Мемуары генерала барона де Марбо - де Марбо Марселен

Император находился в этот момент на высотах Цукерханделя и приказал маршалу Мармону выйти из Тессвица, чтобы связаться с правым флангом Массены. Постепенно завязался бой. Чтобы быть ближе к нему, Наполеон прибыл в Тессвиц. Массена послал меня к Его Величеству, чтобы доложить о своих позициях. Я вернулся с приказом любой ценой взять город, по которому била наша батарея из Кюеберга и на который маршал Мармон тоже собирался напасть со стороны долины Лишена. Со всех сторон раздавались сигналы к атаке, барабанная дробь, приглушенная дождем, смешивалась с громом... Наши войска бодро и смело шли навстречу многочисленным батальонам, стоявшим перед Цнаймом в мужественном ожидании: из домов раздалось только несколько редких ружейных выстрелов. Все предвещало кровопролитную штыковую схватку, когда примчался императорский офицер и принес Массене приказ остановить сражение, потому что между Наполеоном и князем Лихтенштейном только что было заключено перемирие. Маршал, который находится близко к войскам, тотчас приказал всем офицерам объявить эту новость на разных участках фронта, а меня лично послал к одной из наших бригад, которая стояла ближе всех к городу и врагу.

Подъехав к этим полкам, я попытался говорить, но мой голос тонул в криках «Да здравствует император!», которые всегда предшествуют сражению, и вот уже войска берут ружья «на руку»! Малейшая задержка, и сейчас начнется ужасная схватка, которую уже невозможно будет остановить. Я больше не колеблюсь и устремляюсь в свободный промежуток между двумя фронтами, готовыми броситься друг на друга, и с криком «Мир! Мир!..» левой рукой я сделал знак остановиться, как вдруг пуля, выпущенная где-то в пригороде, попадает мне прямо в запястье!.. Некоторые офицеры, осознав наконец, что я принес приказ остановить военные действия, остановили свои роты, другие еще колебались, так как видели, как на них буквально в ста шагах движутся австрийские батальоны!..

В этот момент между линиями, пытаясь остановить атаку, появляется адъютант эрцгерцога Карла и тоже получает из пригорода пулю в плечо. Я спешу к этому офицеру, и, чтобы дать понять противникам, какова наша миссия, мы обнимаемся в знак мира. Видя это, офицеры с двух сторон больше не колеблются, приказывают солдатам остановиться, окружают нас и узнают, что заключено перемирие.

Все перемешались, поздравляли друг друга. Затем австрийцы вернулись в Цнайм, а наши войска к позициям, которые они занимали до сигнала к атаке.

Удар, который я получил в руку, был такой сильный, что мне показалось, что у меня сломана кость. К счастью, этого не произошло, но пуля задела нерв между большим пальцем и запястьем.

Ни одна из моих многочисленных ран не доставляла мне столько страданий, и больше полугода я был вынужден носить руку на перевязи. Однако моя рана, хотя и серьезная, была гораздо легче, чем у австрийского адъютанта. Это был совсем молодой человек, очень храбрый, который, несмотря на пережитое, обязательно хотел отправиться со мной к Массене, как для того, чтобы увидеть этого знаменитого воина, так и для того, чтобы передать ему послание от эрцгерцога Карла. Мы отправились вместе в Клостербрук, где стоял Массена, и по дороге австрийский офицер, который пролил много крови, чуть не потерял сознание. Я предложил ему проводить его обратно в Цнайм. Но он хотел продолжать путь и говорил, что его может перевязать французский хирург, гораздо более опытный, чем врачи в его армии. Этого молодого человека звали граф д’Аспр, он был племянником генерала д’Аспра, убитого при Ваграме. Маршал Массена принял его очень хорошо и окружил его заботой. Когда же он увидел, что я опять ранен, он вынужден был присоединиться к похвалам, которые офицеры и даже солдаты бригады высказывали в мой адрес, говоря о доблести, проявленной мной, когда я бросился между двумя армиями, чтобы избежать кровопролития.

