: «Диагноз – чирий на правом полужопии».

Мы познакомились, когда он повез меня в Баку на «буханке»-УАЗике проходить ВЛК. В «санитарке» помимо меня сидел еще один офицер, сорокалетний капитан, начальник противопожарной службы из ОБАТО, маленький тщедушный человечек, с которым я не был знаком, хотя не раз его видел – всегда пьяным и всегда в засаленном кителе. На сей раз он был совершенно трезв, разговаривал внятно и все пытался что-то стряхнуть с моей одежды. Я не сильно вдавался в смысл его слов. Только когда он меня отряхивал, никак не мог понять, в чем причина такой заботы.

Когда приехали в Баку, я попросил Ивана:

– Посмотри, чем это я вымазался, а то капитан что-то постоянно с меня стряхивал.

– А, не обращай внимания, я его в психушку с белочкой везу! Это он с тебя смахивал зелененьких чертей.

– С какой это белочкой? – не сразу понял я.

– Да с белой горячкой! – простодушно пояснил доктор.

Мне стало не по себе. Буквально месяц назад в нашей санчасти «доработчик» из Горького, парень с авиационного завода, убил своего коллегу, нанеся ему больше полусотни ударов осколком зеркала и дужкой от кровати. Об этом весь гарнизон гудел несколько дней. Самое странное, что после профилактической помощи в психушке убийцу безнаказанно отправили домой.

– Иван! Ты что, в своем уме? Он же мог меня убить, и ему за это даже ничего бы не было!

– Да, нет, он мухи не обидит. Я его хорошо знаю. Кроме зелененьких ему никогда ничего не мерещится. Тем более у него посталкогольный синдром. Да и куда ему справиться с таким бугаем, как ты? – успокоил меня доктор.

– Ты бы меня хоть предупредил! – немного обиделся я на него.

Но впоследствии мы подружились. Это был один из немногих врачей, которому не страшно было признаться в своих болячках.

В отличие от своих коллег по цеху, он спокойно относился к своим обязанностям по предполетному контролю, справедливо полагая, что пилоты не самоубийцы и сами должны себя контролировать и допускать к полетам.

Но в этом плане, конечно, у него был явный перегиб. Нашему русскому мужику, как правило, всегда нужен кнут. Когда к нему хорошо относятся и доверяют ему, он тут же садится на шею. Многие, зная беззлобность и простодушие Ивана, этим пользовались и летали с глубочайшего похмелья. Так, однажды, когда в полку не было полетов, мы вместе заехали на летно-испытательную станцию. Летчик-испытатель Юра Белоглазов в этот момент в ГШ выдвигался к одиноко стоящему истребителю МиГ-25. Когда мы с ним поравнялись, от него шло такое амбре, что не заметить было просто невозможно. Пожурив пилота за то, что он летает без медицинского контроля, Иван, посмотрев вслед садящемуся в самолет летчику, произнес: