Королевство Хатуту - Дмитрий Романовский

Поль молчал. До сих пор ему в голову не приходили варианты, предложенные Фридманом. А таких вариантов можно много найти. А Фридман смотрел на него выжидающе, благожелательно, ласково. Наконец, он сказал:

– Мсье Дожер, вы теперь понимаете, что отказываться от французского протектората бессмысленно?

– И что надо сделать? – спросил Поль, поняв теперь, что все зависит от Фридмана, и тот, теперь уже с видом хозяина положения, сказал:

– В настоящее время Франция является великой державой с политическим престижем, экономическим влиянием и военной силой. Перед нами стоит сложная задача: оставить королевство Хатуту под охраной этой могущественной державы и в то же время сохранить независимость королевства от французского правительства. И все это мы должны подготовить в очень короткий срок до начала сессии ассамблеи ООН. Вы понимаете трудность нашей задачи?

Поль понимал: Фридман набивает себе цену. Но Фридман был нужен. Его порекомендовал сам Черчилль.

– Я понимаю, – сказал Поль. – Задача трудная. Но если Уинстон Черчилль порекомендовал именно вас, значит не зря?

– Весьма польщен, – официальным тоном сказал Фридман. – Первым делом мы с вами должны немедленно ехать в Париж. В заморском министерстве необходимо заказать оформление некоторых документов, для чего потребуется ваше присутствие. Затем в вашем же присутствии следует в секретариате министерства иностранных дел заказать документ, подтверждающий ваше родство с королевской семьей Хатуту. Присутствие ваших четырех свидетелей обязательно. И еще необходимы документы о том, что вы доверяете мне вести это дело на международном уровне. Вы имеете понятие о том, сколько стоит одно лишь составление этих документов?

– Нет.

– Помимо этого мы должны составить контракт, по которому я должен буду получить гонорар в случае положительного исхода дела. Какую сумму вы намерены вписать в таковой контракт?

– Десять тысяч франков, – без запинки ответил Поль, помня наставление Уинстона Черчилля.

– Это цена дела о разводе парижского булочника, – с безразличным видом заметил Фридман. – Я таких дел не веду.

– А если двадцать тысяч? – деловито спросил Поль.

– Мсье Дожер, текущее дело о наследстве, которое ведет мой поверенный, принесет моему офису гонорар в сто тысяч фунтов стерлингов. Дело, которое вы мне поручаете, должен вести министр иностранных дел. Но поскольку на Хатуту нет министров, вы поручаете его мне. Субординационно это намного выше уровня любого юридического офиса, поскольку является внешнеполитическим актом.

– Это так, – согласился Поль. – И поэтому мсье Черчилль сказал мне, что это дело для вас очень престижно. Так что вы еще сами должны мне приплатить.

– Так Черчилль вам это и сказал?

– Так и сказал.

И тут Фридман стал сметься. Полю было ясно: это был искренний смех. Поль тоже улыбался. Кончив смеяться, Фридман сказал:

– Уинстон Черчилль не лишен юмора.

Поль стал серьезно рассуждать:

– Мсье Фридман, вы знаете, сколько стоит реклама в газете, или журнале?

– Знаю, – добродушным тоном ответил Фридман.

– А рекламы по радио? – продолжал Поль. – А рекламы, которые вешают на афишных тумбах? Сам Тулуз Лотрек рисовал такие рекламы. Они, наверное, очень дорого стоят. А про ваше выступление в ООН будут писать все газеты и журналы. Это дороже всяких реклам. Это престижно.

– Я все это знаю, мсье Дожер. Но посудите сами, когда все узнают, что я получил за это международное дело всего десять тысяч франков, это будет урон моего престижа.

– На моем личном банковском счете пятьдесят тысяч франков, – честно признался Поль. – Фридман тяжело вздохнул.

– Мсье Дожер, это дело действительно престижно. Договоримся так. Мы подписываем контракт с гонораром в сто тысяч долларов. При положительном исходе дела вы даете мне чек на десять тысяч франков. А я при закрытии контракта расписываюсь в том, что получил с вас указанную в контракте сумму.

Поль позвонил в Париж сперва мсье Вольруи, потом Роже, Бернару, Мишелю и Леону. Они были уже в курсе событий и обещали на другой день с утра встретиться в министерстве. Затем Поль позвонил домой. Накануне его отъезда в Лондон бабушка сообщила из Версаля, что у дедушки приступ апендицита, и она отправляет его в больницу. Мама и Марго сразу поехали в Версаль. Трубку сняла Модестин и сказала, что они еще не вернулись.

– Дедушке сделали операцию? – спросил Поль.

– Не знаю.

– Прошло уже два дня! – сказал раздраженно Поль.

Модестин резонно ответила:

– Если бы случилось что плохое, они бы сообщили.

От Дьепа до Парижа они ехали последним поездом, уже ночью. Фридман интересно рассказывал о немецкой поэзии, о которой Поль раньше не имел понятия. Он спросил:

– Если у немцев были Гете и Шиллер, то почему же они фашисты?

Фридман добродушно улыбнулся.

– В любой нации может быть фашизм.

– У французов не может быть фашизма, – заявил Поль.