К вечеру Наполеон пошел осматривать бивуаки и высказал мне свое удовлетворение. Потом добавил: «Вас часто ранят, но я вознагражу ваше усердие». Император задумал создать военный орден Трех золотых рун, кавалеры которого должны будут иметь не менее шести боевых ранений. Позже я узнал, что Его Величество внес меня в список офицеров, которых он считал достойными получить эту награду, о которой я расскажу позже. Император захотел встретиться с графом д’Аспром, который проявил не меньшую доблесть, и просил его передать эрцгерцогу Карлу свои комплименты по этому поводу.

Порадовавшись, что кирасиры оказались на мостах именно в тот момент, когда австрийские гренадеры собирались их захватить, Наполеон все же удивился, что тяжелая кавалерия была послана за реку, на холм, где не было другого прохода, кроме большой дороги между виноградниками. Никто не признавался в том, что отдал этот приказ. Он не исходил ни от маршала, ни от начальника штаба, и генерал кирасир не мог указать офицера, доставившего ему этот приказ. Так автор этой счастливой ошибки остался неизвестным.

За те считаные минуты, когда гренадеры занимали Фазаний остров, они захватили трех наших генералов: начальника штаба Массены Фри-риона, Лазовского и Штабенрата, у которых они тут же отняли кошельки и серебряные шпоры. Генералы тотчас были освобождены нашими кирасирами и потом долго смеялись над своим кратким пленом.

Я уже говорил, что до того, как меня ранили, и сразу же после прекрасной атаки кирасир маршал приказал мне рассказать об этом эпизоде императору, который был все еще в Цукерханделе. Так как из-за грозы стало невозможным перейти Тайю вброд, я должен был переправиться через нее у Обласа с начальником эскадрона Талейраном-Перигором. Он отвез приказ Массене и теперь возвращался в императорский штаб. Офицер знал этот путь и предложил мне свое сопровождение. Он ехал впереди меня по тропинке вдоль правого берега Тайи, когда грохот неприятельской канонады усилился. Мы прибавили шаг. Но вдруг какой-то проклятый солдат из обоза, лошадь которого была нагружена курами и утками — добычей от его набега на местные дворы, — появился из прибрежного ивняка и, оказавшись на тропинке в нескольких шагах от Та-лейрана, пустил ее во весь опор. Вдруг ядро попало прямо в его лошадь и убило ее. Лошадь же Талейрана, следующая вслед за ним, споткнулась о труп этого животного и упала. Видя, что мой спутник оказался на земле, я спешился, чтобы помочь ему подняться. Это было трудно сделать, так как одна нога застряла у него в стремени под животом лошади. Вместо того чтобы помочь нам, солдат из обоза убежал и спрятался в кустах, а я должен был один выпутывать ногу моего товарища под градом ядер, сыплющихся вокруг нас. При этом неприятельские застрельщики, оттесняя постепенно наших, могли нас скоро захватить... Что из того! Нельзя оставлять товарища в таком плачевном положении... Я принялся его вызволять, и, к счастью, после немыслимых усилий мне удалось поднять лошадь и усадить Талейрана в седло. Мы продолжили путь.

Я поступил так в тех обстоятельствах, хотя видел этого человека первый раз в жизни. Поэтому он горячо выразил мне свою благодарность, а когда у императора в Цукерханделе я исполнил свое поручение, меня окружили и благодарили все офицеры главного штаба. Талейран рассказал им о происшествии и все время повторял: «Вот что значит хороший товарищ!» Через несколько лет, когда я вернулся из ссылки, в которую меня отправили при Реставрации, Талейран, тогда уже генерал королевской гвардии, принял меня довольно холодно. Однако, когда через двадцать лет я встретился с ним в Милане, куда я сопровождал герцога Орлеанского, я уже забыл недоброе, и мы пожали друг другу руки. Во время того же путешествия в Кремоне я встретился с д’Аспром, который стал генерал-майором на службе Австрии, после того как до 1836 года служил Испании. Позже он был помощником командующего Итальянской армией при знаменитом фельдмаршале Радецком. Но вернемся в Цнайм.

Австрийцы ушли из этого города. Там расположилась ставка Массе-ны, корпус которого стоял лагерем в окрестностях. Перемирие временно предоставило под власть Наполеона треть территорий австрийской монархии с 8 милионами душ населения: солидный залог мира.