100 великих казней - Елена Авадяева

12 ноября 1948 года Международный Военный Трибунал в Токио огласил приговор главным японским военным преступникам. К смертной казни через повешение были приговорены Коки Хироти, Сейсиро Итагаки, Хейтиро Китура, Иване Мацуи, Якиро Муто, Хидеки Тодзио, Кенузи Доихара. К пожизненному заключению были приговорены: Наоки Хосино, Садао Араки, Коици Кидо, Кунлаки Койго, Дзиро Минами, Такаумо Оки, Хироси Осита, Кеирио Сато, Сигетыро Симада, Тейици Судзуки, Тосио Сиратору, Иосидзиро Умедзу, Оконори Кайя, Сюнропу Хата, Киициро Хиранума, Кингоро Хасимото. Подсудимый Сигенори Того был приговорен к 20 годам, а подсудимый Мамору Сигемицу — к 7 годам тюремного заключения. Двое подсудимых — Осами Нигано и Иосуки Мацуока — умерли во время судебного разбирательства, а подсудимый Сюмей Окава признан умалишенным, в связи с чем его дело было прекращено до его выздоровления.

КАЗНЬ ЧЕТЫ РОЗЕНБЕРГ

Мы никогда не допустим, чтобы нас использовали для обвинения невинных людей. Мы не станем сознаваться в преступлениях, которых никогда не совершали, и способствовать раздуванию истерии и ширящейся охоте на ведьм.

Одна из самых загадочных, гнусных и романтичных казней нашего века была совершена в 1953 году в США над супругами Юлиусом и Этель Розенбергами.

Загадочной мы ее называем, поскольку в этом деле осталось много тайн, гнусной — поскольку вина обвиняемых так и осталась недоказанной, и романтичной — поскольку она преподнесла миру образец истинной любви, прекрасного чувства, противостоявшего смерти и людской злобе.

В конце сентября 1947 года все крупнейшие информационные агентства мира сообщили о событии исключительной важности: в Советском Союзе успешно произведено испытание атомного устройства. В Соединенных Штатах это событие не вызвало удивления: его ждали давно, хотя и не рассчитывали, что оно последует так скоро.

Быстрота и кажущаяся легкость, с которыми русские добились впечатляющего результата, вызвали в Вашингтоне состояние, близкое к замешательству. Рушилась стратегия атомного шантажа. Теперь уже нельзя было диктовать миру свои условия с позиции монопольного обладателя самым смертоносным оружием, которое знало человечество.

В ведомстве Эдгара Гувера (ФБР) стали искать утечку информации, и вскоре сыщики вышли на Юлиуса Розенберга, высококвалифицированного инженера-физика. В досье ФБР это имя появилось еще в 1930-х годах, когда были отмечены его связи с радикальными студенческими организациями. Позднее Розенберга обвинили в принадлежности к Коммунистической партии и уволили с государственной службы на основании Закона Хэтча 1939 года[41] И сколько потом Юлиус Розенберг ни обращался в суд с иском о восстановлении на службе, все бесполезно.

Известна службе безопасности была и супруга инженера-физика Этель. Скромную домашнюю хозяйку, правда, нельзя было заподозрить в принадлежности к какой-либо из «подрывных организаций», однако Федеральному бюро расследований было наверняка известно, что еще в 1930-х годах она подписалась под петицией общественности о включении Коммунистической партии в избирательные списки. Этого оказалось достаточным для пополнения негласного архива ФБР еще одним досье.

В ходе расследования ФБР заинтересовалось шурином Юлиуса Розенберга Дэвидом Грингласом. Во время войны он служил в Лос-Аламосе, исследовательском центре по проекту «Манхэттен»[42] Некогда Гринпис был уличен в краже, поэтому интерес к своей личности со стороны ФБР воспринял со смятением и страхом. Агенты добились от него признания, что он, Дэвид Гринглас, в сентябре 1945 года передал Юлиусу Розенбергу «атомные секреты» Соединенных Штатов.

Нашелся и еще один соучастник — инженер-химик Гарри Голд. ФБР располагало данными о том, что в числе его знакомых были коммунисты. Уже одно это в период «холодной войны» и связанной с ней антикоммунистической истерии способно было политически дискредитировать гражданина настолько, что он мог оказаться в положении изгоя в собственной стране. И Гарри Голд «признался», что выполнял по заданию Юлиуса Розенберга функции связного.

К ответственности привлекли и инженера-электрика Мэртона Собелла. В студенческие годы он был коммунистом, затем отошел от активной политической деятельности, но убеждениям юности не изменил.