– Мсье Дожер, как относятся французы к англичанам?

– Но это же не фашизм!

– Как французы называют немцев?

– Боши. Но это тоже не фашизм.

Тогда Фридман стал перечислять:

– Англоязычные народы называют немцев краутами. Бош и краут употребляются как негативные слова. Англоязычные народы называют итальянцев дженади, а евреев кайками. Некоторые народы называют итальянцев макаронниками, а французов лягушатниками. Это все негативные слова. Вы были в России. Как русские называют украинцев?

– Не знаю, – признался Поль.

– Хохлами. А украинцы русских называют кацапами. Это негативные слова, употребляются как оскорбительные. Русские называют евреев жидами. Это у них негативное слово. Евреи не остаются в долгу. Все неевреи для них гои. У них это негативное слово. Каждый народ имеет негативные слова для других народов. Это доказательство неприязни каждого народа к другим народам.

– Вот ведь какая гадость, – сказал Поль.

– Нет, – возразил Фридман. – Это естественный инстинкт, который можно назвать «мое». Мои дети. Мой дом. Мой город. Моя нация. Моя раса. Это природный инстинкт, без которого человечество не могло бы выжить, инстинкт сохранения и защиты своей породы. Из этого инстинкта могут развиваться положительные качества, как например, патриотизм. При определенных условиях неприязнь к другим народам может перерасти в ненависть, а при благоприятных обстоятельствах в откровенный фашизм.

– Но ведь другие народы при любых обстоятельствах не стали фашистами, – возразил Поль.

Фридман с видом учителя, объясняющего тупому ученику теорему, сказал:

– Повторяю: при благоприятных социальных и экономических условиях любая нация может придти к фашизму.

– Какие же такие условия были у немцев? – спросил Поль.

Фридман объяснил:

– Германия, промышленно развитая страна, после первой мировой войны оказалась без колоний и без рынков сбыта. Началась инфляция и безработица.

Поль уже знал, что такое инфляция. Это, если теперь проститутка стоит двадцать франков, то через пару лет она будет стоить тридцать франков, а в далеком будущем, где-нибудь в шестидесятом году, она уже будет стоить сто франков. Фридман продолжал:

– Непосильные репарации странам-победительницам тяжело били по карманам немецкой рабочей силы. Началась беспроглядная нищета. Неприязнь к странам-победительницам переросла в ненависть ко всем народам. Гитлеру никаких усилий не стоило направить эту ненависть по определенному руслу.

Поль вспомнил, что подобное он уже слышал от Жака.

Когда Поль с Северного вокзала на такси приехал домой, там никого не оказалось. Он позвонил в Версаль. Хотя было только пять часов утра, мама сразу сняла трубку. С дедушкой оказалось все очень сложно, как и вообще все в цивилизованном мире. Когда мама и Марго приехали в больницу, дедушку уже готовили к операции. Марго показалось подозрительным тяжелое дыхание дедушки. Когда она прослушала его грудную клетку стетоскопом, который захватила с собой, она заявила, что у дедушки воспаление легких. Мама тут же вызвала терапевта, который подтвердил диагноз Марго. Оказывается, в редких случаях симптоны пневмонии совпадают с симптомами воспаления апендикса. Теперь дедушка лежит в отделении тяжело больных, и мама, бабушка и Марго дежурят у него по очереди.

Весь день в Париже ушел на оформление и заказы документов в различных министерствах. Затем Поль с Фридманом вернулись в Лондон. Уинстон Черчилль отказался дать рекомендацию на независимость Хатуту. Он не хотел вмешиваться в это дело. Однако он дал рекомендацию Дэйвиду Фридману на правомочия участвовать в международных переговорах. Это было важно, поскольку Черчилль со времен Ялтинской конференции официально считался главным участником создания ООН. И вот – поездка в Америку дипломатическим рейсом на большом винтовом пассажирском самолете. Перед отлетом Поль обошел самолет со всех сторон. Полю понравилось это тяжелее воздуха, но летающее, сооружение. Однако все же грозно пыхающий сверкающий паровоз впечатлял больше. Штабквартира ООН теперь располагалась уже не в Сан-Франциско, а в Нью-Йорке, на острове, который назывался Лонг Айленд. В приемном зале ООН все стены были увешаны гигантскими эскизами будущего здания ООН. Это будет прямоугольный небоскреб в центре Манхэттена. Пока они ожидали вызова к генеральному секретарю ООН, Фридман объяснял Полю, что современная архитектура основана на форме спичечного коробка: коробок, поставленный на-попа, коробок, поставленный на ребро, коробок, положенный плашмя, несколько коробков, поставленных один на другой. И все это из бетона, металла и стекла. У генерального секретаря ООН Тругве Ли было длинное, ничего не выражающее лицо. С такими людьми трудно говорить, потому что не знаешь, чего от них ожидать. Вот у Черчилля постоянное выражение лица: не ждите от меня ничего хорошего. У Фридмана выражение лица говорит: я все могу и все умею. С такими людьми говорить легче. Все же генеральный секретарь ООН Тругве Ли подписал заявление королевства Хатуту к рассмотрению на предстоящем заседании ассамблеи. По окончании официальной процедуры он сказал: