Весь Хайнлайн. Кот, проходящий сквозь стены - Роберт Хайнлайн

Когда мы ехали домой, Нельсон спросил:

— А в какой банк ты их хочешь положить? На Труст-авеню или в Юго-Восточный?

— Нелли, я хочу отвезти их домой и отдать Брайану.

— Чего? Я хотел сказать — да, мэм.

— Дорогой, мне почему-то вспомнился 1893 год. Что ты о нем помнишь?

— Сейчас. Мне было девять лет, и я только что начал замечать, что девчонки — не такие, как мы. Ага, еще вы с дядей Айрой ездили на Чикагскую выставку. Когда вы вернулись, я заметил, что от тебя хорошо пахнет. Но потребовалось еще пять лет, чтобы ты заметила меня, и то для этого пришлось подложить под тебя пирожное.

— Ты всегда был гадким мальчишкой. Не будем вспоминать о моих дурачествах девяносто восьмого года; ты мне скажи, что было в девяносто третьем?

— Так… Мистера Кливленда избрали на второй срок, потом один за другим начали лопаться банки, и все говорили, что это из-за него. Нечестно, по-моему — он ведь только что приступил. Это называлось паникой девяносто третьего года.

— Верно — но мой отец от нее не пострадал по причине чистого везения, как он говорил.

— И моя мать тоже, поскольку держала свои сбережения в чайнике на верхней полке.

— Отец случайно последовал ее примеру. Матери он оставил деньги на четыре месяца, звонкой монетой, в четырех запечатанных конвертах, с собой взял золото в поясе для денег, а кое-что, опять-таки золотом, оставил на всякий случай в железной шкатулке. Позже он говорил мне, что даже не догадывался о будущем банковском кризисе, а сделал это только затем, чтобы позлить дьякона Хулихена — «Хулигана», как называл его отец. Помнишь такого? Президент Батлерского банка.

— Нет, он, как видно, помер, не дождавшись меня.

— Отец сказал, что дьякон упрекнул его за то, что он забирает золото. Так, мол, дела не делаются. Оставьте, мол, инструкции, сколько выдавать миссис Джонсон каждый месяц. Деньги пусть себе лежат, где лежат, а вы возьмите чеки — теперь так принято. Отец уперся — у него это хорошо получалось — и потому банковский кризис его не коснулся. Не думаю, что после этого отец когда-либо еще имел дело с банками. Просто хранил деньги в шкатулке у себя в амбулатории. По-моему, так. С отцом никогда ничего точно не известно.

Дома мы посовещались — Брайан, я, Нельсон и Бетти Лу. Нельсон рассказал о том, что произошло в банке.

— Вынуть деньги из этого банка было все равно, что вырвать зуб. Тот чинуша определенно не хотел расставаться с деньгами Мо. И не думаю, что он расстался бы с ними, не разыграй я из себя громогласного занудливого придиру. Но дело не только в нем. Мо, расскажи им про дядю Айру и про то, что случилось тогда.

Я рассказала.

— Дорогие мои, я не стану утверждать, будто что-нибудь смыслю в финансах. Я настолько глупа, что никогда не могла понять, как это банк печатает бумажные деньги и выдает их за настоящие. Но сегодня мне вдруг вспомнился 1893 год — ведь то же самое было с отцом как раз перед банковским крахом. Его кризис не затронул, потому что он заупрямился и перестал пользоваться услугами банка. Не знаю, не знаю, но мне стало как-то не по себе, и я решила не класть больше свои яичные деньги в банк. Брайни, ты сохранишь их для меня?

— Из дома их могут украсть.

— А банк может лопнуть, — сказал Нельсон.

— Ты тоже нервничаешь, Нел?

— Пожалуй. А ты как думаешь, Бетти Лу?

— Думаю, что положу свои тридцать пять центов в жестянку и зарою на заднем дворе. А потом напишу об этом отцу и объясню, почему я так сделала. Он меня не поймет — он ведь окончил Гарвард. Но я буду лучше спать, если напишу ему.

— Надо сказать еще кое-кому, — заметил Брайан.

— Кому?

— Судье Стерлингу. И моим старикам.

— Не стоит кричать об этом на улицах. Может начаться паника.

— Нел, это наши деньги. Если банковская система не в силах отдать нам их обратно, то, стало быть, она неправильно устроена.

— Ай-ай-ай. Ты анархист, что ли? Ну, за работу. Первым всегда достается самый большой кусок.

Брайан отнесся к делу так серьезно, что отправился в Огайо за свой счет, и это обошлось ему недешево. Там он поговорил с судьей Сперлингом и со своими родителями. Не знаю подробностей — но ни Фонд, ни родители Брайана не пострадали от паники 1907 года. Позже выяснилось, что казну Соединенных Штатов спас Дж. П. Морган — и его же за это поносили.

Капиталы своей фирмы мы, правда, не зарывали на заднем дворе, но держали в доме под замком и завели себе ружья.

