Пир стервятников - Джордж Мартин

— Хорошо… я пойду, если вы так хотите. Я только… — Нельзя отказывать мейстеру, думал он. Заодно и Дареона поищу там, возле Мусорной Заводи. Да. Найду его, и мы вместе пойдем к причалам, а потом купим еды, и вина, и дров. Разведем огонь, состряпаем что-нибудь горячее… Сэм встал. — Все, я пошел. С вами останется Лилли. Запри за мной дверь, хорошо? — Неведомый ждет за дверью…

Лилли, с ребенком на руках и полными слез глазами, кивнула. Сейчас опять расплачется, не иначе. Сэм не мог больше выносить ее слез. Его меч висел на стене рядом со старым надтреснутым рогом, который подарил ему Джон. Сэм подпоясался, завернулся в свой черный шерстяной плащ и спустился по деревянной скрипучей лестнице. Одна дверь гостиницы выходила на улицу, другая — на канал. Сэм вышел в первую, чтобы не проходить через общую залу и не видеть кислой мины, которой хозяин встречал неугодных ему постояльцев.

Ночь была холодная, но далеко не столь туманная, как многие до нее. И на том спасибо. Туман в Браавосе порой сгущается так, что человек собственных ног не видит. Однажды Сэм из-за этого чуть в канал не свалился.

Мальчиком, читая историю Браавоса, он мечтал побывать здесь. Мечтал увидеть, как встает из моря грозный Титан, покататься на узкой лодке мимо дворцов и храмов, увидеть водяных плясунов, сверкающих клинками при свете звезд. Теперь, когда эта мечта сбылась, ему не терпелось уехать отсюда.

Подняв капюшон, он зашагал по булыжнику к Мусорной Заводи. Пояс с мечом сползал, и Сэм то и дело подтягивал его на ходу. Во избежание опасных встреч он выбирал самые узкие и темные улицы, но каждый бродячий кот заставлял его вздрагивать… а кошек в Браавосе полным-полно. Надо найти Дареона. Вдвоем они как-нибудь разберутся, что делать дальше. Мейстера покинули силы, Лилли убита горем и ничего не соображает, но Дареон — брат Ночного Дозора. Не нужно думать о нем плохо — может, он не возвращается потому, что обижен на Сэма. Или лежит зарезанный где-нибудь в переулке, или плавает лицом вниз в одном из каналов. Ночью по городу расхаживают убийцы-брави в разноцветных одеждах, ища работу для своих тонких клинков. Они начинают драку по любому поводу или вовсе без повода, а Дареон вспыльчив и остер на язык, особенно когда выпьет. Однако, хоть он и поет о великих битвах, это еще не делает его воином.

Лучшие в городе гостиницы и питейные заведения располагались вокруг Пурпурной гавани и Лунного пруда, но Дареон предпочитал Мусорную, где на общем языке говорило больше народу. Сэм начал свои розыски с «Зеленого угря», «Черного лодочника» и «У Морогго», где Дареон уже пел раньше. Там он певца не нашел. У «Дома тумана» дожидались клиентов змеи-лодки. Сэм попытался расспросить лодочников, не видел ли кто певца, одетого в черное, но они не понимали его валирийского — или не хотели понять. Он заглянул в грязный подвальчик под второй аркой моста Наббо, где едва помещались десять человек, но Дареона и там не было. Сэм попытал счастья в «Изгоях», «Семи лампадах», в борделе под названием «Кошкин дом» — там он встретил странные взгляды, но помощи не обрел.

Выходя, он чуть не столкнулся под красным фонарем заведения с двумя молодыми людьми — темноволосым и белокурым. Темный сказал что-то по-браавосски.

— Извините, не понимаю, — ответил Сэм, пятясь от них. В Семи Королевствах знать носит бархат и цветные шелка, а простой народ — бурую домотканую шерсть и холстину. В Браавосе все наоборот. Наемные убийцы щеголяют словно павлины, а знать ходит в сером, лиловом, темно-синем и черном.

— Мой друг Терро говорит, что на тебя смотреть противно, такой ты жирный, — пояснил на общем языке светловолосый в камзоле, сшитом наполовину из зеленого бархата, наполовину из серебряной парчи. — А твой меч так дребезжит, что у моего друга болит голова. — Другой, этот самый Терро, одетый в винно-красный камзол и желтый плащ, добавил что-то на браавосском. — Еще Терро говорит, что ты одет не по званию. Разве ты лорд, чтобы носить черное?

Сэму хотелось убежать, но он боялся запутаться в собственном поясе. Главное, меч не трогать. Такие, как эти двое, малейшее прикосновение к рукояти воспринимают как вызов. Надо найти какие-то слова, чтобы их успокоить.

— Нет, — только и пришло ему в голову, — не лорд.

— Конечно, не лорд, — сказал чей-то детский голос. — Он из Ночного Дозора. Из Вестероса. — На свет, толкая перед собой тачку с раковинами, вышла девочка — тощенькая, в больших сапогах, с копной грязных волос. — Там, в «Счастливом порту», есть еще один такой же — он поет для Морячки. Если они спросят, кто самая прекрасная женщина на свете, говори, что Соловушка, — посоветовала она Сэму, — не то они тебя вызовут. Может, мидий у меня купишь? Устрицы я все продала.

— У меня денег нет, — сказал Сэм.

— Ишь ты, денег нет, — засмеялся белокурый. Темный опять произнес что-то по-браавосски, и светлый перевел: — Мой друг Терро замерз. Будь так добр, толстячок, отдай ему свой плащ.

— Не вздумай, — снова вмешалась девочка. — Потом они попросят тебя снять сапоги, и скоро ты останешься голый.

— Котят, которые мяукают чересчур громко, топят в канале, — предупредил белокурый.

— Котята царапаются. — В ее левой руке вдруг появился нож, тонкий, как и она сама. Терро сказал что-то своему другу, и они ушли, пересмеиваясь.

— Спасибо, — сказал Сэм. Девочка спрятала нож.

— Если ты ночью ходишь с мечом, значит, тебя можно вызвать. Может, ты сам хотел с ними подраться?

— Нет. — Это вышло у Сэма так визгливо, что он поморщился.

— Ты правда из Ночного Дозора? Никогда еще не видела таких черных братьев, как ты. Если хочешь, можешь забрать у меня остатки. Покупателей все равно не будет — темно уже. К Стене собираешься ехать?

— Нет, в Старомест. — Сэм взял запеченную в золе раковину, раскрыл ее и жадно проглотил содержимое. — Тут мы проездом. — Мясо моллюска ему понравилось, и он съел еще одного.

— Безоружных брави никогда не задевают, даже такие верблюжьи какашки, как Терро и Орбело.

— Ты кто?

— Никто. — От нее пахло рыбой. — Раньше была кем-то, а теперь стала никем. Можешь звать меня Кошкой-Кет, если хочешь. А ты кто?

— Сэмвел из дома Тарли. Ты хорошо говоришь на общем.

— Мой отец был мастером над гребцами на «Нимерии». Как-то он сказал на улице, что моя мать красивее, чем Соловей, и его убили за это. Не эти верблюжьи какашки, а настоящий браво. Когда-нибудь я горло ему перережу. Капитан не оставил меня на борту, ссадил на берег, а Бруско принял к себе. Теперь я хожу с его тачкой. А ты на какой корабль хочешь сесть?

— Мы оплатили проезд на «Леди Ашеноре».