Свадьба - Даниэла Стил

Джессике платье, к счастью, оказалось как раз, и к приезду Делии все более или менее уладили. Туфли пришлись почти впору, шляпки подошли совсем хорошо, фотограф сделал несколько снимков в узком кругу. Но к тому времени Нэнси слишком много выпила, а Джесс принялась играть в свои игры и скорее для забавы, чем всерьез, стала изображать, что пылко ухаживает за Кармен. Та не оценила юмора.

— Господи, я же беременна! — возмущенно воскликнула она, когда Джесс в шутку провела пальцем по ее ключице.

— Ничего страшного, я не против, — усмехнулась Джесс.

Чуть позже она заговорила с Сэм, коснулась в разговоре

самых разных тем, подержала на руках ребенка. Она была в сущности неплохим человеком, вот только за последние годы перестала стыдиться своей сексуальной ориентации, так что временами вела себя несколько вызывающе. Аллегре эта ее дерзость даже немного нравилась, но она не могла так быстро привыкнуть к новому облику бывшей подруги.

— Почему ты мне раньше не говорила? — спросила она позже.

— Не знаю, наверное, потому, что я уже не так хорошо тебя знаю, как в детстве. Такие вещи трудно объяснять, не уверена, что ты бы меня поняла.

— Да, наверное, я бы не поняла, — честно согласилась Аллегра.

Они заговорили о СПИДе, о его влиянии на культуру, об общих знакомых из мира искусства — в основном из Голливуда, но также из Лондона и Парижа, — которые умерли от этой болезни. Наконец около пяти часов вечера женщины освободили номер и ушли. Джессика и Нэнси собирались встретиться каждая со своими друзьями, живущими в Лос-Анджелесе, а на следующий вечер они снова должны были собраться у Аллегры на девичнике. Репетиция обеда была назначена на послезавтра, а на следующий день наконец состоится свадьба.

— Если я до нее доживу, — в который раз сказала Аллегра, высаживая Сэм и малыша в Бэль-Эйр. Вечер был непростой, но интересный. Аллегра теперь стала сомневаться, нравятся ли ей старые подруги, но они были частью ее жизни, ее прошлого, и они приехали, чтобы участвовать в свадебной церемонии. Она все еще не до конца оправилась от потрясения, узнав, что Джесс — лесбиянка, и на обратном пути в машине думала о переменах, произошедших со школьной подругой. Заглянув в офис и захватив новые факсы, Аллегра поехала на съемочную площадку за Джеффом. Сегодня у него был большой день: час настал, он закончил свой первый фильм.

Аллегра вышла из машины и тихонько прошла на съемочную площадку, где снимались последние кадры финальной сцены. Прозвучал победный клич, и режиссер произнес волшебные слова:

— Все, ребята, конец.

Джефф и Тони пожали друг другу руки и обнялись. И для них обоих, и для всей съемочной группы это был волнующий момент. Джефф повернулся, заметил Аллегру и радостно улыбнулся. Тони тоже подошел поздороваться с Аллегрой. Невысокий, жилистый, светловолосый, внешне он был полной противоположностью Джеффу. Но работали они слаженно, оба сознавали, что сделали свое дело отлично, и гордились этим. Снимать кино — тяжелый, но благодарный труд, полный маленьких творческих побед и озарений. Аллегра осталась на вечеринку, которую устраивали по случаю окончания фильма. Вечеринка затянулась, и к тому времени, когда Аллегра и Джефф вернулись домой в Малибу, она валилась с ног от усталости. Джеффу придавало сил сознание важности свершившегося события. Правда, работа над фильмом еще не закончена, но самое трудное уже позади. Актеры, операторы, члены съемочной группы разъедутся по домам или по другим съемкам, останутся только режиссер, Тони и он сам.

Дома Джефф снова вернулся мыслями к проблемам Аллегры:

— Как у тебя прошел день?

— Я бы сказала, необычно, — ответила Аллегра улыбаясь. Она рассказала ему о Нэнси и Джесс. Самое удивительное, что у нее, как оказалось, нет больше ничего общего ни с той, ни с другой. Когда-то они были ее близкими подругами, но стали чужими людьми.

— Вот почему я не хотел приглашать на свадьбу школьных приятелей из Нью-Йорка. Проходит время, и между вами не остается ничего общего. Только с Тони мы дружим по-прежнему.

— Ты оказался умнее меня.

Они еще некоторое время поговорили о школьных друзьях и наконец легли спать. На следующий день Джеффу предстояло закончить еще кое-какие дела, а в середине дня он должен был встречать мать в аэропорту. Аллегра бы тоже поехала, но ей нужно было вместе с Блэр и Делией Уильямс окончательно проработать некоторые детали, Блэр также хотела обсудить с ней распределение мест на репетиции обеда. Все так и норовило вырваться из-под контроля. Аллегра не раз вспомнила Кармен: похоже, она оказалась гораздо умнее, сбежав в Лас-Вегас. Не говоря уже о Сэм, которая вообще никуда не сбегала, но это другое дело.

Аллегра договорилась днем встретиться с Джеффом и его матерыо в Бель-Эйр, чтобы вместе выпить чаю. Но на этот раз Аллегра прихватила с собой подкрепление — собственную мать. Блэр пообещала прийти, несмотря на занятость. Аллегра уже рассказывала ей о матери Джеффа, но тем не менее действительность застала Блэр врасплох.

Миссис Гамильтон пришла в темном костюме и белой шелковой блузке. Когда Аллегра ее заметила, пожилая дама деревянной походкой прогуливалась по саду.

— Добрый день, миссис Гамильтон. Как долетели?

— Благодарю вас, Аллегра, хорошо, — официально ответила мать Джеффа. Она не предложила называть ее Мэри и уж тем более мамой.

Аллегра с гостьей прошли в гостиную, сели, к ним присоединилась Блэр, и дамы завели между собой беседу. Блэр потихоньку обрабатывала гостью, и через час они хотя и не стали лучшими подругами, но прониклись друг к другу взаимным уважением. Как две матери, они довольно легко нашли общий язык. Джефф был очень благодарен своей будущей теще за усилия. Блэр умело обращалась с миссис Гамильтон, и хотя задача оказалась не из легких, она позже убедила Аллегру, что с матерью Джеффа вполне можно поладить. В свою очередь, миссис Гамильтон, оставшись наедине с сыном, когда тот пошел провожать ее в номер, вынесла вердикт, что для женщины из шоу-бизнеса миссис Стейнберг очень умна и вообще на удивление достойный человек. Проводив мать, Джефф спустился в вестибюль и передал эти слова Аллегре, правда, в переводе на язык обычных людей.

— Твоя мама ей понравилась, — сказал он.

— Она маме тоже.

— А как ты? Держишься?

Джефф не забыл, как две недели назад они приняли друг друга в штыки, швырялись оскорблениями по адресу семьи, последнее, впрочем, скорее относилось к его матери. Джефф чувствовал себя обязанным вступиться за мать, но в то же время понимал, что многое из того, в чем ее обвиняет Аллегра, правда. С Мэри Гамильтон нелегко общаться. Однако отчасти ее оправдывал возраст: она родилась и выросла в другом мире, с годами утратила гибкость, закоснела в своих взглядах и суждениях. Для Джеффа, как для единственного сына, она хотела самого, по ее представлениям, лучшего. Но душой Джефф сочувствовал Аллегре.