Кажется, мы завели их именно тогда — но я могу и ошибаться.

Пока Брайан ездил в Огайо, мы с Нельсоном осуществили один свой проект и написали несколько статей для отраслевых журналов — таких, как «Горный журнал», «Современное горное дело», «Золото и серебро». «Брайан Смит и компания» из номера в номер помещала в этих изданиях свое небольшое объявление. Нельсон заметил, что реклама обойдется нам бесплатно, если Брайан будет писать для них статьи — очеркам и заметкам в каждом номере отводилось столько же места, сколько и рекламе. Так что вместо трехдюймовой рекламки в один столбец — нет, не вместо, а вдобавок к ней — Брайану предлагалось заняться творчеством. «Видит Бог — то, что они там печатают, жуткая скучища. Думаю, у тебя вполне получится», — сказал Нельсон.

Брайан попробовал — и получилась жуткая скучища.

— Брайан, старина, — сказал Нельсон, — мой глубокоуважаемый старший компаньон, ты не возражаешь, если за это возьмусь я?

— Сделай одолжение. Мне и не хотелось этим заниматься.

— Мое преимущество в том, что я ничего не смыслю в горном деле. Ты даешь мне факты, а я добавляю к ним немного горчицы.

Серьезные практические статьи Брайана Нельсон превратил в юмористические рассказы о том, как горный консультант проводит обследование, а я рисовала к ним картинки вроде комиксов в стиле Билла Ная. Выходит, я еще и художница? Нет. Просто я приняла всерьез совет профессора Гекели («Гуманитарное образование») и научилась рисовать. Я не художница, но неплохая рисовальщица, а детали и приемы я без зазрения совести заимствовала у мистера Ная и других мастеров, даже не сознавая, что это воровство.

Свое первое произведение Нельсон озаглавил: «Как сэкономить деньги на горном промысле». Там описывались различные несчастные случаи на шахтах, а я их иллюстрировала.

«Горный журнал» не только принял очерк, но и заплатил за него пять долларов, чего никто из нас не ожидал.

Потом Нельсон поставил дело так, что в каждом номере появлялась брайановская статья, негласным соавтором которой был сам Нельсон, а взамен на видном месте печаталась реклама «Брайана Смита и компании», занимающая четверть листа.

Брат-близнец нашего первого очерка вскоре появился в «Сельском джентльмене» (деревенском кузене «Сатердей ивнинг пост»). В нем описывалось, как сломать на ферме шею, лишиться ноги или убить своего никчемного зятя. Однако компания Кертиса не соглашалась меняться «баш на баш»: они платили нам за статьи, а «Брайан Смит и компания» платила за объявления.

В январе 1910 года на западном небосклоне вспыхнула большая комета. Многие принимали ее за комету Галлея, которая тоже ожидалась в этом году, — но нет, комета Галлея появилась позже.

В марте того же года Бетти Лу и Нельсон зажили своим домом — двое взрослых и двое детей, а Случайному Числу выпала нелегкая задача решать, где же он живет: в Своем Доме или у своей рабыни Бетти Лу. Пока что он жил то здесь, то там, курсируя между двумя домами на автомобиле.

В апреле на вечернем небе начала мерцать настоящая комета Галлея. Вскоре она засияла так же ярко, как Венера, а хвост ее был только наполовину короче Большой Медведицы. Потом комета ушла к Солнцу, и ее не стало видно. Когда же она вновь возникла на утреннем небе, зрелище было еще величественнее. Пятнадцатого мая перед рассветом Нельсон привез нас на бульвар Мейера понаблюдать горизонт на востоке. Хвост кометы тянулся через все небо с востока на юг, указывая на Солнце, еще скрытое за горизонтом. Это было незабываемое зрелище.

Но меня этот вид не радовал. Мистер Клеменс когда-то говорил мне, что пришел вместе с кометой Галлея и уйдет вместе с ней… и двадцать первого апреля он ушел от нас.

Узнав об этом из некролога в «Стар», я закрылась у себя в комнате и долго плакала.

11

АХ, КАВАЛЕР МОЙ ЭЛЕГАНТНЫЙ…

Сегодня меня вывели из камеры, в оковах, с мешком на голове, и препроводили в какое-то помещение вроде судебного зала. С меня сняли мешок и наручники, и я обнаружила, что осталась в одиночестве: и мои стражи, и те трое, которых я сочла судьями, все были в капюшонах, скрывающих лицо. Может быть, те трое были Епископы — их одеяния определенно походили на церковные.

Прочие статисты тоже скрывались под капюшонами — прямо-таки собрание Ку-Клукс-Клана, и я стала смотреть им на ноги — отец при возрождении в двадцатые годы говорил мне, что у этих замаскированных «рыцарей» под балахонами видна облезлая дешевая изношенная обувь подонков общества, которые самоутверждаются, вступая в это тайное расистское общество.