Эон - Грег Бир

– Я готова.

– Это будет не больно, никаких ощущений, – сказал он.

– Ну, так или иначе, я готова.

Она сжала руку Лэньера и отпустила ее. Он отступил назад.

Сетка натянулась, и Патриция вздрогнула; давление было не болезненным, но, тем не менее, сильным. Лэньер сочувственно кивнул, но не двинулся с места. Прешиент Ойю подошла и положила руку ему на плечо.

– Она несет в себе часть нашей мечты. Не беспокойтесь.

Лэньер, прищурившись, посмотрел на сенатора.

Патриция, казалось, сосредоточилась, зажмурив глаза. Лэньер ощутил странное очарование. Отсутствовали звуки, внешне проявления – просто шла передача чего-то, заимствование, копирование.

Она открыла глаза и повернула к нему голову.

Сетка сама снялась с головы.

– Я в полном порядке. – Патриция села. – Не чувствую никакой разницы.

– Потребуется несколько часов, чтобы комбинация созрела, – сказал Ольми. – Затем Корженовский снова будет с нами.

– У него будет тело? – спросил Лэньер. Патриция встала рядом с ним.

– Он будет находиться внутри робота, пока ему не сделают тело, – сказал Ольми. – Однако он может изобразить свой собственный облик. Это – один из признаков полного восстановления.

Патриция снова взяла Лэньера за руку и крепко сжала ее.

– Спасибо, – сказала она.

– За что спасибо, ради всего святого?

– За смелость.

Лэньер изумленно уставился на нее.

Патриция, Лэньер и Ольми последовали за медицинским роботом в помещение, где они ночевали. Ольми решил, что будет лучше, если первые впечатления Корженовский получит в относительно знакомой обстановке – нормальная комната, небогато обставленная и без большого скопления людей – или нелюдей. Рю Ойю и Йетс согласились.

– Кроме того, – сказал Смотритель Ворот, – вы ждали этого момента пять веков. Это в значительно большей степени, ваш момент, чем наш.

В комнате, помедлив пятнадцать минут, Ольми приказал роботу показать процесс формирования содержавшейся в нем личности. Патриция поднесла руку ко рту, когда перед ними появилось изображение.

Изображение было сильно размытым, одна половина тела была большой и луковицеобразной, другая же совсем крошечной, почти невидимой. Оно не было твердым, некоторые части – сплошные, а другие прозрачные. Цвет его был большей частью голубым. Вытянутая голова, казалось, разглядывала всех, переводя взгляд с лица на лицо.

– Не беспокойтесь, – предупредил Ольми. – Осознание формы тела формируется последним.

В течение нескольких минут, почти незаметно для глаз, искажения исчезли. Цвет из голубого стал более естественным, а прозрачные участки заполнились.

Когда формирование изображения завершилось, Ольми с удовлетворением отметил, что оно соответствует внешности, которую Инженер когда-то выбрал для официальных портретных миниатюр: стройный темноволосый мужчина среднего роста, с острым длинным носом, пронзительными веселыми черными глазами и кожей цвета светлого кофе.

Ольми все еще искал отклонения. Таинство, наложенное на составляющие личности, хотя и близкое к оригиналу Корженовского, было неточным. Однако этого хватало, чтобы вернуть Инженера в полное сознание, и сознание это должно было состоять из сливших вместе частичных составляющих, чтобы близко воспроизвести личность, которая была стерта – убита – еще до рождения Ольми.

– Добро пожаловать, – громко сказал Ольми.

Изображение пристально разглядывало их, затем попыталось заговорить. Его губы двигались, но не было слышно ни звука. Изображение внезапно подернулось рябью, а когда снова стало устойчивым, сказало:

– Я вас знаю. Я чувствую себя значительно лучше – совсем по-другому. Меня восстановили?

– Настолько, насколько смогли, – ответил Ольми.

– Я так мало помню – словно дурные сны. Вы были ребенком… когда мы впервые встретились.

Ольми почувствовал, как в нем нарастает еще одно чувство, которое Рам Кикура могла бы назвать атавизмом.

– Пятилетним мальчиком, – уточнил он.

Он хорошо помнил, как впервые нашел дубля Инженера в памяти их квартиры, помнил, как испугался и поразился, увидев человека, который был столь знаменит – и мертв.

– Как долго я был неполон, мертв или как это называется?

– Пять веков.

Восклицание Инженера могло бы показаться необычайно грубым в его время; для Ольми же оно было архаичным и забавным.

– Зачем меня вернули? Наверняка всем без меня только лучше.

– О, нет. – Ольми был искренен. – Это большая честь для нас – вернуть вас к жизни.

– Я, должно быть, полностью устарел.

– Мы можем исправить это за несколько часов.

– Я не чувствую себя… завершенным. Почему?

– Вам нужно созреть – восстановление еще продолжается. У вас нет собственного тела. Вы находитесь внутри медицинского робота.

Снова восклицание, еще более крепкое.

– Я отстал от времени. Только умственный карлик может поместиться внутри самого совершенного робота… – Изображение наклонило голову, исподлобья вопросительно разглядывая Ольми. – Я был поврежден, верно?

– Да.

– Чего не хватает?

– Таинства. Мы вынуждены были работать только с дублями.

– Чье Таинство его заменило?

Ольми показал на Патрицию.

– Спасибо, – сказал Корженовский после секундной паузы.

– Добро пожаловать. – Тон Патриции был неубедительным.

– Вы мне знакомы… Я видел вас раньше.

– Это Патриция Луиза Васкес, – ответил Ольми.

На лице Корженовского появилось выражение недоверчивости. Изображение протянуло руку Патриции. Она пожала ее, более не удивляясь твердости и теплоте изображения.

– Та самая Патриция Луиза Васкес?

– Та самая и единственная, – подтвердила она.

Изображение Корженовского с легкой ухмылкой откинуло голову назад.

– Мне чертовски много предстоит еще узнать.

Он отпустил руку Патриции, вполголоса извинившись, затем взял протянутую руку Лэньера и пожал ее коротко, твердо, но не настойчиво.

Лэньер испытывал благоговейный трепет перед человеком, который спроектировал коридор.

– У меня есть маленькая… я не знаю, что это – статуэтка, голограмма, что-то еще, – изображающая вас. У меня в столе. Вы были загадкой для меня многие годы… – Гарри понял, что лепечет какую-то чушь. – Мы с Земли, – внезапно закончил он.

Выражение лица Инженера не поддавалось описанию.

– Где мы? – спросил он.

– На Пути, у отметки один и три экс девять, – ответил Ольми.

– Где Пушинка?

– На орбите около Земли и Луны.

– Какой сейчас год?

– 2005, – сказала Патриция.

– Это год Путешествия? – с надеждой спросил Корженевский.