Кровь и память - Фиона Макинтош

— Я до сих пор официально не выразила вам свои соболезнования, — сказала Валентина и взяла его за руку.

— Я счастлив тем, что успел увидеть мать в последнее минуты ее жизни, — признался юноша. — Это единственное, что я смог сделать ради светлой памяти моих погибших братьев и отца.

— Прошу вас, только не терзайте себя мрачными мыслями, — сказала королева. — Я не понаслышке знаю, что это такое. Умерших этим не вернешь. Вы должны продолжить дело отца с того самого места, где остановился он.

— Так же, как и вы, ваше величество, — улыбнулся Крис.

От него не ускользнула скорбь, которую Валентина попыталась скрыть за ответной улыбкой. Внезапно, у него возникло ощущение, будто сейчас кроме них в комнате нет никого, только он и Валентина.

— Вы правы. Но это нелегко, слишком велика ответственность. Нельзя допускать ошибки, и в то же время нужно уметь прощать себя в том случае, если ты их допустил. И вот еще что, Крис. Всегда следуйте вашему внутреннему голосу. Я не сомневаюсь, что родители учили вас не пасовать перед трудностями. Мой отец учил меня тому же самому. Знание жизни дается нелегко, но я уверена, что мы с вами готовы к любым поворотам судьбы.

Похоже, Валентина хорошо знала, что и когда говорить и какие советы давать. Ее слова придали Крису уверенность в собственных силах, помогли заглушить предательский голос сомнения, нашептывавший ему крамольные мысли.

— Спасибо, — поблагодарил он королеву, сожалея о том, что не может ее поцеловать, причем не только из чувства благодарности за проявленное сочувствие. Тот же самый голос тотчас посоветовал ему выбросить из головы эту мысль.

— Не стоит благодарности, — отозвалась Валентина. — Что бы ни случилось, Бриавель всегда останется другом герцогству Фелроти.

Взбодрив этим обещанием упавший было дух новоявленного герцога, королева Бриавеля выпустила руку Криса и приказала подавать завтрак. Она решила воспользоваться представившейся возможностью встретиться с подданными, а заодно извиниться за то, что нагрянула к ним без предупреждения.

Ее предложение подкрепиться привело окружающих в бурный восторг. Бриавельцам было известно, что, несмотря на стройность фигуры, их королева отличается прекрасным аппетитом. Особенно ее любили за это простые солдаты, охранявшие дворец; Валентина нередко по вечерам прогуливалась по верху крепостной стены и неизменно интересовалась тем, что они получают на ужин. Стражники с нескрываемым удовольствием отвечали на ее вопросы, радовались каждому куску, съеденному королевой, каждой выпитой ее величеством кружке эля. Валентина всегда держалась естественно, а интерес к простым людям был лишен притворства. Королева относилась к окружающим так, что те чувствовали себя удивительно легко в ее присутствии. При этом она ни на мгновение не теряла королевского величия и врожденной грации движений.

Немного позже, сев завтракать, Валентина и Крис заговорили о том, что Аледа успела поведать лекарю Герильду.

— Укрытие, время нападения на замок — все сходится, — сказал Крис. — Да и местность там такова, что убийцы могли легко найти яму и спрятать тела своих жертв, а потом сжечь их, чтобы замести следы. — Он не стал рассказывать о том, что неподалеку оттого места было спрятано тело Фарил из Кумба.

— Вы уверены, что это дело рук короля Моргравии? — спросила Валентина.

— Меня там не было, ваше величество, и поэтому я не смею утверждать это с полной уверенностью. Однако многое наводит меня на мысль о том, что эти ужасные события — звенья одной цепи жестокого замысла короля Селимуса устранить всех, кто так или иначе угрожает его могуществу. Но надо быть настоящим безумцем, чтобы опасаться моего отца — нет герцогства более преданною короне, чем Фелроти, за исключением, пожалуй, Аргорна. И все же Селимус уничтожил двух самых преданных ему людей — одного на севере, другого — на юге. Ему кажется, будто теперь он сможет спать спокойно, но он ошибается. Я выступлю в поход, но на этот раз не на защиту короля, а против него.

И против меня, подумала Валентина, если я стану женой Селимуса.

— Значит, ваша дорогая матушка — простите, что вновь вспоминаю о ней, — захватила с собой останки вашего брата, — произнесла она вслух. — Как же они попали в ваш дом?

— Илена привезла их из Риттилуорта. Голову брата оставил в монастыре человек по имени Ромен Корелди. — Крис догадался, что это имя знакомо королеве. — Вам что-нибудь известно о нем?

Валентина кивнула.

— О да. Он мертв и теперь от него никакой пользы. — Королева попыталась придать голосу небрежность, однако ей это плохо удалось. — Я благодарна ему за спасение Илены Тирск.

Крис не осмелился рассказать королеве о дальнейшей судьбе Илены.

— Как вы думаете, Крис, где она сейчас? Вы говорили, что какое-то время она оставалась в доме вашей семьи в Тентердине.

Ложь легко соскользнула с языка Криса.

— Человек по имени Аремис Фарроу забрал ее из замка примерно в то же самое время, когда оттуда уехали мы с Элспит. Этот Фарроу — гренадинец. Он, по всей видимости, хорошо знаком с Корелди. — От Криса не скрылось, что на лице королевы возникло задумчивое выражение, и, зная, какой вопрос она задаст следующим, он быстро продолжил: — Очевидно, Корелди велел ему найти Илену в Риттилуорте. — Для пущей убедительности молодой человек даже пожал плечами. — Мне думается, что, став свидетелем случившегося в монастыре, он отправился за ней в Тентердин. Возможно, Корелди где-то проболтался, что она вышла замуж за одного из Доналов.

— А куда этот Аремис мог увезти ее?

— Он предупредил, что если кому-нибудь из нас станет известно о том, куда они направились, Селимус непременно постарается это выведать и вышлет за ними погоню, и тогда их непременно убьют.

— А он прав, этот ваш Аремис, — кивнула, соглашаясь, королева — ей вспомнилась записка, которую передала Элспит. Увы, ее мысли оборвал голос, вмешавшийся в их разговор.

— Думаю, нам не следует делать излишне поспешные выводы, ваше величество, — откашлявшись, произнес Лайрик.

— Это почему же? — удивилась Валентина. — Как же вы можете смотреть мне в глаза, Лайрик, и говорить прямо противоположное о человеке, за которого я собралась замуж? — Сказала, и тотчас пожалела о своей язвительности; нехорошо унижать славного человека в присутствии иностранцев, тем более моргравийцев. — Извините меня, генерал Лайрик, — поспешила она загладить оплошность. — Конечно же, вы правы. Нельзя торопиться с выводами, нужно еще многое обдумать и проверить.

Однако сказанного не вернуть. Лицо старого солдата приняло обиженное выражение, в душе он явно не принял монарших извинений. Поняв, что обиду не излечить, Валентина поднялась с кресла.