Сын цирка - Джон Ирвинг

К своему ужасу доктор увидел, что Мартин Миллс уставился вверх на потолочный вентилятор. Его внимание привлекла свисавшая веревочка.

— Шум от этой веревочки раздражает, если вы пытаетесь читать, — произнес будущий священник.

Он встал коленями на поверхность овального стола, принявшего его вес с большой неохотой.

— Вы сломаете стол, — предупредил миссионера доктор.

— Стол я не поломаю, я думаю о том, как починить этот вентилятор, — отозвался Мартин Миллс.

Медленно и неуклюже иезуит с колен встал на ноги.

— Я понимаю, о чем вы думаете. Вы — просто сумасшедший! — произнес доктор.

— Не будем об этом. Вы сердитесь из-за своего чуда. Я ведь не пытаюсь его у вас отнять. Я лишь пытаюсь заставить вас увидеть реальное чудо. Оно заключается в том, что вы верите, а вовсе не в том глупом существе, которое заставило вас поверить. Этот укус лишь продвинул ваше обращение в христианство, — сказал миссионер.

— Укус и являлся этим чудом! — воскликнул Дарувалла.

— Нет, нет. В этом вы не правы, — только и успел произнести иезуит перед тем, как стол под ним рухнул. При падении он попытался схватиться за вентилятор, но, к счастью, промахнулся.

У старого джентльмена в жакете, который в момент шумного падения Мартина Миллса осторожно опробовал починенный стул, дрогнули руки и колесико выскочило из только что и с таким трудом пробуренной дырки. Пока старый читатель и иезуит лежали на полу, доктор отбивал атаки разъяренного служащего, который, шаркая своими тапочками, заглянул в читальный зал.

— Мы как раз уходили. Здесь слишком шумно и невозможно сосредоточиться, — сказал ему Дарувалла.

Потный, окровавленный и хромающий миссионер вслед за Фаруком покидал библиотеку под осуждающими взглядами статуй.

— Жизнь имитирует искусство. Жизнь имитирует искусство, — бубнил себе под нос Дарувалла, чтобы успокоиться.

— Что вы там говорите? — спросил Мартин Миллс.

— Тссс! Это же библиотека, — сказал ему доктор.

— Не сердитесь из-за своего чуда, — попросил его фанатик.

— Все это было так давно. Не думаю, что верю сейчас во что-нибудь, — вздохнул доктор.

— Не говорите так! — воскликнул миссионер.

— Тссс! — прошептал Фарук.

— Знаю, знаю: это — библиотека.

Был почти полдень. Выйдя на залитую солнцем улицу, они начали осматриваться вокруг, не замечая припаркованного у обочины такси. Вайноду пришлось подойти к ним и подвести к машине, как слепых. В салоне «Амбассадора» дети плакали, поскольку они решили, что цирк для них — это какой-то миф или обман.

— Нет, нет. Все будет по-настоящему. Мы едем в цирк. Только наш самолет задержался, — убеждал детей Дарувалла.

Что знали Мадху или Ганеша о самолетах? Должно быть, они никогда не летали, и этот рейс обернется для них очередным ужасом. Когда дети заметили, что у Мартина Миллса течет кровь, они подумали, что произошла какая-то потасовка с применением силы.

— Нет, силу применили только в отношении стула, — уточнил Фарук.

Доктор был недоволен собой, — любимый столик в Дамском саду так и не зарезервирован. Он знал: мистер Сетна непременно найдет способ, чтобы оскорбить его за такую непредусмотрительность.

Дарувалла не ошибся: в виде наказания мистер Сетна отдал стол доктора чете Кохинур и крикливой незамужней сестре миссис Кохинур. Причитания и всхлипывания этой особы не могли приглушить даже клумбы, полные цветов. Компанию доктора мистер Сетна усадил за столик в углу сада, который плохо обслуживался. Там официанты либо игнорировали вас. либо не могли увидеть со своих постов в обеденном зале. Оторванный стебель бугенвиллей свисал со стен беседки, касаясь сзади шеи доктора наподобие когтя. Хорошей новостью оказалось лишь то, что в этот день не готовили китайские блюда. Мадху и Ганеша заказали вегетарианские блюда, в которых овощи обжариваются на гриле на металлических прутьях. Это блюдо дети иногда едят прямо руками. Пока доктор надеялся, что их неумение пользоваться ножом и вилкой останется незамеченным, мистер Сетна размышлял, чьи это дети.

Пожилой старший официант заметил, что калека снял свою сандалию. Мозоли на ступне здоровой ноги оказались толстыми, как у нищих попрошаек. Больную ногу скрывал носок, поменявший цвет на серо-коричневый, что не сбило с толку мистера Сетну, который смог разобрать, что эта нога до странности плоская, а мальчишка прихрамывает, ставя ногу на пятку.

