Спин - Роберт Уилсон

— Ты когда-нибудь думал об этом? — спросила Диана с некоторой робостью.

Она имела в виду мой собственный переход в четвертый возраст. Инъекцию прозрачной жидкости из одного из пузырьков, спрятанных в стенном сейфе нашей спальни. Конечно же, я размышлял об этом. Мы стали бы более похожими.

Но хотел ли я этого? Я постоянно сознавал наличие разделяющей нас пропасти, между ее четвертым и моей естественной человечностью. Но я не боялся этой пропасти. Иногда, глядя в ее серьезные глаза, я даже дорожил этим разделяющим нас пространством. Наличие каньона подразумевало наведение мостов, а мост мы соорудили на диво прочный.

Она касалась своими гладкими пальцами моих морщин, мягкого напоминания о том, что время не стоит на месте, что однажды мне все же придется подвергнуться процедуре, которую я стремился оттянуть.

— Нет, пока нет.

— А когда?

— Когда созрею.

За президентом Ломаксом последовал президент Хьюз, а затем президент Чейкин — все одного до-спинового поля ягодки. Они рассматривали марсианскую биотехнологию как атомную бомбу новой эры, и, пока они держали ее при себе, считалось, что у них в руках большая дубина. В первом же дипломатическом послании Ломакса совету Пяти Республик содержалось требование воздержаться от распространения марсианской информации на Земле. Он мотивировал это вполне убедительно, ссылаясь на возможные негативные последствия распространения такой информации в политически разделенном и страдающем рецидивами насилия мире. В качестве козырного туза Ломакс выкинул смерть Ван Нго Вена. На марсиан аргументация Ломакса, похоже, подействовала.

Но железная хватка на каналах связи с Марсом не спасала от его влияния. Эгалитарная экономика Пяти Республик сделала Ван Нго Вена символом глобального рабочего движения. С чувством странным и не слишком приятным глядел я па экран, на толпы текстильщиков в далекой Азии, размахивавших плакатами со знакомой черной физиономией, натыкался на его изображение на футболках и наколках. Уверен, однако, что ему самому эта популярность пришлась бы по душе.

Диана пересекла границу, чтобы посетить похороны И-Ди, почти день в день через одиннадцать лет после спасения с ранчо Кондона.

О его смерти мы узнали из новостей. В некрологе вскользь упоминалось, что он на полгода пережил свою бывшую супругу — еще одна печальная весть. Почти десять лет назад Кэрол прекратила принимать наши звонки. Она полагала, что это слишком рискованно. Она знает, что мы в безопасности, и этого достаточно. А новостей никаких, говорить-то, собственно, и не о чем — так она считала.

Прибыв в Вашингтон, Диана посетила могилу матери. Больше всего, по ее словам, ее опечалила незавершенность существования Кэрол. Сказуемое без подлежащего, анонимное письмо, превратно понятое из-за отсутствия подписи. «Я скорбела не столько о ней, сколько о том, чем она могла бы стать».

На церемонии похорон И-Ди Диана присутствовала тайком. Прибыло слишком много знавших покойного шишек из администрации, включая министра юстиции и действующего вице-президента. Внимание ее привлекла неизвестная женщина, которая так же внимательно разглядывала Диану. «Я поняла, что она из Четвертых. Интересно, что между нами сразу установился контакт». По окончании службы Диана подошла к этой женщине и спросила, откуда та знала ее отца.

— Я с ним не знакома, — ответила женщина. — Лично не знакома. Я работала в «Перигелион фаундейшн» в дни Джейсона. Я Сильвия Таккер.

Это имя я сразу вспомнил. Сильвия Таккер состояла в команде антропологов. Более открытая и дружелюбная, чем большинство ее коллег, она, вероятно, вызвала доверие у Джейсона.

— Мы обменялись электронными адресами, — сказала Диана. — О Четвертом ни словом не обмолвились, но она тоже поняла, я уверена.

Оживленной переписки они не вели, но иной раз Диана получала от Сильвии многозначительные сообщения, например:

— об аресте по соображениям национальной безопасности исследователя-химика в Денвере, Колорадо;

— о закрытии федеральными властями гериатрической клиники в Мехико-Сити;

— о гибели в пламени пожара профессора социологи Калифорнийского университета; подозревался поджог…

И тому подобное.

Я, разумеется, не хранил списка имен и адресов рассылки, и даже постарался попрочнее забыть эту опасную информацию. Но имена из этих сообщений отдавались в моем черепе набатным звоном.

— Она считает, что правительство открыло охоту на Четвертых.

Месяц мы обсуждали, что делать, если на наш след нападут. Куда бежать, если учитывать, что аппарат безопасности президента распустил щупальца по всей планете?

На вопрос, где лучше всего затеряться, напрашивался лишь один ответ. Южная Азия — та мутная вода, в которой плохо видит любой аппарат безопасности. И мы подготовили паспорта, банковские счета, проработали маршрут, чтобы можно было мгновенно сняться с места и улетучиться.

И вот Диана получила не слишком неожиданное последнее сообщение Сильвии Таккер, единственное слово:

— Бегите.

И мы сбежали.

Вечером, в самолете, задумчиво глядя в иллюминатор на подлете к Палембангу, Диана спросила меня:

— Ты уверен, что готов?

Решение я принял еще в Амстердаме, когда мы осматривались, опасаясь, что за нами увязался хвост, что наши паспорта пометят, что наш багаж арестуют.

— Да. Теперь. Перед переходом.

— Значит, уверен.

— На все сто.

Я преувеличил. Не был я уверен, но желал этого. Желал потерять то, что придется потерять, приобрести то, что можно приобрести.

И вот мы сняли номер на третьем этаже колониального отеля в Паданге, где на нас никто не обращал внимания. Все мы падаем, напомнил я себе, и все куда-то попадаем.

Севернее всего на свете

За полчаса до пересечения черты, через час после наступления темноты, в кают-компании команды мы наткнулись на Эна. Кто-то из команды презентовал ему большой лист коричневатой оберточной бумаги и несколько мелков.

Казалось, он нам обрадовался. Перехода он побаивался. Эн поправил очки, вздрогнул, задев большим пальцем ударенную Джалой щеку, и спросил, на что похож этот переход.

— Да я и сам не знаю, — честно признался я. — Я тоже впервые.

— Мы заметим что-нибудь?

— Моряки говорят, что небо слегка изменится. А о переходе они узнают по стрелке компаса. Она скачком изменит направление на противоположное. И мы сразу услышим гудок. Так что узнаем.

— Так далеко, и так быстро, — сказал Эн: — Интересно.