В мире фантастики и приключений. Выпуск 2 - Станислав Лем

— Я уверен, что мы правильно воспроизвели структуру живой клетки. Теперь ее нужно только запустить!

— Как?

— В нее нужно ввести информацию.

— Как?

— Точно теми же путями, какими мы ее выводим из живой клетки. Нужно запустить искусственно построенный биологический механизм электрическими сигналами от естественной, живой клетки. При помощи микроэлектродов мы выводим импульсы самоуправления на осциллограф, чтобы их видеть. Давайте эти самые импульсы при помощи тех же микроэлектродов введем в наше искусственное микроскопическое создание… Помните научно-популярный фильм «Сердце лечит сердце»? Электрические сигналы здорового сердца по проводам передаются больному сердцу… И оно, больное сердце, обретает нормальный ритм жизни…

— Пошли в лабораторию.

То, что происходило в период с пяти часов утра до девяти, невозможно описать. Это был взрыв энергии, яростный поток, проломивший брешь в плотине, исступление двух фанатиков. За все время мы не произнесли ни единого слова, хотя каждый из нас в любой момент понимал, что нужно делать. Карпов извлек из термостата образцы искусственных клеток. Я рядом поставил живой препарат. Он установил стекло на предметном столике телемикроскопа, я приладил микроэлектроды. Он посмотрел мне в глаза. Понятно! Нужно вывести потенциалы живой клетки через усилитель. Есть усилитель. Напряжение? Есть напряжение. Включить экран телевизора? Есть экран. Ток? Есть, ток…

Мы уставились в темные контуры безжизненной клетки. Я увеличил яркость экрана. Вот она, серая лепешка с искусственно воссозданной структурой. Комочек грязи, кусочек неподвижной слизи… Два микроэлектрода касались ее оболочки и ядра.

Карнов положил дрожащую руку на верньер усилителя и начал подавать на безжизненный комок потенциал, тот самый, который непрерывно, цикл за циклом, возникал в живой клетке…

Нет, это было не чудо. Это было именно то, чего ждали тысячи умов, верящих в возможность искусственно созданной жизни. Именно так должна была вначале глубоко вздохнуть просыпающаяся клетка. Именно так должны перераспределиться внутри темные и светлые зерна. Ядро обязательно должно округлиться. Возле него сама по себе должна возникнуть ажурная ткань митахондрий. Оболочка должна стать более тонкой и прозрачной…

Клетка оживала не наших глазах. Да, это правильное слово. Оживала под воздействием ритма, введенного в неё извне. Искусственно построенная машина заводилась от машины живой…

Когда клетка стала совершенно прозрачной и задвигалась, профессор Карнов выдернул из нее микроэлектроды. Теперь она существует без посторонней помощи. Существует!

Я быстро капнул на нее теплый бульон. И она стала расти! Набухать! Митоз! Ура!

— Смотрите, делится… — услышал я шепот сзади себя. Мы не заметили, как в лаборатории стало совсем светло и как вокруг нас собрались сотрудники. Они долго молча следили за нашей работой, понимая ее сокровенный смысл. И теперь, когда искусственно созданное микроскопическое существо зажило своей собственной жизнью, они не выдержали:

— Ребята, смотрите, делится! Живет! Живет самым настоящим образом!

До этого я никогда не видел, чтобы ученый плакал… По-моему, сейчас плакали все. Валя Грибанова плакала навзрыд. Крупные слезы ползли по щекам серьезного и сосредоточенного Володи Кабанова. Кто-то из ребят протянул мне носовой платок.

Опыт был повторен несколько десятков раз, и каждый раз успешно. Его проделал каждый, потому что каждый хотел собственными руками создать кусочек жизни.

На следующий день после знаменательного события, когда я проходил сквозь толпу институтских работников, меня остановил Володя Кабанов.

— К Анне собираешься?

— Немедленно! А как же! Ведь это ей мы так обязаны!

— Никуда ты не пойдешь.

— Не понимаю, Володя.

— А тут и понимать нечего. Ей меньше всего нужны сейчас твои цветы и поздравления. Она очень плоха. Пошли в кабинет директора, там заседание ученого совета.

На ученый совет, кроме сотрудников нашего института, прибыли два представителя Академии медицинских наук и доктор Филимонов. Заседание открыл директор:

— Товарищи! О событии, которое совершилось вчера в этих стенах, мы еще поговорить успеем. Время терпит. Речь идет о другом. Необходимо сделанное открытие срочно использовать для спасения человеческой жизни. Сообщение по этому поводу сделает профессор Карнов. Прошу вас, Георгий Алексеевич.

— Мы сейчас располагаем средствами создать нейроны спинного мозга, поражение которых обусловило фатальное состояние Анны Зориной. Меня поправят специалисты, но мне дело представляется следующим образом. Нам нужны точные гистологические и цитологические данные о клетках, которые составляют основу нервного центра, регулирующего питание сердечной мышцы. Затем мы должны иметь материал для изготовления этих клеток. Мы должны точно знать, какую информацию эти клетки посылают к сердцу. Хирург должен произвести операцию и трансплантировать в нужном месте искусственно созданную нервную ткань.

Карнов сел. Сразу же после него выступил представитель академии.

— Точные гистологические и цитологические данные мы вам представим немедленно. Сложнее с информацией, которая регулирует деятельность сердечной мышцы. Кто согласится на такую операцию, как введение электродов? Это должна быть девушка, максимально похожая по биологическим признакам на Зорину.

— А как это узнать?

— Нужно произвести тщательные анализы и выбрать из многих такую, которая больше всего подойдет по группе крови, группе ткани и так далее.

В час дня, когда из Травматологического института прибыла спинномозговая ткань и точные микроскопические снимки клеток регулирующего центра, Володя Кабанов собрал открытое партийно-комсомольокое собрание.

— Жизнь нашей подруги, молодого ученого Анны Зориной, в опасности. Разработан новый метод ее лечения. Необходима девушка, которая бы добровольно решилась на одно неприятное медицинское исследование. Вот все.

Несколько секунд тягостного молчания. Затем к столу подходит молоденькая лаборантка из отдела физиологии растений.

— Я.

— И я.

Это была секретарь-машинистка директора.

— Запишите меня тоже, — сказала наша буфетчица, Нина Савельева.

— Да что говорить, девчата, все пойдем, правда?

— Правда. Зачем терять время на какие-то записи? Куда идти?

Через минуту в зале никого не было.

А в это время в нашей лаборатории кипела работа. Пели центрифуги, гудели генераторы, аналитики пропускали жидкости через ионообменные и хроматографические колонки, выделялись вещества. И все это в стерильных кварцевых боксах передавалось главному исполнителю работы, Вале Грибановой.