В отношении девочки мистер Сетна сделал вывод, что она никогда прежде не посещала ресторан, поскольку Мадху слишком явно рассматривала официантов. Сетна заметил что-то похотливое в ее позе. Внуки доктора Даруваллы должны быть более воспитанными, чем эти дети. Хотя Инспектор Дхар объявил прессе, что будет иметь лишь индийских детей, однако эти не были похожи на известного актера.

Что же касается самого актера, то выглядел он ужасно, подумал мистер Сетна. Быть может, он забыл нанести макияж? Бледный, невыспавшийся, в безобразной, кричащей рубашке, с кровавым пятном на брюках. За ночь он совсем изменился, решил пожилой официант. Может, он страдал от кровавого поноса в острой форме? Иначе как может человек за день похудеть на восемь или десять килограммов? А голову ему побрили его товарищи-актеры или у него стали выпадать волосы? Раздумья привели мистера Сетну к подозрению, не страдает ли Дхар от болезни, передающейся половым путем. В той жизни, где киноактеры наравне с полубогами, все могло быть. Может, Инспектор Дхар подцепил СПИД! Пусть эта болезнь снова опустит ублюдка на землю. Пожилой официант почувствовал искушение позвонить анонимно в журналы «Стардаст» и «Сине блитц». Наверняка любой из этих журналов, где просто молились на актеров, окажется заинтригован таким слухом.

— Я не выйду за него, даже если у него в собственности будет Ожерелье королевы, и мне он предложит его половину! Я не выйду за него замуж, даже если он даст мне целый Лондон! — закричала незамужняя сестра миссис Кохинур.

Доктор Дарувалла подумал, что услышал бы эту даму, даже если бы она находилась в Лондоне. Фарук попробовал свое рыбное блюдо. Рыбу в клубе Дакуорт всегда пережаривали. Почему же он ее заказал? Он завидовал тому, как Мартин Миллс набросился на свои фаршированные кабачки. Куски мяса все время падали у него с ломтиков хлеба. Мартин соскреб печеные овощи с металлических прутиков и попытался сделать себе сандвич, поэтому руки миссионера были покрыты нарезанным луком. Темно-зеленый флаг из листа мяты застрял между передними зубами фанатика. Желая, чтобы миссионер взглянул на себя в зеркало и сохраняя вежливость, Фарук предложил ему:

— Может быть, вы хотите зайти в мужскую комнату, Мартин? Здесь она намного комфортабельнее, чем в аэропорту, — сказал Дарувалла.

Доктор то и дело глядел на часы, несмотря на то, что Вайнод постоянно звонил в фирму «Индийские авиалинии». Судя по ответам, в лучшем случае они улетят поздно вечером, решил карлик. Торопиться было некуда. В офисе для Даруваллы не было сколько-нибудь важной информации. Ему звонили лишь один раз, и Ранджит компетентно решил этот вопрос. Мистер Гарг интересовался почтовым адресом цирка «Большой Голубой Нил» в Джунагаде. Гарг сообщил Ранджиту о том, что хочет послать Мадху письмо. Странно, что он не спросил адрес у Вайнода или Дипы, поскольку сам доктор получил его от жены карлика. И Гарг представлял себе, что девочка прочитает письмо или даже почтовую карточку? Но ведь Мадху не умеет читать. Доктор предположил, что мистер Гарг испытывал эйфорию, узнав о том, что тест Мадху на СПИД не подтвердился. Быть может, этот подонок захотел прислать несчастной девочке письмо с благодарностью или просто пожелать ей всего хорошего.

Казалось, не существует другого способа заставить Мартина Миллса пойти в мужской туалет, кроме как сказать ему напрямую, что между передних зубов у него застрял лист мяты. Будущий священник повел детей в комнату для игры в карты, где тщетно пытался обучить их одной несложной игре. Вскоре карты оказались испачканы капельками крови, поскольку указательный палец фанатика все еще кровоточил. Вместо того, чтобы вынуть аптечку из своей походной медицинской сумки, находившейся в салоне «Амбассадора», Фарук попросил мистера Сетну принести маленький кусочек бинта. В дополнение ко всему прочему в сумке для неотложной помощи отсутствовала такая простая вещь, как бинт. Пожилой старший официант принес бинт в комнату для игры в карты со своим обычным презрительным выражением лица и излишней церемонностью. Он вручил бинт Мартину Миллсу на серебряном подносе, протянув его вперед на всю длину руки. Доктор воспользовался этим моментом, чтобы обратиться к иезуиту.

— Не лучше ли вымыть эту рану в мужской комнате, прежде чем перевязать ее, — предложил Фарук.