Ровно в 10 часов 30 минут 6 марта 1951 года в зале окружного федерального суда в Нью-Йорке появился судья Ирвинг Кауфмен. За столом обвинения сидели атторней Ирвинг Сэйпол и его помощник Рой Кон, напротив — защитники Эммануэль Блок и Эдвард Кунтц. На скамье подсудимых — Юлиус и Этель Розенберги, а также Мэртон Собелл. Они обвинялись в шпионаже в пользу иностранного государства. Дело «соучастников» Дэвида Грингласа и Гарри Голда было выделено в отдельное производство, так что на данном процессе они выступали в качестве свидетелей обвинения.

Во вступительном заявлении атторнея Сэйпола отмечалось, что обвинение располагает показаниями более чем сотни свидетелей преступной деятельности подсудимых. В их числе атторней назвал такие известные всей Америке имена, как «отец атомной бомбы» Роберт Оппенгеймер, руководитель Манхэттенского проекта генерал Лесли Гровс, выдающийся физик Гарольд Юри и другие. По словам Сэйпола, в активе обвинения имелись и «сотни» вещественных доказательств. Началось судебное следствие. Для дачи показаний вызвали свидетеля Дэвида Грингласа. В зале появился полнеющий человек с бегающим взглядом и суетливыми движениями, шаря взглядом по сторонам и запинаясь, он поведал суду историю, выдержанную в духе бульварных детективных романов. По его словам, в январе 1945 года Юлиус Розенберг потребовал, чтобы к июню того же года все материалы по атомной бомбе были подготовлены. За ними пришел связной, который представился: «Я от Юлиуса».

В присутствии Гринласа Розенберг разорвал крышку картонной коробки и одну ее часть передал своему агенту. Другая предназначалась связному. Это должно было служить паролем. Местом встречи был назначен город Альбукерке в штате Нью-Мексико. По словам свидетеля, такая встреча состоялась 3 июня, края крышки картонной коробки совпали полностью, и Гринглас передал связному несколько принципиальных схем взрывного атомного устройства и пояснительную записку к ним — двенадцать страниц машинописного текста. Далее, непосредственно в зале судебного заседания Гринглас опознал другого свидетеля — Голда как связного Розенберга.

Свидетель Гарри Голд охотно подтвердил показания Грингласа. Отвечая на вопрос защитника, он сообщил, что во время своего краткого пребывания в Альбукерке останавливался в отеле «Хилтон». Защита потребовала документального подтверждения этого факта. В регистрационном журнале отеля нашли соответствующую запись, однако она относилась к сентябрю 1945 года, когда Грингласа, по его же словам, в Альбукерке уже не было. Тогда обратились к архивам. Спустя несколько дней обвинение представило регистрационную карточку отеля, которая удостоверяла, что 3 июня 1945 года Гарри Голд действительно снял номер в «Хилтоне», но в тот же день его освободил. Факт пребывания связного в указанное время в Альбукерке суд счел доказанным. Но только спустя много лет после процесса стала известна подлинная подоплека появления регистрационной карточки. Когда американские исследователи Уолтер и Мириам Шнейеры получили возможность познакомиться с ее фотокопией, то первое, что их поразило, — расхождение в датах на лицевой и оборотной стороне документа. На одной была от руки проставлена дата — 3 июня, на другой автоматическое печатающее устройство зафиксировало время прибытия — 4 июня, 12 часов 36 минут. Последние цифры никак не соответствовали показаниям Голда и Грингласа, которые сообщили суду, что сразу же после встречи 3 июня они отбыли из Альбукерке. У. и М. Шнейеры провели сравнительное исследование фотокопий июньской и сетябрьской регистрационных карточек. Удивляло точное совпадение времени прибытия, что зафиксировано автоматически. На сентябрьской карточке в отличие от июньской даты на лицевой и оборотной стороне совпадали.

Проведенная по инициативе Шнейеров графологическая экспертиза двух регистрационных карточек показала, что одна из них — июньская! — оказалась фальсифицированной: почерк клерка, который фиксировал дату прибытия, и его подпись были подделаны. Однако все это так и осталось за пределами судебного разбирательства. Сегодня, по прошествии многих лет после окончания процесса, можно строить различные предположения: почему этого не заметил судья, почему не обратили внимания защитники и кто конкретно подделал столь важный документ, но все это будет носить умозрительный характер. Для исхода же процесса решающим оказалось то, что суд не вскрыл факт фальсификации и построил свои выводы на подложных данных.